– Согласно льготам или как?
– По льготам теперь и в сортир, не пускают, – улыбается ей Петрович, – по очереди.
– Кто последний, – спрашивает теперь женский голос.
– Катерина, как картина, за мной, – шуткой отзывается Петрович, увидев знакомую.
– А «амбразура» чего не фырчит? – интересуется Петрович. «Амбразурой» он называет окошко кассира.
– Денег еще нет, – поясняю я.
– Интересное кино. Как украсть, миллиарды находят, а крохи на пенсию, не найти. Я вот все время про это думаю. Может, мы в разных странах живем? В одной все богато живут. От богатства бесятся, воруют друг у друга, развлекаются. За это никого не сажают, ничего ни у кого не отбирают.
А в той, где мы, все вот у таких «амбразур» раз в месяц стоят, за пайком от их обильного стола. По минимуму, чтоб не загнуться. Причем эту страну, где мы живем, по телику не показывают, в газетах про нее не пишут.
– У нас телевидение: пристанище идиотов, специально делают так, чтоб его нормальные люди не смотрели, – делится своими впечатлениями крайняя в очереди Катерина – картина,
– Нашими же денежками платят. Рассчитываются с теми, кто больше всех на передачах грязью польет нашу матушку Россию. А если еще и по – батюшке пошлет, то ведущие от радости пищат, и гонорар сразу увеличивают. Все довольные, сытые, при белых зубах и улыбках. А чего им не радоваться? Больше нагадишь, больше получишь.
– Это точно, – соглашается Петрович, – при Сталине, не одна падла бы, не вякнула.
Громко хлопает входная дверь.
– Дайте дорогу жертве перестройки, – раздается в помещение почты.
Вся очередь поворачивается на голос. У двери стоит рыжеволосый, заросший густой щетиной мужик, в одежде, явно, не по сезону. В бывшей, когда-то белой майке, поверх которой, болтается, завязанный большим узлом цветной, с уже не понятными узорами галстук. Майка заправлена в спортивные с тремя тонкими полосками лампас штаны, которые волной спадают на комнатные тапки, пряча голые, без носков ноги.
– Привет гвоздь, – присмотревшись, узнал мужика Петрович, – мы подумали, что ты уже загнулся.
Повнимательней присмотревшись, и я узнал Василия Гвоздева, человека известного в нашем районе, своим отношением к труду и отдыху, но получающего пенсию в другой день.
– А чего это ты в таком виде шлындаешь? – спрашивает его, Семеновна, – не холодно?
– А я может йог, – ухмыляется Василий.
– Куек ты, а не йог, – улыбается Семеновна, – чего не в свой день?
– Я, господа пенсионеры, – почесал тот через майку грудь, – намедни конкурс выиграл. Я теперь являюсь помощником депутата. Из-за этого свой день выплаты и пропустил. Так что, согласно мандату, прошу пропустить вперед.
– А рожа от мандата не треснет? – спросил Петрович, – льготник нашелся.
– Как это ты Гвоздяра, ухитрился в помощники попасть? – интересуюсь я.
– Собрали ветеранов, по поводу годовщины Куликовской битвы. Понятно, что меня, как ветерана жертв перестройки, в первую очередь пригласили. А там депутат Госдумы.
6
Выборы же на носу, вот они при народе и трутся, потом-то хрен увидишь. Жаловался на свою жизнь: бессонница мол, замучила, ночами не сплю, все о народе думаю. А после речи своей жалобной, спрашивает у нас,
– А что, правду говорят, что нельзя прожить на прожиточный минимум? Мы ему отвечаем, – это смотря кому. А давайте говорит, попробуем? Спрашиваем его, – А сколько этот, прожиточный минимум? Восемь с копейками, отвечает. Тут трое, сразу согласились, и я, конечно.
– А кто бы сомневался? Как в бочке, без пробки? – оценила его поступок «Справедливица»
– Ты, Гвоздь, на политических, не обращай внимания, – попросил Петрович, – давай ври дальше.
– Ага, соври, как я. В общем, выдал нам депутат по восемь тысяч с копейками на месяц. К каждому приставил по соглятаю, и пошло дело.
– Неужели хватило, – засомневалась Клавдия Шавеловна.
– А то, – засмеялся Василий, во весь рот, три зуба снизу и два сверху, – осталось еще. Дело-то не хитрое. Пришли в магазин, сразу взял ящик водки. Десяток пива для запивки. Сала полкилограмма, на закуску. И двенадцать штук «Биг-мака», чтоб обеспечить себе трехразовое питание.
– Ты, Василий, если сам ку-ку, то нас-то идиотами не делай. В месяце тридцать дней, а пакетов двенадцать,– поправила его моя соседка.
– Ну, до чего мы грамотные? Ну, прям, карандаши, самозатачивающиеся, – ответил Гвоздь,
– считай: в месяце четыре недели. В неделю три пакета: понедельник, среда, пятница. Трехразовое питание и есть.
– Тогда да, – извиняющимся голосом, ответила соседка, – погоди, а выходные? Не ешь, что ли в выходные?
– Порядочные люди по выходным в гости ходят,– добил ее ответом Гвоздь, поправив узел галстука,
– Хвалил нас долго депутат, сказал, что, сколько его друзей не пробовали, а не смогли, на восемь тысяч тридцать дней протянуть. И не смогут никогда, объяснил я ему: пьют всякую хрень, коньяки, виски там разные. Наша водка дешевле, а калорий в ней. Ученые, говорят, одна бутылка, две буханки хлеба, заменяет. Возьму, депутат, говорит, на вооружение ваш совет. Потом торжественно мандат при народе выдал, – Василий сунул руку, куда – то глубоко в трусы, и вытянул оттуда красную книжицу с золотыми буквами «Государственная дума», помахал ею в воздухе, показывая всем.
У «Клавиши» от зависти, запрыгала на голове красная шляпка, она едва удерживала ее двумя руками, чтоб не слетела.
– Вы теперь, Василий, государственный человек, – с почтительным придыханием произнесла она.
– А то, – довольно ответил Гвоздь, почесав грудь через майку.
– Так может, поможете, при своем таком высоком статуте, решать нам вопрос с получением пенсий.
Час уже стоим, а денег все нет, – попросила его Клавдия Шевеловна.
– А то,– подошел к окошку Василий, держа в руках как икону, мандат с золотыми буквами.
– Старшой, где? – гаркнул он, в пустоту операционного зала.
– А кто спрашивает? – откуда – то из потаенных уголков отозвался женский голос.
– Помощник депутата Государственной думы Молоткова, Гвоздев Василий Трифонович,– заученно отчеканил Гвоздь.
Секундная заминка, и за стеклом появилась дама, настороженно разглядывая помощника депутата.
– Вы, правда, тот за кого себя выдаете? – не найдя в его виде, ничего подтверждающего высокий статус, спросила она.
– А то. Самый, что ни на есть, – приложил Василий к стеклу мандат.
– Я вас слушаю, Василий Трифонович, – получив доказательство, обреченно изрекла женщина.