Валенки Путина

– Нам нужно только ваше согласие. – Улыбка у Путина была фальшивой. Он умеет улыбаться открыто и честно, когда захочет. А сейчас… сейчас просто не считал это нужным. – Все остальное мы возьмем на себя. Вы – легитимный президент Украины. Если вы снова встанете у руля, международное сообщество это проглотит.

Путин открыто поморщился, произнося фразу «международное сообщество», не скрывая своих чувств к этому самому сообществу.

«Рискнуть, согласиться на предложение Путина или? Черт! Не факт, что все получится, и тогда Виктор Федорович почти стопроцентно труп. А этого очень не хотелось бы. Потому что… Потому что даже здесь, в России, оставаясь живым, на свободе, можно жить вполне ничего себе. Все-то не отберут, кое-что останется. И что? И как отказать?» – лихорадочно размышлял Янукович, рассматривая что-то в чашке с чаем.

– Это приведет к большим жертвам украинского народа, – наконец сказал он. И ему самому стало противно оттого, как звучал его голос.

Путин отставил недопитую чашку кофе и стремительно встал.

Виктор Викторович теперь смотрел на него снизу вверх. Он хотел тоже встать, но почувствовал дикую слабость в ногах.

– Ннадеюсь, вы адекватно воспримете мой отказ? – Янукович отвел взгляд от глаз Путина и смотрел теперь на его ноги.

– Виктор Викторович, – наконец произнес Путин. – У меня есть желание двинуть вас по вашей тупой башке и послать… В Киев. Но я этого не сделаю. Поезжайте в Ростов и сидите там, никуда не высовывайтесь. Я сожалею о том, что помог вам.

– Вы… – Янукович наконец встал.

Русский лидер отвернулся и вышел в другую дверь, не пожав ему руку.

Свергнутый украинский президент зло пнул кресло, в котором только что сидел, и едва не выкрикнул Путину вдогонку: «Сссука ты, сссука!» Но вовремя успел приглушить звук своего голоса, и изо рта вырвалось лишь нечленораздельное шипение.

Глава третья

Война и мир

Николай Чесноков смотрел на море и медитировал. Было хорошо. Настолько хорошо, что он в очередной раз почувствовал себя счастливым человеком. А это случалось не часто… Совсем не часто. Но сегодня у него было все для того, чтобы так себя чувствовать. Он смотрел перед собой и тихо думал: «Счастье коротко, как поцелуй Бога. Вот как сейчас. Сидишь, смотришь на море и понимаешь, что ты счастлив». Потом его взгляд упал под ноги. Там, под ногами, была другая жизнь. Жизнь, которую ведут параллельно с нашей жизнью насекомые. Даже у камня – он был в этом уверен – даже у камня есть жизнь. Люди этого не замечают просто потому, что наши, «человеческие» годы для камней – как секунды. Там, у его ног, разыгралась драма. Николаю было шестьдесят два, но за свои шестьдесят два он впервые видел такое. Два муравейника, две муравьиных армии сошлись войной друг на друга. Дрались на нейтральной территории, беспощадно убивая друг друга. Сходились стенка на стенку, и со злостью, как казалось Николаю, кромсали друг друга, кажется, даже отрывали друг другу головы. И умирали. За что? За свой муравейник? Николай традиционно уважал муравьев и пчел. Трудяги, коллективные насекомые… И все же что-то в них было не так. Смущало его, что все они – только винтики в большом механизме. Хотя… быть может, так и должно быть? Быть может, именно в этом предназначение человека. Неспроста ведь те, кто сильно отличается от остальных, погибают. Взять хотя бы поэтов. Кто из них дожил до преклонных лет? Вы скажете, что есть такие? Ерунда. Просто это не настоящие поэты. Хотя… при чем тут поэты? У муравьев наверняка нет поэтов… Хотя… Но сейчас… сейчас идет настоящая муравьиная война. Интересно, они берут пленных? Мучают их в лагерях? Убивают ли детей? Или на это способны только люди? Война.… И подчиняясь приказу или инстинкту, они идут убивать и умирать. Николаю их было жалко, но что он мог сделать? Как остановить эту бойню? Наконец он вспомнил о бутылке минералки, что поставил под куст, в тенечек. И осторожно, пытаясь не раздавить враждующих насекомых, провел разделительную черту между противниками и щедро полил их водой. И война… война прекратилась. Надолго ли?

За всеми этими миротворческими хлопотами Николай не заметил, как подошел его сын.

– Привет, пап, – сказал он, положив руку на плечо отца.

– Привет. – Николай похлопал по руке сына и повернулся к нему.

В очередной раз порадовался тому, каким замечательным вырос его парень. Красавец. Весь в мать. И умница – в папку. Высокий, на голову почти выше. Глаза… даже не голубые, синие. Плечи широкие. Фигура, пожалуй, еще не сформировалась, но все будет со временем. Славка был единственным его сыном. Долгожданным и поздним ребенком. Была дочь от первого брака, но… Он сто лет ее не видел. Ей не было до отца никакого дела. А ему… Как бы точнее выразиться… он не навязывался и наблюдал за жизнью дочери со стороны. И так было всегда.

Славка протянул отцу мороженое и сел рядом.

– А она офигенная, – сказал он.

И Чесноков сразу понял, о ком говорит сын.

– Я знаю. – Голос прозвучал с хрипотцой. Николай Николаевич прокашлялся и тихо и грустно улыбнулся.

– Не боись, пап, мамке не скажу.

Чесноков хотел посмотреть сыну в глаза, но тот смотрел куда-то в сторону, потом подобрал камушек и бросил в сторону моря. Камень не долетел.

– Знаешь, если бы я был постарше, – продолжил он после паузы, – я бы сам за ней приударил!

Сказав это, Славка повернулся к отцу и широко улыбнулся.

Теперь отец отвел взгляд и посмотрел на муравьев. Кажется, перемирие продолжалось. Хотя было заметно, что мир этот ненадолго. Говоря военным языком, армии совершали перегруппировку войск, сосредотачивая силы на главных направлениях.

– Если бы я был помоложе, лет на десять – пятнадцать и был бы не женат, я бы в лепешку разбился, чтобы быть с ней, – сказал Чесноков.

Сын опять смотрел на море.

– А вот парень ее мне не понравился, – вздохнул Славка.

– Мне тоже.

– Нахрена он ей сдался?

– Слав, ей тридцать два года.

– Да я понимаю.

– Ей пора заводить семью, ребенка.

– Ну, пап… Не от этого Димы!

– А от кого?

– Да хоть от тебя. У вас были бы замечательные дети.

Славка встал и как-то по-отечески потрепал отца по голове. «Смешно!» – подумал Чесноков.

– А ты лысеешь, пап. Волосы стали какие-то жиденькие.

Муравьи опять полезли в драку.

– Дураки, – зло прошептал Николай.

– Кто?

– Да вот, сын, букашки затеяли драку. Похоже на то, что все всерьез. И, главное, никто ведь из них наверняка не знает зачем? Почему солдаты их муравейника должны убивать других. Ты смотри, они же и по цвету одинаковые. Не отличить друг от друга. Я вот минералкой их пытался разлить…

– Пап, это их проблемы. Пусть сами решают. И не надо играть во всемогущего бога.

– Это точно.

Они молча сидели и смотрели, как муравьи уничтожают друг друга. Потом Славка наступил ногой куда-то в середину и, сгребая песок, раскидал его в разные стороны вместе с муравьями.

– Противно, – сказал он и плюнул в сторону одной из армий.

Они больше не смотрели на землю. Они смотрели туда, где небо растворяется в море. Красота! Николай лет сорок уже не был на море. А сын?

– Славка, а ведь ты никогда не был на море!