– Да, – ответила испанка.
Госпожа де Мотвиль поклонилась. Вдруг старая горничная, одетая так, как одевались при испанском дворе в 1620 году, открыла дверь, без всякого стеснения подошла к плачущей королеве и придворным дамам и радостно воскликнула:
– Лекарство, лекарство!
– Какое лекарство, Чика? – спросила Анна Австрийская.
– Лекарство от болезни вашего величества.
– Кто его принес? – живо спросила госпожа де Мотвиль. – Господин Вало?
– Нет, дама из Фландрии.
– Испанка? – спросила королева.
– Не знаю.
– Кто ее прислал?
– Господин Кольбер.
– Как ее зовут?
– Она не сказала.
– Ее общественное положение?
– Она откроет его вашему величеству.
– Ее лицо?
– Она в маске.
– Посмотри, Молена! – сказала королева.
– Это бесполезно, – ответил вдруг решительный и в то же время нежный голос из-за портьеры, голос, от которого вздрогнули и дамы и королева.
В то же мгновение женщина в маске появилась, раздвигая занавес.
И раньше, чем заговорила королева, незнакомка сказала:
– Я монахиня из брюггского монастыря и действительно принесла лекарство, которое должно излечить ваше величество.
Все молчали. Бегинка замерла в неподвижности.
– Продолжайте, – проговорила королева.
– Когда нас оставят наедине, – сказала бегинка.
Анна Австрийская взглянула на своих компаньонок, и они удалились.
Тогда бегинка сделала три шага по направлению к королеве и склонилась в почтительном поклоне.
Королева подозрительно смотрела на эту женщину, которая, в свою очередь, смотрела на королеву блестящими глазами сквозь отверстия маски.
– Королева Франции, должно быть, очень больна, – сказала Анна Австрийская, – раз даже бегинки из Брюгге знают, что она нуждается в лечении.
– Слава богу, ваше величество не безнадежно больны.
– Все же как вы узнали, что я больна?
– У вашего величества есть друзья во Фландрии.
– И эти друзья вас прислали?
– Да, ваше величество.
– Назовите мне их имена.
– Невозможно и бесполезно, раз сердце вашего величества еще не разбудило вашу память.
Анна Австрийская подняла голову, стараясь под тенью маски и тайной слов открыть имя той, которая говорила с такой непринужденностью.
Потом, вдруг устав от любопытства, оскорбительного для ее обычного высокомерия, она проговорила:
– Сударыня, вы, вероятно, не знаете, что с царствующими особами не говорят в маске?
– Соблаговолите извинить меня, ваше величество, – смиренно ответила бегинка.
– Я не могу извинить, не могу простить вас, если вы не снимите маску.
– Ваше величество, я дала обет приходить на помощь опечаленным и страждущим, никогда не открывая им своего лица. Я могла бы облегчить ваши телесные и душевные страдания, но так как ваше величество препятствует мне в этом, я удаляюсь. Прощайте, ваше величество, прощайте!
Эти слова были произнесены с таким обаянием и почтением, что гнев и недоверие королевы исчезли, оставив лишь любопытство.
– Вы правы, – сказала она, – не следует страдающим людям пренебрегать утешениями, которые посылает им Бог. Говорите, сударыня, и, может быть, вам будет дано облегчить, как вы сказали, мои телесные страдания… Увы, я боюсь, что Бог готовит моей плоти жестокие испытания!
– Поговорим немного о душе, – сказала бегинка, – о душе, которая тоже страдает, я в этом уверена.
– Моя душа?..
– Есть разрушительные язвы, нарывающие незримо. При этих недугах кожа остается белой, как слоновая кость, на теле не проступают синие пятна. Врач, склоняющийся над больным, не слышит, как в мускулах, под потоком крови, скрежещут зубами эти ненасытные чудовища; ни железо, ни огонь не способны убить или обезоружить ярость этого смертельного бича; враг живет в мысли и разрушает ее, растет в сердце, и оно разрывается. Вот, ваше величество, язвы, роковые для королев. Не страдаете ли вы таким недугом?
Анна медленно подняла руку, такую же ослепительно белую и прекрасную, как во времена ее молодости.
– Недуг, о котором вы говорите, – сказала она, – неизбежное зло нашей жизни, жизни великих мира сего, которым Господь посылает тяжкое бремя. Когда недуг слишком тяжел, Бог облегчает нас на суде исповедальни. Там мы снимаем с себя бремя и тайны. Но не забывайте, что Господь соразмеряет испытания с силами своих грешных созданий, а мои силы не ниже моего бремени: для чужих тайн мне достаточно сдержанности Бога, для моих тайн мне недостаточно скромности моего духовника.
– Я вижу, что вы, как всегда смело, выступаете против ваших врагов, ваше величество, но боюсь, что вы недостаточно доверяете вашим друзьям.