Библиотека. Повести

– Мой грех, каюсь, – с наигранной серьёзностью добавила она. – Только ведь я тоже живая. Мало ли что. В туалете могла быть, например. Мне ведь главное посторонних на входе отслеживать, а когда они уходят, это так, для галочки. А вот войти без моего ведома, если я не сижу на месте, – Жанна Альбертовна вдруг гордо выпрямилась, – это уж точно невозможно. Если что, даже подождать, пока вернусь, придётся. Домофон-то так устроен, что в часы моей работы он включён на связь только со мной. А дальше я уж сама звоню жильцам и спрашиваю разрешения впустить. Подстраховка, так сказать. Чтоб незнакомый человек обязательно мимо моих глаз прошёл.

Клёпа явно заинтересовался.

– Ну, а по ночам как же? Или ещё кто-то приходит на смену?

Жанна Альбертовна отрицательно качнула головой.

– Куда там. Пусто здесь, – вздохнув, женщина с сожалением оглядела свою каморку. – Просто, уходя, переключаю домофон на обычный режим, когда звонишь в квартиру, и тебе открывают. Но это уже под ответственность жильцов.

Клёпа издал саркастический смешок.

– Ох, и вредная работа у вас, Мариванна, – заметил он.

– Это чего это вдруг? – удивилась женщина.

– А того, – снова с садистскими нотками в голосе проговорил Клёпа. – Если бы мне надо было замочить кого-то из ваших жильцов, – мужчина мечтательно потянулся, – заодно пришлось бы, пардон, кокнуть и вас. Как свидетеля.

Консьержка буквально окаменела. А Клёпа, по-шутовски откозыряв, ушёл. Но перед этим положил перед женщиной визитную карточку и велел звонить ему, если она ещё что-нибудь вспомнит. И недвусмысленно заметил, что любая дополнительная информация будет щедро оплачена.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем женщина успокоилась и, наконец, с облегчением, что всё кончилось, вздохнула. И одна странная, совершенно нелогичная мысль навязчиво завертелась в её голове.

Она кое-что всё-таки утаила от Клёпы.

* * *

А Михалёв чувствовал себя довольно глупо. Если верить консьержке, получалось, что и на самом деле единственным человеком, у которого была возможность убить Колибри, был Скрепкин. Смущало то, что он пытался вести своё самостоятельное расследование. Но только если делал это для не отвода глаз. Так что Клёпа был вынужден заняться Владиком поплотнее. Он полагал, что шансов получить неизвестную ранее информацию у него всё же больше, чем у предшественников, благо он не был связан никакими нормами процессуального или этического характера. Впрочем, Клёпе уже заранее становилось кисло от мысли, что, может быть, придётся отрабатывать связи Колибри с соседями. Кто знает, может, как раз с ними у него или Скрепкина шла локальная коммунальная война. А за соседями вне их входной – выходной функции консьержка вряд ли следила. Скорее всего, она реагировала на них не больше, чем на знакомый предмет домашней обстановки, который вроде бы и не существует, пока занимает привычное место. Да и версия причастности соседей могла оказаться пустым номером. И ею уже занимались менты.

Оставалось самое худшее. Консьержка при всей дотошности могла просто профукать убийцу. У неё ведь не зря в уголке есть телевизор и DVD. Бабусе ничто человеческое не было чуждо. Вряд ли она непрерывно таращила глаза на двери подъезда и лифта. И не обязательно обращала внимание на «своих», тех, кто входил в дом со своим ключом. А со своими легко мог затесаться и кто-нибудь посторонний.

Версия о каких-либо конфликтах между Скрепкиным-Колибри и другими жильцами подъезда оказалась нежизнеспособной. Соседи знали, что они, Владик и Женя, существуют. Здоровались. По календарю говорили друг другу при встрече «С новым годом!» или «Христос Воскрес!». И всё. Никто о них ничего существенного не знал. И не очень хотел знать. Они вели себя тихо и никому не мешали. Странно, конечно, что кого-то из них убили. Кто бы мог подумать. Но всякое бывает.

Копаясь в связях Колибри по университету и ресторану, Клёпа вновь косвенным образом натолкнулся на личность Скрепкина. В процессе поиска так или иначе знавших Женьку Михалёв, в конце концов, вышел на официанта Артура, с которым до того в свою очередь Владик имел долгую беседу. Чтобы разговорить официанта, Клёпе не пришло напрягать мозг, поражая познаниями в ономастике, он просто отстегнул тому немного «зелёных», и Артур подробнейшим образом поделился известной ему информацией, включая недавний интерес Скрепкина к знакомым Колибри. Более того, он сообщил, что в поисках информации о неизвестном господине, присутствовавшем на похоронах, тот собирался снова ехать на кладбище. Клёпа, хотя и предполагал, что уже знает ответ, тоже не поленился туда съездить. И там нашёл того же дядю Рому, который за пузырь неплохого, но не самого дорогого виски передал содержание своей беседы с Владиком. И теперь у Клёпы исчезли остатки сомнений в том, что библиотекарь зачем-то сел Деду на хвост. Конечно, существовала вероятность, что, зная только описание внешности Хвыли и его машины, библиотекарь на этом застрянет и в поисках не продвинется. Но бог его знает. Оставался вопрос, зачем Владику всё это нужно. С этим Клёпа и поехал к боссу.

* * *

Слава богу, в пластмассовом стаканчике в тот день было много карандашей. Уже немалое их число пало в неравной борьбе с пальцами Деда, кучка их останков лежала на столе. И это был не предел. А во всём был виноват Михалёв со своим чёртовым сообщением, что Скрепкин ищет самого босса, то есть Деда Мороза. Нет, Хвыля не был напуган. Было бы смешно бояться какого-то сопливого фраера. Но его раздражала неопределённость ситуации. Какого чёрта этому строящему из себя приблатнённого интеллигенту от него нужно? Сказал бы спасибо, что никто не трогает его точку в библиотеке. Неужели он считает, что Дед – убийца? Даже смешно подумать. Да Хвыля бы зуб отдал лишь бы самому того гада поймать и лично на куски порезать.

А может, всё наоборот? Владик-таки и убил? У него по ночам в клубе-то не пташки невинные тусуются. Запросто мог кто-то из них со зла или из зависти подляну кинуть и насвистеть, что Женька на стороне погуливает. С тем же Дедом или кем-нибудь другим. А библиотекарь, интеллигент-то интеллигент, но с понятием, взял Колибри и в сердцах на пику посадил. А теперь и на воображаемого разлучника начал охоту. На Деда то есть.

* * *

Когда Назырова поднял с постели поздний звонок, он не сразу понял, какое отношение к нему имеет убийство в Бабушкино. Ему только не хватало начать по всему городу на мокрухи мотаться, думал он. Но, услышав имя убитой, принял стойку, как охотничья собака. Жанну Альбертовну нашли мёртвой на скамейке в скверике рядом с её домом, с ножом в груди. С кухонным ножом. И теперь, проклиная собственную невезучесть, Игнат неуклюже скакал по комнате, пытаясь попасть ногой в брючину, и с обречённостью думал, что у него теперь, вероятно, не останется выбора и придётся объединять дела гр. Калибера и гр. Штейн в одно. Что же такое знала старая ведьма и утаила от всех, что её даже чикнули ножичком? Конечно, оставалась надежда, что это совпадение, и консьержку грохнули вне связи с Колибри, скажем, за зловредность, за то, что не впустила в подъезд. Или кто-то просто ограбить хотел и чересчур распалился. Хотя на «гоп-стоп» с кухонным ножом не ходят. Но Назыров в чудеса и совпадения верил мало. И недаром. «Ценности» убиенной были на месте, точнее, успели остаться на месте.

Труп был обнаружен вовсе не как труп, а случайно, когда патрульная машина задержала хорошо знакомого милиции бомжа Гешу, копавшегося в сумке, казалось бы, мирно задремавшей немолодой дамы. Правда, оного господина, едва не обделавшегося от страха и не успевшего ничего взять, менты, чтобы не тратить понапрасну время, и зная о его полной безвредности, после недолгого допроса отпустили, просто дав хорошего пинка. И испортили вечер собственному «оперу», который, впрочем, по прошествии некоторого времени чуть не плясал от радости, когда, пробив по базе данных ФИО потерпевшей, обнаружил, что та проходит как свидетель по другому находящемуся в разработке убийству. Вот тут-то Назыров и попался…

Всё это было так некстати. Сегодня, наконец-таки, после очередного посещения Игнатом библиотеки, после злорадно повторяемых, но смиренно сносимых им насмешек, после то отвергаемых, то принимаемых букетов цветов и коробок конфет, Настя согласилась поужинать с ним вместе, правда, заранее предупредила, чтобы он ни на что, кроме совместного приёма пищи, не рассчитывал. И, хотя в тот миг у Игната в душе всё запело от счастья, он с жалобным видом спросил только:

– А по бокалу вина можно будет выпить?

У сыщика был такой трогательный и забавный вид, что Настя не удержалась от смешка и кивнула.

А Игнат продолжал давить на жалость и, умоляюще подняв руки к небу, почти со стоном добавил:

– А потанцевать, о богиня?

Кравчук не выдержала и рассмеялась.

– А менты даже умеют танцевать? – уже не без кокетства поинтересовалась она.

Назыров скорчил обиженную физиономию.

– Во всей ментуре нет человека лучше меня танцующего мазурку и кадриль, – ответил он, принимая стойку «смирно» и щёлкнув каблуками.

В итоге они договорились встретиться в «Пропаганде» в Китай-городе, а потому в этот день сыщику было вовсе не с руки завязнуть в расследовании.

Жанна Альбертовна жили одна. Обыск в её квартире ничего не дал, да Назыров и не надеялся на обнаружение каких-либо новых улик. Пенсионерка себе и пенсионерка. Бывшая учительница географии, не от хорошей жизни ставшая продвинутой вахтёршей, или, по-буржуазному, консьержкой. Унылый быт старой типовой двухкомнатной квартиры эпохи развитого социализма, холодильник «Юрюзань» и доживающая последние дни мебель то ли чешского, то ли польского производства. Телевизор, правда, хороший, плазменный. И висящая на почётном месте фотография молодой семьи с мальчиком лет девяти, очевидно, внуком.

Бо?льший интерес мог представлять, по мнению сыщика, обыск на месте работы, то есть в доме Скрепкина. Но и там ничего существенного не было. Самое смешное, что в итоге ментам попал в руки не особенно скрываемый «чёрный» кондуит Жанны Альбертовны, но они не придали ему значения. Бегло сравнив его с другой, более нарядной и аккуратной тетрадью, и не вникая особенно в детали, они так и решили, что убитая то ли из чрезмерного чувства ответственности, то ли маясь дурью, вела, как она, кстати, и врала Клёпе, черновик. В подтверждение этому нашли ещё несколько пар черновиков-чистовиков за прошлые годы.

А ближе к вечеру сыщик вообще выбросил из головы убийства Колибри и консьержки. В конце концов, и ей (голове) тоже нужен был отдых. И не только ей, но и уставшему от сидения за бумажками телу. Поэтому, плюнув на интересы службы, Игнат поехал за Настей и теперь, мечтательно улыбаясь, сидел в своём second hand «форде» рядом с библиотекой, дожидаясь, когда та, наконец, закончит работу. Надо сказать, что они не договаривались о встрече прямо здесь, у парка. Это была инициатива Игната. Он должен был заехать за ней домой часом позже. Но, зная, что у Насти нет машины и её всегда или кто-то подвозит, или она вообще едет на автобусе, решил, что не будет беды, если он дождётся девушку прямо здесь. А дальше уж, как она сама захочет: или он завезёт её домой, или они прямиком направятся в кабак с танцами.

Но сыщик всегда остаётся сыщиком, и Назыров без особого интереса, хотя и с некоторым удивлением обратил внимание, что пустующая стоянка рядом с библиотекой к вечеру стала заполняться. Вначале появился на тачке какой-то крепенький мужичок, по виду типичный охранник, который, опершись на капот, по всем признакам занял наблюдательную позицию. Затем ещё пара машин с людьми, пассажиров которых он в темноте не разглядел, и которые, как и он сам, остались сидеть внутри. Какого чёрта им рядом с занюханной библиотекой было надо? Но эти мысли тут же испарились, когда он увидел выходящую из здания долгожданную Настю. А та, по сложившейся дурной привычке, начала встречу с атаки на бедного Назырова. Это же надо было менту додуматься подстеречь её, несобранную, вот так, когда она только закончила возиться с вёдрами и половыми тряпками. Просто гадство какое-то. Поэтому всю дорогу домой она дулась, а сыщик от греха подальше помалкивал в тряпочку. Настя, как наивно до этого воображал себе Игнат, вовсе не пригласила его подняться к себе и подождать, пока она не соберётся. Наоборот, Кравчук злопамятно не торопилась. Она безо всякого удовольствия и желания выпила чашечку кофе, лениво перебрала платья и бижутерию, попрыскала по очереди в воздух, застывая в раздумье, несколькими флакончиками хороших духов. Игнат в это время, злой на весь мир, варился в машине в собственном соку. Но, наконец, девушка всё-таки вышла, и злость Назырова улетучилась. Ведь к его машине шла явная королева бала.

Вечер удался на славу. Настя любила танцевать и была приятно удивлена пластичностью и изяществом движений своего, как она считала, чуждого обстановке партнёра. А тот чувствовал себя, в общем-то, как рыба в воде и, беззлобно отшучиваясь на колкости Насти в отношении ментов, которые, впрочем, произносились реже и звучали мягче, продолжал утанцовывать девушку, не забывая в промежутках угощать коктейлями. Та даже сделала ему замечание, когда он снова заказал ей довольно крепкую «Весёлую вдову», а себе очередной «Космополитен». Всё-таки за рулём. Но он только рассмеялся:

– Наконец, достигнут хоть какой-то прогресс. Вы, Настя, проявили обо мне заботу.

Девушка сразу начала хмуриться. Ишь куда повернул. Но Игнат, не смущаясь, продолжал:

– Да бросьте вы без причины искать повод на меня надуться. Мне и в голову не приходило, что в вашем справедливом, по сути, замечании есть что-то большее, чем нежелание после окончания всех этих половецких плясок ехать на такси.

Однако Настины брови всё ещё оставались строго сдвинуты. Назыров легонько и ласково погладил её по руке, которую та не успела отдёрнуть. А, может, и не захотела.

– Настенька, поверьте, что бы ни было, но я доставлю вас в целости и сохранности. Знаете, я один раз поспорил на ужин в хорошем ресторане с одним гиббоном, что после литра водки проеду по всей Москве, и ни одна собака меня не остановит.

– Каким гиббоном? – не сразу сообразила Настя.

Назыров снова рассмеялся.

– Что ж вы, Настенька, меня зовёте ментом, а кто такой «гиббон», не знаете. Тоже мент, только сотрудник ГИБДД, мой друг.

Кравчук неопределённо хмыкнула.

– А какое это вообще имеет значение, знаю я или нет, кто такой гиббон? – и, помолчав, добавила: – И кто выиграл пари?

Назыров привстал и поклонился.

– Вы не поверите, ваш покорный слуга. Но с тех пор поклялся никогда больше подобные эксперименты не повторять. А перед приятелем даже извинился, что втянул его в этот глупый спор. Правда, мы тогда оба прилично поддали. А местные коктейльчики для меня, как щекотка.