Негасимая лампада памяти

…К полудню в деревню пришли искать пропажу. Двое, заросших бородами по самые глаза, кряжистых мужиков, встали напротив родительского дома Петра, с ожиданием смотря на окна.

Первой их увидела сестра Петра, вышедшая с ведрами на крыльцо.

– Тятя, там к нам кажется, лесовики пришли, – вернувшись в дом, сказала она отцу. «Лесовиками» в Борке и соседних деревнях называли всех, кто жил в лесу, и староверов и отселенных.

– Пойду, гляну, – поднялся из-за стола, Степан Степанович, думая, что к нему, как к председателю сельского совета, пришел кто-то с выселок. Взяв со стола кисет с самосадом, на ходу скручивая самокрутку, он вышел на крыльцо.

Увидев гостей, на секунду остановился в недоумение, кхекнув от неожиданности, пошел к ожидающим.

– Ты, Степка, с табачищем, повремени пока, – встретил его суровый взгляд, старшего из мужчин, у которого величавая борода, густо отливала серебром седины.

Степан Степанович, с сожалением высыпал табак опять в кисет, туда же сунул неиспользованную бумагу. Отряхнул руки.

–Чего приперлись, божьи заступники? Или нужда к Советской власти обнаружилась? – спросил он, у того, кто назвал его Степкой.

– Власть на земле от бога, все остальное от сатаны, аллилуйя, – ответил Савватей, глава старообрядческой общины, дважды перекрестившись двуперстием. Так же поступил и его попутчик.

– Так ты чего? Опять лаяться будешь? – недовольно спросил Степан Степанович, – смотри, у власти хошь она и народная, терпение не безразмерное.

– Оголец– то твой, внучку мою Тайю, силой увел, – глухо сказал Савватей.

– Первый раз слышу, – озадачился отец Петра.

– Сегодня ночью. Мы поздно хватились. А так бы к тебе не пришли за помощью, сами бы разобрались – пояснил Савватей.

– Ты мне тут, давай, свои законы не устанавливай. Сами бы они разобрались. Советская власть у нас, по ее законам и живем. И я как ее полный представитель, запрещаю вам «отсебятину» гнать. А иначе, недолго и в кутузку загреметь, – предупредил его Степан Степанович.

– Коли властью себя зовешь, вот со своим выблядком и разберись, – Один бог вечен, – перекрестился Савватей, поминая бога, – А мы твари божьи все ему служим, и он решает, сколько, кому отведено.

– Если мой Петька, и умыкнул твою внучку, Савватей, то уж точно не насильно, – Я своего сына знаю. Слюбились они, выходит. А если так, то я своего сына, к вам на веревке не поведу.

– А ты его позови. Мы сами спросим, – сказал рядом стоящий с Савватеем мужик, годами моложе, чертами лица, похожий на него.

– Откуда же я его позову? Петька давно у деда на выселках живет. Мимо шли, чего же не зашли?

– усмехнулся Степан Степанович, – Или совсем мхом заросли?

Савватей, вместе со своим спутником, не отвечая председателю, пошли в сторону леса.

Степан Степанович, когда те отошли на приличное расстояние, достал кисет, свернул самокрутку, глубоко с наслаждением вдохнул в себя дым.

12

– Ну, Петька, ну хват. Добился все – таки своего, окрутил девку, – подумал он о сыне, – надо сходить посмотреть, не натворили бы чего лесовики.

Дед, увидев в окно, подходящих к дому двоих мужиков, в наглухо застегнутых черных суконных однорядках, пошел к выходу из дома, крикнув внуку, – Сиди, не высовывайся. Без тебя разберусь.

– Мира и благодати, вам, люди во Христе. Какая нужда привела вас ко мне? – подошел он к мужикам, поздоровался.

– Мир твоему дому, Степан,– ответил на приветствие Савватей, – а потом спросил прямо, глядя в глаза, – Внучка моя у тебя?

– У меня, – так же прямо ответил дед Петра, – Не отдам я девку Савватей, что хочешь, делай, но не отдам. Любят они друг друга, давно любят.

– Погоди Степан, отказывать, мы с тобой всю жизнь друг друга знаем. Не стану я зло внучке делать, если душа ее так решила. Но пусть, она сама мне, об этом скажет.

–Сейчас позову, – согласился с таким решением Степан Иванович, направляясь к дому.

– Спасибо отче, ведь дочь она моя, – поблагодарил Савватея, рядом стоящий мужик, – Не надо ей худа.

Савватей не ответил, погруженный в свои мысли, он пристально смотрел на крыльцо дома.

Первым, держа Тайю за руку, с крыльцо спустился Петр, полный решимости, биться с кем угодно– с богом, с чертом, с сатаной, но никому не отдать свое синеглазое сокровище.

Тайя, упала на колени перед дедом и отцом, потянув за собой и Петра. Он, не желая опускаться на колени, оглянулся на своего, стоящего на крыльце деда, тот кивнул головой, призывая к смирению.

Опустившись рядом с Тайей, он услышал, как она шепчет, – Простите меня грешницу, но люблю я его, богом он дарован мне.

Она дважды перекрестилась двуперстием, дважды прошептала, – Аллилуйя, – и застыла в низком поклоне перед отцом и дедом.

Петр, смотря на мужиков, заметил, как накрыла поволока их глаза. Как дернулась рука отца, чтоб погладить девичью голову. Дернулась, но не решилась.

– Отринешь ли щепоть антихриста, отрок? – спросил Савватей, смотря в упор на Петра, – будешь ли истинную веру почитать?

– Крещенный я в вере, бога отца, сына, и святого духа, прославляю и благодарю. Аминь, – перекрестился он, троеперстием, – Никогда не отрекусь.

– Батюшка, родимый мой, – обратилась Тайя к отцу, – люб он мне. Не губи, батюшка, – завыла она, уткнувшись лицом в траву.

Савватей, двукратно перекрестившись, молча развернулся и пошел от дома, за ним отец Тайи.

Петр, не вставая с колен, смотрел, как шли они, вдоль, отвоеванной им с дедом у леса, пашни. И только когда они скрылись в лесу, он ласково погладил рыдающую Тайю, – ушли они, Таюшка, к себе ушли.

Девушка подняла голову, заплаканными глазами посмотрела на лес, понимая, что от нее ушло все, чем жила она, до этого ночного побега. Ушла семья, где она выросла, ушли родители, которые вырастили ее, ушли братья и сестры, с которыми она, так любила играть. Она распрощалась со всем, ради Петра, веря своему женскому чутью, что он единственный, с кем она будет счастлива.

Подошедший дед, помог Петру, поднять Тайю и увести в дом. Положив ее на кровать, они оставили ее со своими мыслями, понимая, что ей нужно побыть одной. Плотно задернули на дверном проеме занавеску, и прошли на кухню.

– Мудрый Савватей, – достал Степан Иванович, кисет с самосадом, – Всю жизнь его знаю, а кроме благостных слов, ничего о нем сказать не могу.

Они горкой насыпали на полоски бумаги табак, свернули цигарки, проклеив языком. Дед, что не мешать девушки, даже не стал стучать кресалом, а достал неприкосновенный коробок спичек.

Дав прикурить внуку, прикурил сам.

– Ты чего, дед. Спичек полкоробка осталось? – удивленно спросил Петр.

– Шуметь не хочу. Может, вздремнет чуточку девка, – ответил тот, – Ты хоть понял, что Савватей, тебе, внучку свою от сердца оторвал. Видел я, не хотел он, а отдал. Сильно, видать, любит.

13

Мудрый он Савватей, – повторил Степан Иванович, – Не захотел девке жизнь гробить.