– Знаете, кого она мне напоминает? Одну довольно милую юную девушку, мать которой жила около рынка.
– А-а! – улыбнулся Атос.
– Хорошие были времена! – добавил господин де Бофор. – Да, Лавальер мне напоминает эту девушку.
– У которой был сын, не правда ли?
– Кажется, да, – ответил герцог с наивной беспечностью и удобной забывчивостью. – А вот Рауль, он ведь ваш сын, не правда ли?
– Да, монсеньер, это мой сын.
– Этот бедный мальчик обижен королем и поэтому страдает.
– Страдает, но старается сдерживаться.
– Вы дадите ему тут засохнуть? Это нехорошо. Право, дайте его мне.
– Я хочу его сохранить, монсеньер. У меня только он один на свете, и пока он захочет здесь остаться…
– Ну, хорошо, хорошо, – отвечал герцог. – Все же я вам бы это очень советовал. Я вас уверяю, что он из того теста, из которого делаются маршалы.
– Возможно, монсеньер, но ведь маршалов Франции назначает король, а Рауль никогда ничего не примет от короля.
Разговор прервался, так как вошел Рауль. Он шел перед Гримо, который в своих еще уверенных и твердых руках нес поднос со стаканом и бутылкой любимого вина господина герцога.
Увидев своего старого приятеля, герцог радостно воскликнул:
– Гримо! Здравствуй, Гримо! Как поживаешь?
Слуга низко поклонился, обрадованный так же, как и его знатный собеседник.
– Вот мы и встретились! – сказал герцог, энергично трепля по плечу старого Гримо.
Гримо снова поклонился, еще ниже и радостнее.
– Что я вижу, граф? Только один стакан?
– Я пью с вашей светлостью, только если ваша светлость меня приглашает, – с благородной скромностью сказал Атос.
– Черт возьми! Вы правы, что приказали принести только один стакан – мы будем оба пить из него как братья по оружию. Пейте первым, граф.
– Окажите мне милость, – сказал Атос, тихонько отодвигая стакан.
– Вы чудесный друг, – отвечал герцог де Бофор.
Он выпил и передал золотой кубок своему другу.
– Но это еще не все, – продолжал он. – Я еще хочу пить, и мне хочется оказать честь вот этому красивому малому, который здесь стоит. Я приношу счастье, виконт, – сказал он Раулю. – Пожелайте чего-нибудь, когда будете пить из моего стакана, и, черт меня побери, если то, что вы пожелаете, не исполнится.
Он протянул кубок Раулю, который быстро сделал глоток и так же быстро сказал:
– Я пожелал, монсеньер.
Глаза его горели мрачным огнем, кровь прилила к его щекам; он испугал Атоса своей улыбкой.
– Что же вы пожелали? – спросил герцог, откинувшись в кресло и одной рукой передавая Гримо бутылку и кошелек.
– Монсеньер, обещайте мне, что вы исполните то, что я пожелал.
– Разумеется, раз я сказал.
– Я пожелал, господин герцог, отправиться с вами в Джиджелли.
Атос побледнел и не мог скрыть своего волнения. Герцог посмотрел на своего друга, как бы желая помочь ему отпарировать этот неожиданный удар.
– Это трудно, мой милый виконт, очень трудно, – сказал он излишне тихо.
– Простите меня, монсеньер, я был нескромен, – произнес Рауль твердым голосом, – но так как вы сами предложили мне что-нибудь пожелать…
– Пожелать оставить меня, – сказал Атос.
– О, граф… неужели вы можете так думать?
– Черт возьми! – вскричал герцог. – В сущности, этот мальчуган совершенно прав. Что ему здесь делать? Он здесь пропадет с горя.
Рауль покраснел. Герцог, увлекшись, продолжал:
– Война – разрушение, но на ней можно много выиграть, а потерять только одно – жизнь. Стоит ли жалеть?
– То есть теряешь память, – быстро сказал Рауль, – значит, можешь радоваться!
Рауль увидел, что Атос встал и открывает окно. Этот жест, несомненно, скрывал волнение. Рауль бросился к графу, но Атос уже справился со своей печалью, и, когда он повернулся к свету, его лицо было ясно и спокойно.
– Ну, как же, – сказал герцог, – едет он или не едет? Если едет, то он будет моим адъютантом, моим сыном, граф.
– Монсеньер! – воскликнул Рауль и низко поклонился.
– Монсеньер! – воскликнул граф. – Рауль сделает то, что захочет.
– О нет, граф, я сделаю то, что вы захотите! – воскликнул юноша.
– В таком случае, не граф и не виконт будут это решать, – сказал герцог, – а я. Я увожу его. Морская служба – это великолепная карьера, друг мой.
Рауль печально улыбнулся, и сердце Атоса сжалось, и он ответил ему строгим взглядом.
Было уже поздно, и герцог встал и быстро сказал:
– Я тороплюсь; но если мне скажут, что я потерял время в разговорах с другом, я отвечу, что записал отличного новобранца.