Волчара

Я с сомнением взглянул на Скворцова, вряд ли Маше стоило слышать этот разговор. Тот вроде вначале заколебался, но потом решительно сказал:

– Я считаю, что как заинтересованное лицо Мария Витальевна имеет право знать содержание разговора. Извините за то, что сейчас будет сказано, Маша, но, чем сильнее вы будете напуганы, тем больше вероятность, что вы серьезно отнесетесь к своему положению и не будете видеть в ваших охранниках, скажем, партнеров по игре в «кошки-мышки». А такие случаи бывали и заканчивались иногда очень плохо. – Он повернулся ко мне. – А вы, Родион, включите, пожалуйста, запись.

Я заметил, что он начал называть нас по именам, и мне это понравилось. Странным образом такое дружески-домашнее обращение вселяло большую уверенность в поимке маньяка, чем подчеркнуто официальное по имени-отчеству. Я начал на кнопку воспроизведения. Все внимательно вслушивались в скрежещущий голос неизвестного. Услышав его последнюю фразу, Машка в ужасе прикрыла рот рукой.

– Абсолютно больной, потерявший представление о реальности, самовлюбленный псих, – серьезно констатировал Скворцов.

– И любитель театральных эффектов, – поддержал его толстяк Паша.

Я принес коньяк, но менты пить отказались. Скворцов сказал, что с удовольствием составит нам компанию, когда поймают Хлопотуна. Пожав плечами, я налил себе и вопросительно посмотрел на Машу. Беременная-не беременная, а чуть расслабиться ей явно было необходимо. И она, поколебавшись, согласилась.

Я отвлекся, пока занимался выпивкой, и начала разговора между ментами не слышал. Выяснилось, что они обсуждают, кому сегодня заступать на вахту по Машкиной охране. Марат вызвался добровольцем.

– Пусть Пашка к жене идет, – сказал он. – А я парень холостой, меня дома никто не ждет, и даже, если паду стрелой пронзенный, никто обо мне не заплачет.

– Дурацкие и неуместные шутки, – отчитал его Скворцов. – Зря ты вообще хорохоришься. Недооцениваешь Хлопотуна. Судя по тому, как говорит, это грамотный и разбирающийся в психологии человек. И решительный. Если убийство пожилой женщины – первое в его жизни, то с профессиональной точки зрения ему можно поаплодировать. Чтобы так, не пройдя специальной подготовки, нанести единственный, но смертельный удар, распоровший сердце, требуется недюжинная сила воли и много везения.

Марат несколько сник.

– Да это я так, – извиняющимся тоном сказал он. – Просто хотел немножко поднять настроение.

Я попытался переключить разговор на более актуальную тему, розыск Хлопотуна, и задал майору соответствующий вопрос.

– Да нет, – ответил Скворцов. – Пока ничего конкретного у нас на Хлопотуна нет. Как вы знаете, адрес на конверте был ложный, а предварительная экспертиза показала, что орудие убийства тщательно вытерто. Мы, когда вы с Машей были на работе, повторно осмотрели квартиру потерпевшей и снова искали отпечатки пальцев. А от них, хотя их много и принадлежат они разным людям, проку ноль, пока нет реального подозреваемого. Отпечатки пальцев – это вообще-то средство доказательства вины, а не поиска виновного.

Я разочарованно скривился.

– На отпечатки, если их нет на ноже, особенно не надейтесь.

Скворцов с интересом взглянул на меня.

– А почему? Вдруг преступник уже ранее судим и все-таки наследил?

Я снова пожал плечами.

– Да я буду только рад, если вы окажетесь правы. Только проблема, по-моему, не столько в том, найдете ли вы отпечатки, а наоборот, в том, что, как вы уже отметили, их будет слишком много.

– Не понимаю вас, Родион. Объяснитесь, – попросил Скворцов.

– Все очень просто, – ответил я. – Покойная соседка по воле случая стала героем газетной истории о бедной несчастной пенсионерке, которая чуть не умерла в одиночестве от голода, заболев и потеряв способность передвигаться. Тогда вообще много писали о проблемах пенсионеров. И ее случай попал, что говорится, в струю. Старуха, слава богу, благополучно поправилась, и у нее появилась куча добровольных помощников. К ней зачастили и неизвестные взрослые люди, и школьники. Носили еду, убирали в квартире. Так что, чего-чего, а отпечатков пальцев у вас должно быть более чем достаточно.

– Да, – протянул майор. – Это, конечно, прибавит работы.

– А разве странный голос не поможет его разыскать? – взволнованно заговорила Машка. – Ведь где-то он разыскал мой адрес. И, наверное, в отделе кадров. Значит, кто-то видел его и разговаривал с ним. И если не обратил внимания на внешность, то голос-то должен был запомнить.

– Голос, говорите, – усмехнулся Скворцов. – Да скорее всего не его это голос.

– Как так? – удивилась Машка.

– Да так, – безрадостно ответил майор. – Почти уверен, что у него обычный человеческий голос, только говорит он через устройство, его искажающее.

У меня мелькнула какая-то мысль, и я вклинился в разговор.

– Но ведь доступ к таким устройствам, наверное, ограничен какими-нибудь учреждениями, э-э-э, так сказать, шпионского профиля?

Скворцов засмеялся.

– Ну, конечно, у них такие штуки есть. Но собрать такую игрушку может любой радиолюбитель. Никаких особых навыков не требуется, было бы желание.

– Значит, у вас на этого урода ничего нет, – обреченно сказала Машка.

– Не будьте столь пессимистичны, – сочувственно заметил Скворцов. – Не забывайте, что прошли только сутки. И у нас уже есть какая-то информация. Даже много информации. Мы на данный момент знаем, что против вас действует не совсем нормальный, но умный человек, который хорошо умеет просчитывать ходы и тщательно продумывает свое поведение. Заметьте, как умело он ведет телефонные разговоры, по сути, играет с собеседником. А если так, то он попадется. Его подведет собственный ум, он где-нибудь сам себя перемудрит, и мы его схватим.

– Надеюсь, это произойдет не на моем трупе, – непонятно, то ли в шутку, то ли всерьез сказала Машка.

– Не говорите глупостей. Я опираюсь на свой опыт. Умники, любящие внешние эффекты, попадаются. Вот если бы мне предложили искать преступника, совершившего убийство в подворотне из-за бутылки водки, тогда, если бы того не нашли сразу пьяным поблизости, я бы развел руками. А пока вы, Мария Витальевна, будьте осторожней. А мы будем делать свое дело. Мельницы Господни мелют медленно, но тонко.

Я вытаращил глаза. Во мент залудил!

Наконец, мои незваные гости засобирались. Из слов Марата я понял, что он намеревается для начала познакомиться с обстановкой, а затем из машины всю ночь наблюдать за подъездом. И это при том, что поначалу менты вовсе не собирались работать по ночам. Их для этого было слишком мало. И я, честно говоря, не видел в этом смысла. Я не верил, что маньяк рискнул бы пойти на взлом запертой квартиры с людьми, а если б и рискнул, то я считал, что закрытой на цепочку двери и моего присутствия вполне достаточно для того, чтобы уберечь Машку. Скворцов считал так же, полагая, что Маше в большей степени требуется страховка днем в моменты, когда она остается одна. Когда же он с умным видом объяснял это Маше, та, несмотря на свой страх, не удержалась и с женским ехидством поинтересовалась:

– Вы имеете в виду, что наибольшую бдительность вы будете проявлять, когда я пойду пописать?

Скворцов строго на нее посмотрел, а Марат, оценивающе ее оглядев, пробормотал:

– А что? Я не против.

Но сидеть в машине я его не пустил. Это было глупо и неудобно. Хлопотун, может, и сумасшедший, но не дурак. И что квартира может оказаться под наблюдением, без сомнения мог догадаться. Даже не исключаю, что он и сам этого хотел. Такое вполне в его духе, затаиться и наблюдать, какой из-за него разгорелся сыр-бор. Поэтому я предложил Марату остаться у меня и переночевать на диване. В квартиру с ментом Хлопотун точно бы не полез. Марат колебался не очень сильно. Похоже, из-за Машки ему не так уж хотелось уходить, да и спать в человеческих условиях лучше, чем скрючившись в его тачке. Мы все трое сели на кухне и какое-то время просто трепались. Я побаивался, что присутствие Марата будет нас тяготить, но ошибся. Он относился к нечастой категории удобных гостей. Неприхотливый, улыбчивый, общительный, но ненавязчивый. В конце концов, мы с ним отправили Машку спать или хотя бы лечь отдохнуть, а сами затеяли игру в карты. Я когда-то неплохо играл в преферанс, и мы решили расписать «пулю». Чертов мент, на мое удивление, сделал меня как маленького. Выиграл 20 долларов. Не смертельно, но обидно. Но в итоге ночь прошла, не принеся нам никаких неприятных сюрпризов. А утром зашел Павел, который должен был быть Машкиным телохранителем в течение ближайшего дня.

На работе все было как обычно, не считая того, что с Нинкой я в тот день не разговаривал. Она не звонила, я тоже. Не хотел. Пускай сама проявит инициативу. Я вообще решил на сегодня выкинуть баб из головы. Все равно ситуация уже вышла из-под контроля. Так пусть Нинка покиснет в раздумьях, она, по-моему, это любит. А Машку охраняют и, надеюсь, тщательно. А я пока займусь какими-нибудь глупостями вроде подготовки юбилея фирмы. В принципе, все уже было улажено. Хотя и осталась самая важная часть – согласование церемонии с вышестоящим начальством, то есть с Тимуром. А звонить или, хуже того, идти к нему мне ужасно не хотелось. Я был не в том настроении, чтобы смотреть на его скептически-пренебрежительное выражение лица и слушать критику, что это надо было сделать эдак, а не так. Но, внутренне смирившись, я все же протянул руку к телефону. Придется, уговаривал я себя, лишь чуточку полебезить. Не в первый же раз в жизни и не в последний. Кстати, не забыть бы спросить его про здоровье супруги. Но вместо Тимура я позвонил Скворцову. Тот был явно не в духе. Опрос соседей по подъезду убитой и возможных уличных свидетелей ничего не дал. Ни одной зацепки.

Машка, как ни странно, вернулась со съемок в хорошем настроении. И рассказала, что сегодня было весело, а вся съемочная группа чуть не померла от смеха. Они снимали какой-то важный по сюжету и даже трагический эпизод. В нем Машкиной героине-графине ее тайный покровитель по секрету рассказывает, что царица, которая обещала помочь спасти любовника графини, поступила с ним совсем не по-царски. Из мести и ревности, она настояла на его смертной казни, которую лишь в последний момент заменили пожизненной ссылкой и лишением дворянства. Сцена должна была происходить за завтраком. И снимали, собственно, только верхнюю половину туловища актеров. А в павильоне было жарко, и участники съемок мучились в своих громоздких, непроветриваемых костюмах. Единственный человек, который страдал меньше других и по-своему подошел к решению проблемы, был актер Крутов, играющий покровителя. Он переоделся только наполовину. Верхняя часть полностью соответствовала образу знатного дворянина: парик, камзол, тяжелая брошь, всякие там рюшечки, а низ был современно простецким: короткие стираные шорты и сандалии на босу ногу. Естественно, увидев его, все покатились со смеху. Машке в итоге было сложно играть. Она с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться, слушая мрачный монолог князя и глядя на его голые волосатые ноги. Переодеться полностью он категорически отказался. Но в итоге все прошло как надо.

Я деланно посмеялся с ней за кампанию и спросил, не мешал ли ей мент. Машка удивилась.

– Павел? Да что ты. И вообще все это выглядело глупою, – произнесла она. – Едем вместе в метро и делаем вид, что не знаем друг друга. Я в какой-то момент даже сказала ему плюнуть и не устраивать спектакль, а ехать рядом со мной. Но он отказался. Может, постеснялся.

Мы что-то перекусили и заскучали. Удивительное дело, в любой другой день мы совершенно спокойно провели бы вечер вместе, занимаясь своими делами, но сегодня именно потому, что лучше было не высовывать на улицу носа, Машка ужасно хотела куда-нибудь пойти. Я считал это глупым, но, в конце концов, сломался и предложил просто прогуляться по окрестностям. Погода была приятно прохладной, но не промозглой, а рядом с домом располагался маленький зеленый скверик, когда-то запущенный, а сейчас усилиями мэрии приведенный во вполне товарный вид. Мы вышли. В машине неподалеку сидел Павел. Я подошел к нему и сказал, что мы собираемся немного прогуляться. Он недовольно скривился.

– Ищите мне работу, – сказал он, нехотя вылезая из своей «Лады». – Нет, чтобы сидеть спокойно дома.

Я с извиняющимся выражением лица пожал плечами.

– Это не я, Паша. Это все женское коварство.

Но в скверике действительно было хорошо. Ярко по-праздничному горели фонари, бабушки сидели со своими весело играющими внучатами. Машка с каким-то новым интересом стала присматриваться к их возне. Мы присели на скамейку.

– Как ты думаешь? – спросила Машка. – Стоит мне делать УЗИ, чтобы узнать пол ребенка? Или пусть останется тайной, как это было раньше?