Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

– Я не хочу обращать вашего внимания на то, что если бы господин д’Эрбле захотел стать убийцей, то он мог просто убить ваше величество сегодня утром в Сенарском лесу, и все было бы кончено.

Король вздрогнул.

– Выстрел в голову, – продолжал Фуке, – и лицо Людовика Четырнадцатого, ставшее неузнаваемым, принесло бы вечное прощение господину д’Эрбле.

Король побледнел от ужаса, представив себе опасность, которой он избежал.

– Если бы господин д’Эрбле, – продолжал Фуке, – был убийцей, он не стал бы мне рассказывать свой план, чтобы преуспеть. Избавившись от настоящего короля, он делал невозможным разоблачение поддельного короля. Если бы узурпатор был узнан даже Анной Австрийской, он все равно остался бы для нее сыном. А для совести господина д’Эрбле узурпатор был бы королем, сыном Людовика Тринадцатого. К тому же заговорщик получил бы безопасность, тайну, безнаказанность. Один выстрел давал ему все это. Подарите ему прощение, ваше величество, во имя вашего спасения!

Но король ничуть не растрогался великодушием Арамиса, напротив, почувствовал себя глубоко униженным. Его неукротимая гордость не могла смириться с мыслью, что какой-то человек держал в своих руках нить королевской жизни. Каждое слово Фуке вливало новую каплю яда в уже изъязвленное сердце Людовика XIV. Поэтому ничто не могло умилостивить его, и он резко сказал Фуке:

– Я, право, не понимаю, сударь, почему вы просите у меня помилования этих людей. Зачем просить то, что можешь получить без просьб?

– Я вас не понимаю, ваше величество.

– Это очень просто. Где я?

– В Бастилии.

– Да, в темнице. Меня считают сумасшедшим, не так ли?

– Да, ваше величество.

– И все здесь знают лишь Марчиали?

– Да, только Марчиали.

– В таком случае, оставьте все как есть. Предоставьте сумасшедшему гнить в темнице, и господам д’Эрбле и дю Валлону не понадобится мое прощение. Их новый король простит им.

– Напрасно вы оскорбляете меня, ваше величество, – сухо ответил Фуке. – Если бы я хотел возвести на трон нового короля, как вы считаете, мне бы не нужно было врываться силой в Бастилию, чтобы извлечь вас отсюда. Это не имело бы никакого смысла. У вашего величества ум помутился от гнева. Иначе вы не стали бы оскорблять вашего слугу, оказавшего вам столь значительную услугу.

Людовик понял, что зашел слишком далеко и что ворота Бастилии еще не открылись перед ним, в то время как понемногу открывались шлюзы, которыми великодушный Фуке сдерживал свой гнев.

– Я это сказал не для того, чтобы вас оскорбить, сударь, – сказал он. – Вы обращаетесь ко мне с просьбой о помиловании, и я отвечаю вам по совести; хотя, я полагаю, виновные, о которых мы говорим, не заслуживают ни помилования, ни прощения.

Фуке ничего не ответил.

– То, что я делаю, – добавил король, – так же великодушно, как то, что вы сделали, и даже великодушнее, потому что я в вашей власти, и вы мне ставите условия, от которых может зависеть моя свобода и моя жизнь. И отказать – значит пожертвовать ими.

– Я действительно не прав, – отвечал Фуке. – Да, я был похож на человека, вымогающего милость; я в этом раскаиваюсь и прошу прощения у вашего величества.

– Вы прощены, дорогой господин Фуке, – сказал король с улыбкой, которая осветила его лицо, измученное столькими переживаниями.

– Я получил прощение, – продолжал упрямо министр, – а господа д’Эрбле и дю Валлон?

– Они никогда его не получат, пока я буду жив, – отвечал неумолимый король. – Будьте добры, никогда больше об этом мне не говорить.

– Я повинуюсь вашему величеству.

– И вы не сохраните против меня досады?

– О нет, ваше величество, так как я это предвидел и принял кое-какие меры.

– Что вы хотите этим сказать?

– Господин д’Эрбле вверил себя в мои руки, господин д’Эрбле дал мне счастье спасти моего короля и мою родину. Я не мог осудить господина д’Эрбле на смерть. Я также не мог подвергнуть его законнейшему гневу вашего величества. Это было бы все равно, что самому убить его.

– Что же вы сделали?

– Я предоставил господину д’Эрбле своих лучших лошадей, и они опередили на четыре часа всех тех, которых ваше величество сможет послать за ними в погоню.

– Пусть так! – пробормотал король. – Свет достаточно велик, чтобы мои слуги успели наверстать те четыре часа, которые вы подарили господину д’Эрбле.

– Даря ему эти четыре часа, я знал, что дарю ему жизнь. И он сохранит ее.

– Как так?

– После хорошей езды, опережая на четыре часа ваших мушкетеров, он достигнет моего замка Бель-Иль, который я ему предоставил как убежище.

– Вы забыли, что подарили мне Бель-Иль.

– Не для того, чтоб там арестовывать моих гостей.

– Значит, вы его отнимаете у меня?

– Для этого – да, ваше величество.

– Мои мушкетеры займут его, вот и все.

– Ни ваши мушкетеры, ни даже ваша армия, ваше величество, – холодно сказал Фуке. – Бель-Иль неприступен.

Король позеленел, и в его глазах сверкнула молния. Фуке почувствовал, что он погиб, но он был не из тех людей, которые отступают, когда их зовет голос чести. Он выдержал злобный взгляд короля. Людовик подавил свое бешенство и после некоторого молчания сказал:

– Мы едем в Во?

– Я жду приказаний вашего величества, – ответил Фуке, низко кланяясь, – но мне кажется, что вашему величеству необходимо переменить одежду, прежде чем предстать перед вашим двором.

– Мы заедем в Лувр. Идем.

И они прошли мимо растерянного Безмо, который увидел еще раз, как выходил Марчиали. Комендант в ужасе рвал на себе последние волосы.

Правда, Фуке дал ему расписку, на которой король написал: «Видел и одобряю. Людовик».

Безмо, не способный больше связать и двух мыслей, в ответ на это ударил изо всей силы кулаком по собственной голове.

V

Самозваный король