Могикане Парижа

– Эй! Баболен, беги вперед и скажи г-ну Жюстену, чтобы он не беспокоился более: г-н аббат, которого он поджидал, сейчас прибудет.

– Вы никогда не были у Жюстена, господин священник?

– Нет, мои добрые друзья, я никогда не был в Париже.

– Вот как! Откуда же вы?

– Из Буйля.

– Из Буйля! Где это? – спросил чей-то голос.

– Во внутреннем департаменте Сены, – отретил другой голос.

– Действительно, Внутренняя Сена, – подтвердил аббат Дюкорне, – это восхитительная местность, которую называют Руанским Версалем.

– О! Вы найдете, что они прелестно устроились.

– А в особенности хорошо меблировали квартиру. Вот уже три недели только и видишь, что возят им мебель.

– Значит, он богат, этот господин Жюстен?

– Богат?. Да, богат, как церковная крыса!

– Но в таком случае, как же может он это делать?.

– Есть люди, которые расходуют то, что они имеют, а есть такие, которые расходуют то, чего не имеют, – пояснил цирюльник.

– Так! Уж не хочешь ли ты сказать что-либо дурное о бедном школьном учителе потому только, что он сам бреется?

– Ха, ха, ха! Он очень хорошо бреется! Три недели тому назад у него на подбородке был порез шириною в полдюйма.

– Ну так что, – заметил мальчишка, закадычный друг Баболена, – ведь подбородок-то его собственный, и он может делать с ним все, что ему угодно; никому до того дела нет; рассади он себе на нем хоть душистый горошек, и то он будет прав!

– Поспешайте скорее, господин аббат! – произнес Баболен, исполнивший данное ему поручение, – только вас и ждут!

Минут через пять почтенный священник поравнялся с домом № 20. Жюстен и Мина поджидали его у дверей. Теперь Мина была уже не той маленькой девочкой, которую мы видели в предыдущей главе. Она выросла, сделалась красавицей и теперь приехала к Жюстену из пансиона г-жи Демаре, чтобы выйти за него замуж.

При виде этих двух прекрасных молодых людей священник остановился и улыбнулся.

– А! – произнес он про себя, – воистину, мой Боже, Ты создал их друг для друга.

Мина подбежала к нему и повисла на шее. Она знала его еще в те времена, когда этот добрый священник приходил навестить мадам Буавен и когда ей было всего восемь лет от роду.

Он обнял ее, а затем отошел несколько от нее, чтобы лучше разглядеть ее.

Он никогда не узнал бы в этой прелестной молодой девушке, готовой стать женщиной, то дитя, которое он шесть лет тому назад отправил в Париж в белом платьице, голубых ботиночках и голубом кушаке…

Нужно было еще пять минут ждать до отправления в церковь. Его ввели в комнату, где находилась уже мать Жюстена, сестра его, мадам Демаре – начальница пансиона, мадемуазель Сусанна Вальженез – подруга Мины и старый Мюллер.

– Наш дорогой кюре из Буйля, мама Корби, – представила его Мина, – г-н аббат Дюкорне.

– Да, да, – подтвердил аббат с сияющим лицом, – это я, которой пришел благословить вас и принес приданое этой красавице.

– Какое приданое?

– Да, приданое… представьте себе, что дня три тому назад я получаю письмо из Австрии и в этом письме перевод на получение десяти тысяч восьмисот франков от банкиров Руана Леклерка и Луи. К переводу приложено письмо.

– Письмо? – пробормотал Жюстен.

– Письмо? – также проговорила мадам Корби.

– А! Письмо, – произнес профессор, пораженный этим не менее мадам Корби и Жюстена.

– Вот это самое письмо.

И аббат развернул письмо, которое, действительно, было помечено иностранным штемпелем, и прочел следующее:

«Дорогой мой аббат!

Поездка моя в Индию была причиною того, что я должен был прервать мои связи с Францией и что Вы около девяти лет не имели обо мне никаких сведений. Но я Вас знаю; я знаю и достойную мадам Буавен, которой я доверил свое дитя. Мина не могла пострадать от этого.

Теперь, возвратясь в Европу и задержанный в Вене делами, не терпящими отлагательства, которые могут продлиться еще неопределенное время, я спешу переслать Вам перевод от банкиров Леклерка и Луи в Руане на сумму в десять тысяч восемьсот франков, которые я не мог Вам выслать ранее.

Кроме того, Вы получите еще до моего возвращения, дня, которого я не могу определить, сто двадцать тысяч франков, составляющих собственность моей дочери… Вена в Австрии. Отец Мины».

Мина захлопала в ладоши, и воскликнула:

– О, какое счастье, Жюстен! Папа мой жив еще!

Жюстен взглянул на свою мать. Она была бледна, поднялась со своего места и протянула руки по направлению к сыну.

– Ты понимаешь, не правда ли, сын мой, – произнесла она твердым голосом, – ты понимаешь?..

Жюстен не ответил: он плакал.

Мина глядела на всю эту сцену, ровно ничего не понимая.

– Но что с вами, мама Корби? – спрашивала она. – Что с тобою, Жюстен?

– Ты понимаешь, не правда ли, мое бедное дорогое дитя, ты понимаешь, – продолжала мать, – что ты мог жениться на Мине только тогда, когда она была бедной сиротой…

– Боже мой! – воскликнула Мина, начиная догадываться.

– Но ты понимаешь также, что ты не можешь жениться на Мине богатой и зависящей от отца? Это была бы кража, сын мой! – произнесла слепая, подняв руку к небу, точно призывая в свидетели Бога. – Ты не можешь жениться на ней без согласия отца!..

Жюстен опустился на колени перед своей матерью.

– Подведи меня к моему креслу, дитя мое, – чуть слышно произнесла слепая, – я чувствую, что силы мои оставляют меня.