Библиотека. Повести

Но у двенадцатиэтажки мусорные баки были не Мусинова калибра. Другое дело те, что появились рядом с построенными престижными хибарами. И после нескольких словесных конфликтов, а то и драк с себе подобными, контроль над элитной мусоркой остался за Николаем Ивановичем.

С сыщиками ему встретиться не пришлось. Он держал ушки на макушке и, прослышав про убийство, на несколько дней залёг на дно – от греха подальше. А когда вернулся на место постоянного пребывания и встретил знакомого ему Скрепкина, то, хотя и небескорыстно, но был готов поделиться любой значимой информацией. Это же не с полицией-милицией говорить. Впрочем, как оказалось, и он знал немного. Потому что в день убийства набухался и валялся в отключке у приятеля в подвале. Разочарованный Скрепкин уже собирался распрощаться с дядей Мусей и сунул тому несколько купюр на «сосудорасширяющую» тинктуру, как тот, благодарно пошуршав деньгами, бросил:

– А ты бы, Владик, у вашего приятеля поспрашивал, который днём заходил. Может, он что видел?

У Скрепкина брови вверх поползли. Он знал, у Колибри был круг знакомых и по старой работе, и по университету, но домой он никогда никого не приглашал. Как и Владик, не желая афишировать, что они живут вместе, не водил гостей к себе. Кстати, по их с Колибри совместной договорённости.

– Какой приятель? – не скрывая удивления, спросил Скрепкин.

Дядя Муся посмотрел на него, как на совсем тупого.

– Какой-какой. Да такой. Который на серебристом «ауди» ездит. Крутой по виду мужик. Да и не мальчик уже. Скорее, мне по годам поближе.

У Владика не было знакомого, разъезжающего на серебристом «ауди». А дядя Муся, видя недоумение Скрепкина, добавил:

– Неужели не помнишь? Он ведь у вас не в первый раз. С полгода как нарисовался. И Женька покойный с ним пару раз куда-то ездил.

Мусин на секунду замолк, а затем, что-то прикинув в голове, важно произнёс:

– Только ты про этого мужика ничего плохого не думай. Друзьями они были. По всему обращению было видно. Тот просто был ему, как отец родной. Может, и в правду отец? Я же не спрашивал.

Скрепкин внезапно почувствовал укол ревности. Что же, чёрт возьми, происходило в доме в его отсутствие? Получалось, что он не так уж хорошо знал Колибри. Однако, заметив нарастающее любопытство Мусина, сделал вид, что вспомнил.

– А-а, конечно же, отец. Женя мне как-то говорил, что тот должен приехать из-за границы, а у меня из головы вылетело. Я-то всё время на работе.

Но Мусину становилось всё интереснее. Надо быть дураком, чтобы не видеть, что Владик понятия не имеет, о ком речь. Интересная получалась история. Два парня вроде жили вместе. Странновато, да уж такие ныне времена. Но чтобы один мог не знать, что к другому приехал отец, это, извините-подвиньтесь, брехня. Дядя Муся состроил невинную физиономию.

– А что? Ты разве не встретился с ним на похоронах? – спросил он и озабоченно запричитал. – Это что же получается, люди добрые, родной отец не знает, что его сын уже лежит в могилке? Беда-то какая.

Скрепкин скривился. Разговор с Мусиным начал его утомлять.

– Да нет, был, конечно. Я просто не в курсе, что они виделись в день Женькиной смерти, – вяло и не очень убедительно заметил он.

– А-а, тогда ладно, – протянул в ответ дядя Муся, а сам подумал: врёт же.

* * *

Владику было грустно в опустевшей квартире. Это была не просто печаль утраты близкого человека. Точнее, в первую очередь, конечно, она, но ещё и какое-то смешанное чувство тоски и обиды. И как он не пытался его подавить, оно вспыхивало с новой силой, заставляя признать правду: у Колибри, кроме него, мог быть кто-то ещё. В своих прежних, до Женьки, связях с мужчинами о таком понятии, как ревность речь вообще не шла. Просто сходились и расходились, сохраняя уважение, и не обижая друг друга. Иногда отношения могли продолжаться неделю, иногда месяцы, но, как правило, никто не играл двойную игру. Может, как раз потому, что была связь мужчин без традиционного взаимного лицемерия гетеросексуальных пар. А может, Скрепкину просто везло. Нет, он без сомнения ревновал Колибри и раньше. Но в первую очередь к женщинам, к Насте, например. Именно они, по его мнению, могли представлять для их с Женей отношений реальную угрозу. Поэтому, хотя он никогда и не говорил этого Колибри, Владик не был в восторге от того, что тот учился на факультете, где баб было намного больше, чем мужиков. Его собственная учёба в «девчачьем» институте была ещё свежа в памяти. И у него лично это привело к смене ориентации. Впрочем, об этом он ни капельки не жалел. Но кто мог гарантировать, что такое же не могло произойти с Колибри? Только наоборот. Плохо это или хорошо, а смена ощущений всегда манила людей.

Но опасность-то, как выясняется, была не в бабах. И откуда мог возникнуть этот неизвестный мужчина? Со старой работы, что ли? Ведь не стал бы он знакомиться с кем-то на улице. И рисковать вступить в связь с кем-нибудь из университета тоже бы не стал.

А может, Владик вообще зря плохо подумал о покойном?..

Скрепкин с трудом вспомнил имя парня, с которым его когда-то познакомил Колибри и с которым перебросился парой ничего не значащих фраз на похоронах. Его звали Артур. И он гордился своим королевским именем. Артур был толст, потлив и несимпатичен своим скользким оценивающим взглядом официанта. Хотя взгляд – это ещё не весь человек. И, может, он в свободное время кормил бездомных собак и жертвовал на строительство очередного храма.

Впрочем, гибель бывшего сослуживца, видимо, не так уж сильно его волновала. Когда Владик вновь встретился с ним, ни какого-либо интереса к поискам убийцы, ни желания поговорить о Женьке он не проявил, даже, несмотря на то, что ресторан в тот час был пуст, и клиентов не было. Вроде как «умер Максим, и хрен с ним». Ему явно хотелось поскорее избавиться от занудливого друга Колибри и поиграть в «шмен» с пацанами в подсобке. Но от Скрепкина отвязаться было не так легко. Заметив, что Артуру очень нравится собственное имя, он решил потрафить его слабости и, как бы невзначай, заметил:

– Слушай, Артур, а ты знаешь, что это королевское имя тебе очень подходит? Я как-то копался в библиотеке и обнаружил интересную штуку. Оно, оказывается, состоит из двух одинаковых по смыслу корней: одного «arth» из валлийского языка и другого «ursus» из латинского. И оба означают «медведь», а вместе – Arthursus. Ты ведь водку «Урсус» с медведем на этикетке пил, небось? Не хрен вам собачий, а пойло, названное по-латыни. Но не в водке дело, а в том, что великий английский король Артур на самом деле Медведь, король-воин то ли британского, то ли романского происхождения, то есть не от каких-нибудь варваров-бриттов, а от благородных древних римлян.

Артур в ответ прямо расплылся от удовольствия и, сразу подобрев, спросил:

– А что тебя так волнует, кто из наших был на похоронах? И кто с Колибри особенно дружил?

Правду говорить Скрепкин не хотел и на ходу выдал глупую, но правдоподобную историю:

– Понимаешь, в день накануне убийства, когда я вернулся домой, Евгений был довольно прилично бухой и рассказал, что у него был мужик с работы, с которым он ездил покупать подарок его сыну на юбилей свадьбы. И они, так сказать, отпраздновали и покупку, и сам юбилей. А уж потом, после похорон, разбирая Женькины вещи, я обнаружил в комнате довольно дорогую новую вазу из оникса в магазинной упаковке. Вот и подумал, что тот мужик её у меня по пьянке забыл.

Артур с удивлением посмотрел на Скрепкина.

– Так что же ты теряешься, дурак? Оставь её себе. На хрена хозяина искать.

Владик усмехнулся и несколько непонятно для Артура ответил:

– Она недостаточно дорога, чтобы я взял грех на душу.

– Чистоплюй, значит, – с оттенком пренебрежения заметил Артур, но тут же уточнил, – но это твоё личное дело. А таких официантов в возрасте или ещё кого с взрослыми женатыми сыновьями у нас нет. И особой дружбы с Женькой, как и со всеми нами, молодыми, старшее поколение не водило. Они ж на кладбище пошли так, мордой поторговать. Поглядеть, как вместо тебя, старикана, пацана в землю закапывают. Да чёрт вообще с ними. Их время всё равно прошло. У них свои заморочки, а у нас свои.

Скрепкин разочарованно вздохнул.

– А может, был кто-то посторонний? – в последней надежде спросил он.

Артур пожал плечами.

– Да крутился там один ненашенский. Солидный такой дядечка. Ни с кем не разговаривал. Морда вроде обычная, рабоче-крестьянская. Глазки долблёные. А вот пальто кожаное навороченное, просто мама дорогая. И часики что надо. Да и перстень с зелёным камешком недешевенький.

Скрепкин подумал, что, если Артур обратил внимание на такие подробности, то, может, и знает, какая у него машина, но тот только отмахнулся.

– Самому было бы интересно, да он раньше смылся.

Владик снова упёрся в тупик. Но шанс, что всё-таки найдутся пронырливые и вездесущие люди, которые приметили на похоронах незнакомца, был.

Бригаду могильщиков, обслуживавших похороны Колибри, оказалось, разыскать труднее, чем он предполагал. Тем более что он не был родственником покойного. Впрочем, во многом это была вина самого Владика. Чёрт его дёрнул честно, по-советски обратиться в администрацию и пытаться просто, по-человечески что-то выяснить. Никто и пальцем не пошевелил. Все были ужасно и категорически заняты. Когда Скрепкин, наконец, очнулся, вспомнил, где живёт, и достал баксы, отношение к нему сразу чудесным образом переменилось, и какая-то гнусавая дама средних лет, полистав замызганную тетрадочку, сообщила, что ему нужен дядя Рома, который, к счастью, даже не был в запое и находился где-то при исполнении на территории.

Дядя Рома был весёлым умеренно пьяным мужичком без возраста, который, прихлёбывая что-то из спрятанной в бумажный пакет бутылки, блаженно перекуривал на куче свежевырытой земли рядом с незаконченной могилой. И, к радости Владика, Колибри он помнил. Всё-таки не каждый день хоронят молодых, да ещё и на похоронах присутствует в основном молодёжь. Но главным для Скрепкина было то, что этот Харон местного значения весьма оживился, когда Владик попытался описать ему личность незнакомца.

– Этого-то? – с оттенком неожиданной нежности переспросил дядя Рома. – Конечно, помню. Правильный джентльмен. Благодетель, можно сказать. Он бригаде солидно отстегнул, чтоб тому пареньку комфортно было покоиться. Уважил, прямо сказать. – Дядя Рома приложился к животворному источнику и тряхнул головой. – И, знаешь, по повадкам простой мужик. Без говна. Шмотки дорогие, сам ухоженный, а натура наша, человечья. Дай бог ему здоровья.

– А какая у него машина, ты случайно не запомнил? – затаив сердце, спросил Скрепкин.

– А что там такого запоминать? – удивился вопросу дядя Рома. – Он в ней долго ещё сидел, ждал, когда все уйдут, и мы закончим. Ещё рукой мне помахал на прощание. А потом обратно на могилку вернулся… «Ауди» у него. Эс восемь. Прошлогодняя. Серебристого цвета.

Владик, не веря удаче, протянул могильщику тысячерублёвую купюру.

– Так ты и в моделях сечёшь?

Могильщик с хитрецой поглядел на Скрепкина.

– А то как. Мне ведь по жизни, кроме как жмуриков закапывать да водку грызть, делать не хрена. А погост – это, если не брать в расчёт Думу, самое верное место, чтобы разбираться в иномарках.