Волчара

Скворцов хмыкнул. Похоже, он прекрасно понял, почему я спрашиваю.

– Да нет. Он с радостью спихнул дело на меня.

– А вам, Олег Андреевич, удалось как-то продвинуться в поисках Хлопотуна? – перевел я разговор на другую тему.

Молчание было достаточно красноречивым.

– Может, вам удалось узнать что-то об оружии? – снова спросил я.

Скворцов ответил неожиданно раздраженно.

– По нашим каналам ни «Intervention», ни подобная ей винтовка «Windrunner» нигде не фигурировали. А легальные и нелегальные продавцы оружия категорически отрицают, что в обозримом прошлом получали на них заказ.

– Так откуда же она у Хлопотуна?

– Откуда? – мрачно переспросил Скворцов. – Да все оттуда. Мы ведь можем выявить поставщика оружия только тогда, когда он занимается этим постоянно и поэтому не может где-нибудь не засветиться, а если кто-то карабин ввез контрабандой однократно и не попался, выйти на такого человека практически невозможно.

Значит, и через оружие шанс найти Хлопотуна был невелик. Тогда я рассказал Скворцову о своей версии происходящего и предполагаемых намерениях Хлопотуна.

Майор с интересом меня выслушал.

– Вы, Родион Николаевич, на меня не обижайтесь, – сказал он, – ваша история очень занимательна, но для меня совершенно бесполезна. Она хороша, но для какого-нибудь форума судебных психиатров. А я ищу убийцу двух конкретных людей. Это не какой-нибудь психоанализ. Более того, ваша теория может быть вредна для Маши и нас всех. Вы же утверждаете, что цель маньяка только напугать, а не убить. Это может людей расслабить и уменьшить бдительность охраны и страх Марии Витальевны. А ей очень нужно Хлопотуна бояться.

Однако один из звонков, несмотря на тягостность ситуации, все же оказался приятным. Я поговорил с Олигархом. Мы выразили друг другу вежливое сочувствие по поводу гибели Тимура и обсудили церемонию похорон. А потом он нейтральным тоном сказал, что с сегодняшнего дня я официально исполняю обязанности директора, и моя кандидатура будет представлена правлению для утверждения на постоянную должность. А человека, выдвинутого Олигархом, правление сроду не рискнуло бы прокатить. Я вежливо поблагодарил, с трудом скрывая радость. Он помолчал и печально заметил:

– Я всегда стараюсь действовать по справедливости. Поэтому я так дорожил Тимуром. Он был такой же, как я. А вы другой. Как и все ваше поколение. И хотя вы мне симпатичны, но благодарить за это место должны не меня, а Нину. Поверьте, у меня на примете были люди и посильнее вас, и поопытнее. Не обижайтесь, я подыскивал Тимуру смену среди известных мне фигур, а не варягов, вроде вас. У меня был на примете человек, имеющий связи с Росвооружением. Давно уже пора нам начинать пастись и там. Но я оценил вашу корректность во взаимоотношениях с моей дочерью. Я видел вас и вашу девушку вместе. Надо сказать, вы заработали у меня очки тем, что проявили характер и после моего разговора с вами остались со своей Машей, а не переключились на Нинку. Она ведь тоже весьма недурна собой. И завидная пара.

– Ваша дочь красавица, – совершенно искренне сказал я. Олигарх не ответил, но я чувствовал, что ему приятно услышанное.

Бедная, старомодная акула капитализма, думал я. И вовсе это не я не переключился на Нинку, а та не дала мне на нее из-за Машки переключиться. Но, как говорится, все к лучшему.

Домой я прилетел как на крыльях. Может, это и безнравственно в той ситуации, но я не мог не радоваться. Начала осуществляться мечта моей жизни. Я становился боссом.

Машка же куксилась. Она оказалась запертой и изолированной от всех. Понятно, это было сделано для ее безопасности, но легче ей от этого не становилось.

Она обрадовалась моему приходу и сразу начала жаловаться, как ей ужасно скучно, какие ее подружки сволочи и не хотят с ней долго трепаться по телефону. Рассказала, что звонила родителям в Курск, что делала нечасто, но не рискнула говорить с ними о маньяке. Все равно они ничем не могли помочь. Разве что спрятать. Но снова в Курск он не хотела.

– А может, отправить тебя к Гришке? – неожиданно для самого себя спросил я.

Там-то точно чужаку остаться незамеченным будет нелегко. Машка задумалась. Было видно, что она колеблется. Но потом решительно покачала головой.

– Нет, Родик. Этот вариант мне не подойдет. Во-первых, я этого места тоже боюсь. И из-за спиритического сеанса, и из-за встречи с волком. А во-вторых, я не хочу подвергать опасности хорошего человека, твоего дядю. И так уже двое находившихся поблизости погибли.

Машка вдруг испуганно взглянула на меня, как будто увидела труп, и прикрыла рот рукой.

Я зло сплюнул.

– Машка! Не дури и не таращись на меня так. Со мной ничего не произойдет. – Я обнял и прижал ее к себе. – Ты лучше послушай, какие у меня новости.

И я рассказал Машке о своем назначении.

Но вот что было странно: Хлопотун пропал. До того он проявлял себя достаточно активно, а тут раз – и испарился. Затаился. Понятно, мысль о его намеренном или ненамеренном исчезновении возникла не сразу. А пока Машка сидела напуганная дома и кисла. Слава богу, съемки еще не возобновились. Ее же охрана добросовестно следила за моей квартирой, а группа Скворцова продолжала искать следы убийцы. Но прошел день, второй, третий и еще один. И ничегошеньки. Я по поведению Машкиных стражей заметил, что их первоначальная бдительность потихоньку сходит на нет. Но Хлопотун мог специально устроить этот перерыв в расчете на то, что люди расслабятся. Я позвонил Скворцову и поделился опасениями. Ничего успокаивающего он мне сказать не мог. Он был со мной согласен, но прекрасно понимал, что для охранников через некоторое время работа превращается в рутину. Он не скрывал, что и охрану ему придется когда-нибудь снять вне зависимости от того, поймают они Хлопотуна или нет.

Так прошла неделя. У Машки возобновились съемки, и я даже не рискнул заикнуться, что, может, лучше переждать дома еще. Она буквально вырывалась из четырех стен. Но, к всеобщему удовлетворению, жизнь и дальше покатилась по накатанным рельсам. Инородным телом в ней выглядел только поочередно меняющий друг друга и сопровождающий Машку bodyguard в лице тех же Марата и Павла. Число охранников снова сократили до двух. Я позвонил Скворцову и спросил, что происходит. В вежливой форме тот послал меня в очень далекие места. Но, видимо, у него все-таки была совесть, и он в конце разговора сказал мне следующее:

– Родион Николаевич! Вы же человек практического склада ума и должны понимать, что наша работа не столько творческая, сколько механическая, состоящая в накоплении информации, на основании которой строится версия и выявляется виновный. И если преступление не удалось раскрыть по горячим следам и в деле нет явных улик и подозреваемых, то поиск может занять длительное время, иногда даже годы – и безо всякой гарантии… Что же касается охраны, то правила ее просты. Она существует до тех пор, пока события указывают на активность преступника. Если он бездействует, то и охрану снимают.

Я попытался что-то сказать, но Скворцов меня перебил:

– Пожалуйста, оставьте вашу реплику при себе. Я знаю, что вы правы. Но таким образом устроена и работает система.

Капитан помолчал, а с ним и я.

– И вообще, Родион Николаевич, – начал он снова, – отсутствие активности Хлопотуна вовсе не означает, что он обязательно затаился и выжидает. Вы же сами заметили, что он не выдерживает долгого молчания. Ему просто надо себя как-то проявить. Он ведь уже обещал вам не звонить, а позвонил после этого два раза. И никакой иной цели, кроме как напомнить о собственной персоне, у него не было. Подумайте сами. Если бы он не позвонил после убийства вашего начальника, а мы бы, как это иногда бывает, не нашли пулю, то вы бы, Родик, запросто могли сидеть сейчас на нарах. Если задуматься, для Хлопотуна такой сценарий был бы даже более привлекателен, чем смерть Марии Витальевны. А так… Черт знает, что с ним произошло. Не забывайте, что мы имеем дело с обыкновенным, хотя и больным человеком. Он мог попасть в аварию, его могли посадить в психушку, он просто мог уехать с женой в отпуск.

– С женой в отпуск? – тупо переспросил я.

– А почему бы и нет? – удивился Скворцов. – С чего вы решили, что он не женат? Наверняка он с виду обычный законопослушный гражданин, только начитавшийся «ужастиков».

То, что охранники изрядно расслабились, получило подтверждение уже через два дня. Я бы ничего и не узнал, но мне по секрету и глупо гордясь собой рассказала Машка. Она поведала, что у Паши заболел пацан, и некому было его вести к врачам на какое-то обследование. Павел, ужасно переживая, попросил у Маши разрешения смыться. На пару часов. Она, конечно, согласилась, а я в ответ обозвал ее дурой.

– А предложить ему найти себе на пару часов подмену ты не сообразила? – спросил я. – Он ведь не маленький мальчик. Да и о том, что у ребенка обследование, наверняка знал заранее.

Машка, рассчитывавшая на мою похвалу, обиженно надула губки. Я, по-моему, упоминал, что всегда тайком любовался Машей, когда она сердилась. Она, кстати, об этом знала и злилась еще сильнее, но я ничего не мог с собой поделать. Эти вспухшие, полные губы и расширившиеся от избытка адреналина зрачки, отчеркнутые изумрудной каймой радужки, делали ее в эти моменты ужасно сексуально привлекательной. Но в этот раз я увидел только обычную обиженную женщину. Вначале даже не понял почему. Вроде Машка – как Машка. Но, кажется, в лице было что-то не так. Потом до меня дошло. Маша менялась, как часто меняются женщины во время беременности. Наверное, природа нарочно их начинает временно портить, чтобы отвадить нетерпеливых самцов. У Машки начали увеличиваться губы и нос. Я этого раньше не замечал, а сейчас бросилось в глаза. И подумал, что еще, кроме живота, у нее могут появиться пятна на коже и растяжки.

Жаловаться Скворцову на Павла я не стал, но провел с тем разъяснительную беседу. Короче, объяснил ему, что еще одна такая выходка, и погоны я с него сниму.

Но вне зависимости от того, были охранники бдительными или нет, ничегошеньки, абсолютно ничегошеньки не происходило. Я уже представлял себе, как Хлопотун с женой и прыщавым очкастым сыном проводит отпуск в Турции. Как его толстая матрона шляется по кожаным рынкам, а он сладострастно разглядывает, сидя у бассейна, голые попки молоденьких русских туристок.

И, наверное, это было к лучшему. В те дни я был просто завален работой. Мне было необходимо не только разобраться с кучей дел, которые раньше находились вне моего ведения, но, что еще важнее, нужно было подсуетиться и замкнуть на себе очень важные личные контакты покойного босса, чтобы, не дай бог, кто-то другой не попытался заполнить эту нишу.

Машка же снова погрузилась в съемки. И была очень довольна их ходом. Ее лауреат продолжал ее хвалить и не переставал время от времени выражать сочувствие по поводу случившейся с ней истории. Охранников она старалась не замечать, хотя и не забывала время от времени показывать, что помнит об их присутствии, и даже приглашала подняться к нам выпить чая.

Так прошли еще десять дней.

Одиннадцатый у Машки был свободным, и она осталась дома. А у меня, как назло, сломалась машина, и на работу мне пришлось добираться своим ходом. Машка посмеялась надо мной, что наконец-то я вспомню, как чувствуют себя простые смертные, хотя я вовсе не был снобом и запросто мог доехать и на общественном транспорте, и на «леваке». Единственное, что меня злило, что я выбивался из обычного графика. На машине я всегда более или менее знал, когда попаду к себе в офис, а тут слишком многое зависело не от меня. Пунктуальность – это черта моего характера, поэтому мысль о том, что я приду раньше или, наоборот, задержусь, вызывала у меня раздражение. Наверно, я просто зануда.

Как и в предыдущие дни, работы у меня было по горло. В редкие свободные промежутки я пробовал звонить Машке, но телефон не отвечал. Вначале я не придал этому значение. Мало ли что? Вышла в магазин или неожиданно вызвали на студию. Но и мобильник тоже не отвечал. Я начал волноваться. Попросил Генриетту сделать то, о чем никогда не просил раньше, – связать меня по любому телефону с Машей. Через час она доложила, что у нее ничего не вышло. Я набрал номер Скворцова.

– Олег Андреевич! – сказал я. – Боюсь, что я вам надоел и кажусь обсессивным, но я тревожусь за Машу.

– А что случилось? – вежливо, но без интереса спросил мент.

– Да вы понимаете, – с волнением в голосе произнес я, – она сегодня свободна от съемок и должна сидеть дома, но не отвечает мне ни с городского телефона, ни с мобильника. И так уже несколько часов. Я уж себя и так уговаривал, и сяк…

– Ладно, Родион Николаевич, – без энтузиазма ответил Скворцов, – позвоню нашим ребятам, пусть выяснят.

Я не находил себе места и с… ужасом поглядывал на молчащий телефон. И хотя ждал звонка, вздрогнул, когда он раздался. Я поднял трубку.