Бастард де Молеон

После этого Мюзарон вонзил кинжал в бок коню, который перескочил через вал и стремительным галопом, громко стуча копытами, понесся по каменистой равнине.

Дон Педро отбивался с отчаянной силой.

– Берегитесь, – шепнул ему на ухо Аженор, – если вы будете шуметь, я буду вынужден убить вас.

Дону Педро удалось едва слышно прохрипеть:

– Я король, обходитесь со мной по-рыцарски.

– Мне отлично известно, что вы король, – ответил Аженор, – поэтому я и ждал вас здесь. Даю слово рыцаря, что с вами будут обходиться достойно.

Он взвалил короля на свои мощные плечи и, перебравшись с этой ношей через линию укреплений, попал в окружение ликующих офицеров.

– Тихо! Тихо! – попросил Аженор. – Не надо шума, господа, не кричите! Я выполнил приказ коннетабля, не мешайте мне заняться своими делами.

Он принес своего пленника в палатку Виллана Заики, который обнял и нежно расцеловал Аженора.

– Скорее! Живо послать гонцов к королю, который стоит под Толедо! – распорядился Виллан Заика. – Выслать гонцов к коннетаблю, который ведет бои, и сообщить ему, что войне пришел конец.

XXIV. Затруднение

Лагерь бретонцев всю ночь упивался победой; дон Педро терзался страшными предчувствиями; гонцы, взяв самых быстрых коней армии, отправились к дону Энрике и коннетаблю.

Аженор провел ночь рядом с пленником, который угрюмо молчал, отвергая любые слова утешения, не принимая никаких знаков внимания.

Держать связанным короля или полководца считалось непозволительным: поэтому пленника, заставив дать слово дворянина, что он не попытается бежать, развязали.

– Но мы-то знаем, чего стоит слово короля дона Педро, – сказал Виллан Заика своим офицерам. – Усильте охрану, окружите палатку солдатами, чтобы он даже не помышлял о бегстве.

Коннетабля отыскали в трех льё от Монтеля; он, словно стада, гнал перед собой остатки разбитой накануне вражеской армии и, беря пленных, за которых можно было получить богатый выкуп, закреплял победу, одержанную в тот памятный день.

Толедцы отказались впустить в город даже своих побежденных союзников; горожане очень боялись обмана, к которому прибегали все в те варварские времена, когда хитростью брали столько же крепостей, сколько и силой.

Как только коннетаблю сообщили новость, он вскричал:

– Этот Молеон оказался умнее нас всех.

И с неописуемой радостью погнал коня в сторону Монтеля.

Рассвет уже посеребрил вершины гор, когда коннетабль прибыл в лагерь и заключил в свои объятья Молеона, которого его триумф не лишил скромности.

– Благодарю, мессир, за ваше доблестное упорство и вашу проницательность, – сказал коннетабль. – Где пленник?

– В палатке Виллана Заики, – ответил Молеон, – но он спит или прикидывается спящим.

– Я не желаю его видеть, – сказал Бертран. – Необходимо, чтобы первым человеком, с кем будет говорить дон Педро, был Энрике, его победитель и повелитель. Охрану поставили надежную? Некоторым злодеям, чтобы оказаться на свободе, стоит лишь обратить истовую молитву дьяволу.

– Палатку окружают тридцать рыцарей, мессир, – ответил Аженор. – Дон Педро не вырвется, разве что бес поднимет его за волосы, как поднял в древности пророка Аввакума,[191 - Аввакум (Хавакум) – древнееврейский пророк; автор одной из книг Библии. Мадрониос (точнее мадрона) – земляничное дерево, род вечнозеленых растений из семейства вересковых; небольшие деревья или кустарники с мучнистыми ягодами, похожими на землянику; произрастают в Южной Европе и Северной Африке.] да и то мы увидим его…

– А я пошлю вдогонку стрелу из арбалета, которая доставит его в ад быстрее, чем ангел тьмы, – закончил Мюзарон.

– Пусть мне поставят походную кровать перед палаткой, – приказал коннетабль. – Я вместе с другими хочу охранять пленника, чтобы лично представить его дону Энрике.

Приказ коннетабля был исполнен: его походная кровать, из досок и сухого вереска, была поставлена у самого входа в палатку.

– Кстати, он ведь почти басурман и может покончить с собой, – заметил Бертран. – Оружие у него отобрали?

– Мы не посмели, сеньор, он ведь особа неприкосновенная и был провозглашен королем перед алтарем Господним.

– Это справедливо. Кстати, до первых приказов дона Энрике мы обязаны относиться к нему со всем почтением и благорасположением.

– Вы убедились, ваша милость, – спросил Аженор, – как нагло лгал тот испанец, когда уверял вас, что дона Педро нет в Монтеле.

– Поэтому мы повесим этого испанца, а заодно и весь гарнизон, – спокойно заметил Виллан Заика. – Солгав, он освободил нашего коннетабля от данного им слова.

– Ваша милость, солдаты ни в чем не виноваты, когда исполняют приказы командира, – живо возразил Аженор. – Кстати, если они сдадутся в плен, то вы совершите убийство, а если не сдадутся, то нам их не взять.

– Мы их уморим голодом, – заметил коннетабль. Мысль о том, что Аисса погибнет от голода, вывела Молеона за рамки его природной скромности.

– Нет, господа! – воскликнул он. – Вы не совершите такой жестокости!

– Мы накажем ложь и вероломство. Разве нас не должно радовать, что эта ложь дает возможность покарать сарацина Мотриля. Я отправлю парламентера к этому негодяю с известием, что дон Педро пойман; если он был взят в плен, значит, он находился в Монтеле. Следовательно, мне солгали, но, в назидание всем обманщикам, гарнизон, если он сдастся, будет казнен, а если не сдастся, то будет обречен на голодную смерть.

– И донья Аисса?! – воскликнул Молеон, бледный от беспокойства за возлюбленную.

– Женщин, разумеется, мы пощадим, – ответил Дюгеклен, – ибо проклят тот воин, кто не щадит стариков, младенцев и женщин!

– Но Мотриль не пощадит Аиссу, ваша милость, ведь это значит отдать ее другому… Вы его не знаете, он убьет Аиссу… Мессир, вы обещали дать мне все, что я у вас попрошу, и я молю вас сохранить жизнь Аиссе.

– И я дарую ее вам, мой друг. Но каким образом вы намерены ее спасти?

– Я буду умолять вашу милость послать меня к Мотрилю парламентером, разрешить мне обо всем с ним договориться… И я ручаюсь за быструю сдачу мавра и гарнизона… Но пощадите, ваша милость, жизнь несчастных солдат! Они не сделали зла.

– Я вижу, что должен соглашаться. Вы сослужили мне слишком добрую службу, чтобы я мог вам в чем-либо отказать. Король тоже обязан вам не меньше меня, потому что вы захватили дона Педро, без которого наша вчерашняя победа была бы неполной. Поэтому я могу и от имени короля, и от своего имени разрешить вам поступать так, как вы хотите. Аисса принадлежит вам; солдатам, даже офицерам гарнизона сохранят жизнь, их избавят от тюрьмы, но Мотриль будет повешен.

– Сеньор…

– Не спорьте! И не просите большего… вы этого не добьетесь. Я оскорбил бы Бога, если бы пощадил этого преступника.

– Ваша милость, ведь прежде всего он спросит меня, сохранят ли ему жизнь. Что я отвечу?

– Отвечайте что хотите, мессир де Молеон.

– Но вы даровали ему жизнь согласно условиям перемирия, заключенного с Родриго де Санатриасом.

– Мотрилю? Никогда! Я говорил о гарнизоне… Мотриль – сарацин, и я не причисляю его к защитникам замка. Кстати, повторяю, это наше с Богом дело. Как только вы получите донью Аиссу, мой друг, все остальное больше не должно вас волновать. Предоставьте это мне.

– Позвольте мне снова умолять вас, мессир. Да, Мотриль – негодяй, если бы его постигла кара, это было бы угодно Богу… Но Мотриль безоружен, приносить вред он больше не может…