– Ничего! – отвечал он. – Но когда я буду королем… горе тому, кто оскорбит меня!
– Как зовут коменданта? – спросила королева. Никто не отвечал. Никто не знал, как его зовут. Спросили у изонского перевозчика, он отвечал, что коменданта зовут Ришоном.
– Хорошо, – сказала королева, – я не забуду этого имени.
– И я тоже, – прибавил юный король.
XV
Сто человек из королевского отряда переправились через Дордонь вместе с королем и королевою. Прочие остались при маршале де ла Мельере, который, решившись взять Вер, ждал прибытия армии.
Едва королева успела расположиться в домике, который стараниями Наноны превратился в удобное и почти великолепное жилище, как явился Гито и доложил, что какой-то капитан ради весьма важного дела просит аудиенции.
– Как его зовут? – спросила Анна Австрийская.
– Капитан Ковиньяк.
– Он в моей армии?
– Не думаю.
– Так справьтесь, и если он не на моей службе, то скажите, что я не могу принять его.
– Прошу позволения не быть согласным в этом случае с вашим величеством, – сказал кардинал Мазарини, – но мне кажется, если он не из вашей армии, то именно поэтому надобно принять его.
– Для чего?
– А вот для чего: если он из армии и просит у вашего величества аудиенции, то он, наверно, прекрасный подданный. Напротив, если он из неприятельской армии, то, может быть, изменник. А в теперешнем положении нельзя пренебрегать изменниками, потому что они могут быть очень полезны.
– Так велите ему войти, – сказала королева, – если таково мнение кардинала.
Капитана тотчас ввели. Он вошел с ловкостью и развязностью, которые удивили королеву, привыкшую производить на всех окружавших ее совершенно другое впечатление.
Она осмотрела Ковиньяка с головы до ног, но он бесстрашно вытерпел королевский взгляд.
– Кто вы? – спросила королева.
– Капитан Ковиньяк.
– Кому вы служите?
– Вашему величеству, если позволите.
– Позволю ли я? Разумеется, позволяю. Впрочем, разве есть во Франции какая-нибудь другая служба? Разве во Франции две королевы?
– Разумеется, нет; есть только одна королева – та, к стопам которой я имею счастие в эту минуту принести всю мою преданность. Но есть два мнения, по крайней мере, так показалось мне…
– Что хотите вы сказать? – спросила Анна Австрийская, нахмурив брови.
– Хочу сказать вашему величеству, что я прогуливался здесь в окрестностях, на холме, с которого видна вся страна, и любовался местоположением, которое, как сами вы, вероятно, заметили, очень живописно, когда показалось мне, что комендант Ришон принимает вас не с должным почтением. Это убедило меня в одном обстоятельстве, о котором я уже догадывался, то есть что во Франции два мнения: роялистское и еще другое. Ришон, верно, принадлежит к другому.
Лицо Анны Австрийской еще более омрачилось.
– А, так вот что вам показалось, – сказала она.
– Точно так, ваше величество, – отвечал Ковиньяк с самым искренним простодушием. – Сверх того, мне показалось еще, будто бы пушечное ядро вылетело из крепости и попало в лошадей вашей кареты.
– Довольно… Неужели вы просили у меня аудиенции только для того, чтобы рассказывать мне ваши нелепые замечания?
«А вы не учтивы, – подумал Ковиньяк, – так вы заплатите мне дороже».
– Я просил аудиенции, желая сказать вашему величеству, что вы великая королева и что я более всех удивляюсь вам.
– В самом деле? – сказала королева сухо.
– Уважая это величие и, следовательно, удивляясь ему, я решился вполне посвятить себя службе вашей.
– Благодарю, – отвечала королева с иронией. Потом повернулась к Гито и прибавила: – Вывести этого болтуна!
– Извините, ваше величество, не нужно выгонять меня, я уйду и сам, но, если я уйду, вы не возьмете Вера.
Ковиньяк, очень ловко поклонившись королеве, повернулся и пошел к дверям.
– Ваше величество, – сказал Мазарини потихоньку, – мне кажется, вы напрасно выгоняете его.
– Вернитесь, – сказала королева Ковиньяку, – и говорите. Вы очень странны и забавляете меня.
– Вы слишком милостивы, – отвечал Ковиньяк, кланяясь.
– Что говорили вы о Вере?
– Если вашему величеству, как я заметил сегодня утром, непременно угодно быть в Вере, то я долгом почту ввести вас туда.
– Каким образом?
– В Вере полтораста человек принадлежит мне.
– Вам?
– Да, мне.
– Что это значит?
– Я уступаю их вашему величеству.
– А потом?
– Что будет потом?