Газда

– Тебе нужно, ты и передавай, а я буду соблюдать инструкцию. Я знал, что мою жену лучше не злить, хотя она до сих пор ничего не рассказала про орден монахинь-кармелиток и какое она имеет отношение к нему.

Пришёл мой сын, и как вежливый друз, поздоровался с бабушкой, а потом позвал меня домой:

– Мама успокоилась, за компьютером торчит. Пап, а правда бабушка-привидение говорит, что есть реактивная метла, и ступа – для местных рейсов? А правда, что непослушных детей привидения щекочут? А правда…

Я промолчал. Конечно правда. В зоне врать нельзя.

Глава 10

Первым появился ОК. Он выглядел не так, как раньше, но всё равно, я узнал его.

– Совет дал добро, но ограничил время пребывания. Я думаю десять дней нам хватит, надеюсь команда не разучилась работать?

ОК взял, по привычке, всё в свои руки. Я спросил за секунданта. Секундант явно задерживался. Сначала его медики не пропускали, потом у него возникли проблемы с невидимостью, не мог пройти через барьер перехода между мирами. Стареем, Властелин, разведчики из нас негожие. Наконец секундант появился, он был частично видимым, в воздухе летал нос и два уха и прическа оселедцем. Такое ночью встретится, поседеешь и помокнешь моментом. Баба Яга была рядом. После ажиотажа встречи, с обниманием и расспросами, ОК сократил программу до минимума, ограничив место поиска девочки, лабораторным садом. Нас туда не пускали, а привидениям пофиг, для них преград не существует. Тут я был не прав. Нос с ушами уже не мог пройти через стену, и у самого ОК с прозрачностью что – то не то было. Но в сад они смогли попасть беспрепятственно. Пока секундант мотался в тонкие миры за ищейкой невидимкой, которая была больше похожа на земную гиену, ОК мне пытался объяснить технологию переходов. Это, как ваш флюорографический аппарат. Представь себе, что картинка ожила и кости стали двигаться сами по себе, так и у нас, только все подчинено мозгу. Мы не ощущаем своей невидимости, пока не попадём в сеть зеркал.

– А секундант говорил, что в твоём кабинете было много зеркал.

– Властелин! Это совсем другое. Да, не скрываю, были зеркала, но все они были накрыты. Ты, блин, сколько проработал в действующей зоне, а так и не понял, что привидения, в ваш мир, были посланы не за красивые глазки. Чернобыль – это была тюрьма тонкого мира. Зона в зоне. Но после взрыва на атомной станции, остались одни полуфабрикаты (пол землекопы, как ты их называешь), и работать было некому и не с кем. Тогда в зону стали прибывать добровольцы из привидений, и не очень – мы их называли принудиловками. Контингент, сам понимаешь, не ахти. Да ты сам всё испытал на собственной шкуре. В, привидений, материальных отправляют, чтобы исправились, избавились от грехов, а если они не хотят, если им нравится быть плохими? Для таких у меня и были зеркала, местная КПЗ, так сказать. А этот секундант не говорил тебе, что ему трижды пришлось отсидеть в моём кабинете, поинтересуйся, между прочим, у него, за что? Про это он не любит вспоминать, балаболка. Врать нельзя, легче забыть.

ОК замолчал. – А почему в зоне врать нельзя?

– Ну это, как у вас людей, типун прицепится и все будут знать, кто ты есть на самом деле. У привидений это хуже, вонючку можно заработать. Представь такой кошмар, что от тебя воняет, хуже, чем от скунса и с тобой, вообще, никто дела не хочет иметь, от тебя все убегают, как от прокажённого. Раньше болезнь считалась неизлечимой, но не заразной. Наша наука, в тонком мире, не стоит на месте. Сейчас от вонючки лечат, но сама процедура неприятна и болезненна. Это привидение надо сделать материальным, а потом обычные процедуры: химиотерапия, капельницы, уколы, таблетки, клизмы, … итак до полного излечения. Да ты и сам, наверное, их видел?

– Кого?

– Больных. В вашем мире они выглядят, как лысые ёжики.

Я вспомнил, действительно, какая-то мерзость путалась под ногами, возле лаборатории, но я думал, что это от влияния радиации, а оно вон что? Прибежал нос с ушами, помахивая своим хохолком. Собаку я уже не видел, не слышал, только чувствовал, что она есть. Привидения проникли сквозь металлическую решётку забора лаборатории, в сад, а я остался по эту сторону событий. Роз, вместе с сыном, наплевали на запрет, не выдержали, прибежали ко мне. Всем было интересно, как идёт поиск девочки. Мы знали, что в тонком мире поиск прекратили. Девочку не нашли среди привидений. Учёные уже успели выдвинуть новую научную теорию, что между нашими мирами, существует некая прослойка или прослойки – миры нестабильности. Именно в таких и живут Чеширские коты. Они чем-то похожи на нынешнего секунданта. Учёные выдвинули теорию, и сами же разбили её в пух и прах. А мы, все, прилипли к решётке, в надежде, чтобы хоть что увидеть, кляня на чём свет стоит эту местную полицию и власть. (В последствии, мы все благодарили власть, именно за этот запрет). Привидения появились через два часа. Я сразу по их лицам и настроению, понял, что попытка была не удачной. Секундант увёл собаку в тонкие миры, а ОК рассказал про весь процесс поисков. Мы с секундантом шли по следам девочки, а баба Яга разговаривала с вонючками (лысыми ёжиками), следы привели нас к колючему кустарнику, но там никого не было. Дальше собака отказалась брать след. Мы трижды возобновляли поиск, но всё время с одним результатом, такое ощущение, что вашу девочку, кто в воздух утащил или в землю затянул. До этих колючек она была, а потом нет, пропала. Лысые ёжики тоже подтвердили:

– Девочка играла с венериной мухоловкой, а потом убежала в сторону кустарника и растворилась в воздухе, как сосулька, растаяла, только сразу.

Наша команда оказалась у разбитого корыта. Мы были в досаде, увлеклись обсуждением и не уследили за малым. Друз двадцать девять пролез через решётку и побежал в сторону кустарника. Баба Яга первая заметила исчезновение малого, и первая кинулась в его преследование, а у нас с Роз, аж иней появился на висках и волосы скрутились от страха. Спасибо бабе Яге, она хоть не материальная, но каким-то колдовством смогла притормозить Друза, что он не споткнулся, и не упал носом в кустарник. Тогда бы пришлось искать и его. Друз появился через десять минут, так же, пролез через решётку, и присоединился к опешившим родителям. Следом за непослушным малышом летели привидения, я впервые над головой ОК заметил признаки испарины. Стареем, становимся более материальными, как лысые ёжики. Я не сторонник физических методов воспитания, но тут, Друз двадцать девять попал, я, впервые, не бросился на его защиту. Он нарушил главную заповедь зоны:

– Нельзя злить монашку-кармелитку.

На рёв мелкого сбежались все работники лаборатории, но без комментариев, через решётку, осуждающе смотрящие на Роз. Роз задыхалась. Пока привидения успокаивали мелкого, я старался снять стресс с жены. И мы, всей странной кавалькадой, пошли в сторону городка. Со стороны это казалось, что молодая супружеская чета с сыном, осталась не довольна выбором места отдыха, возвращается в привычный городской асфальтный мир. Друз бежал впереди, подгоняемый привидениями, подальше от мамы и размазывая слёзы по лицу. Потом встал, повернулся к нам всем и сказал на иврите:

– А почему мы их не забираем.

– Кого? Опешила Роза. Ну этих девочек и мальчика. Лилю. Они там спят, в кустах.

Гадом буду! Даже я всё понял.

– Друз, расскажи папе, кого ты увидел в саду?

И двадцать девятый сказал: двух девочек и мальчика. Одна, наверное, Лиля, другая в смешных штанишках и тюбетейке, а мальчик похож на китайца.

***

Поручик! Вам никогда не быть генералом! Объехав пол мира, побывав на аудиенции у императрицы, получив медаль географического общества за открытие новых земель на малоазиатском континенте, безнадёжно застрять в двух шагах от имения отца! Но это нонсенс, my friends! Ваш папа, наверное, с причудами, убежал от цивилизации в «Гадюкино урочище», а теперь вы нас стараетесь здесь похоронить, вместе с лопнувшей осью колеса в этом местном дорожном болоте.

– Вы бы свою обезьяну в туалет выпустили!

Пети не любил мальчишку, он его в первый же день знакомства, укусил за палец. Я малайца вёз в подарок отцу. Малец прибился к экспедиции и прикипел ко мне, а отец, уже десять лет страдает хандрой, после смерти матери, может отойдёт с мальцом, не в приют же сдавать! Я послушал ворчливого друга. Путь утомляет, а ему, через два дня – на Подол. Служба! Я отпустил малого для оправления естественных нужд. Он убежал в сторону кустарника и пропал. Уже денщик устранил поломку телеги, мы перерыли всё, действительно, имение было за бугром, но пацанёнка не нашли. Я отцу рассказал про подарок, он послал конюха в соседнее село, чтобы организовать людей на поиск, три дня искали, со смольём, с приворотами и заговорами, но не нашли. Пропал малаец.

***

– Но там же мы были все, и не раз. Мы ничего не видим, и полиция всё перерыла. Как ты смог увидеть. И Друз двадцать девять, шмыгая носом, достал из тайных мальчишечьих карманов ещё один раритет зоны – гляделку, те самые слайдовые очки, подаренные Властелину секундантом в начале работы в зоне. Где этот шалопай их нашёл, не знаю, но я в следующий момент, применил все способности, привитые мне бабушкой, и перемахнул через забор без применения шеста. Всё-таки я выглядел, наверное, странно, в этих квадратных очках, с голым торсом неандертальца, возле решётки опять стали собираться ротозеи из лаборатории. Я их нашёл, всех троих. Они были живы, но спали, очень крепко спали. Я кивнул жене через решётку, Роз всё правильно поняла. Через час здесь были все: и активисты, и полиция, и учёные и представители местной власти. Я понял, почему мою жену кармелиткой называют. Если её разозлить, она перевернёт весь мир. Забор рухнул под напором активистов. Полицейские загородили проход, и давали мне коридор, когда я по одному выносил детей и осторожно клал их на кровати в скорой помощи. Мои очки кочевали в толпе, каждый хотел удостовериться, что дети живы, ведь с момента пропажи Лили, минул уже почти месяц. Я промолчал, малаец проспал более четыреста лет, а девочка, в штанишках из шкур и непонятном малахае, отдыхает здесь с татаро-монгольского ига. За работу взялись учёные. Сразу всё засекретили, лабораторию закрыли, людей разогнали, всё оцепили колючей проволокой и вдоль границы условной зоны установили военизированную охрану с собаками. В нашем мире это любят, хотя достаточно было оградить только кустарник и не поднимать шум. Мы, к тому времени, все были в Варшаве, кончился наш отпуск, пора отрабатывать по контракту. Жена через год побывала в Хайфе, привезла оттуда интересные новости: на «местном Привозе» торгуют, по секрету, шпионскими страстями – волшебными иглами Чернобыля. Стоит человека, после захода солнца, уколоть такой иголкой, как он до утра становится невидимым. Я с собой привезла несколько штук.

– Иголки, как иголки, я не специалист, но, наверное, это с акации, её в Израиле хватает. И почём продают?

– Дорого! У-у, как дорого.

***

Сара родилась в Хайфе, прожила всю жизнь, почти не выезжая из города, поверила этим русским и Чернобыльскому колдовству, с невидимостью. Как тут не поверишь, когда по интернету такие страсти рассказывают. Хотела любовника спрятать. Это вам не strings в пакете с едой! Приходит Абрам, а Изя в моей постели лежит голый, и Абрам его, совсем не видит.

– Ну и что?

– Получила дважды: сначала от любовника, когда ему эти колючки загоняла, потом от мужа, за жизненный футуризм с реализмом. Вы знаете, коллега, а русские не врут, только эффект от колючек совсем обратный

– Это не Абрам ничего не видит, а я, и она старается прикрыть гематомы под глазами.

Врачи гарантируют действие этого чудесного русского средства на пару недель. Приходите ко мне в гости, коллега, у меня так в квартире хорошо: никто не курит, не храпит, не портит воздух. Я вас угощу настоящим еврейским чаем. У меня дома ещё осталось три чудесных колючки. Я, сегодня, таки щедрая, я вам их, о, Вей! Подарю! Презент! Испытаешь на своём Гиви.

***

Очки в толпе так и пропали. Я пожаловался по говорилке секунданту. А, он признался, что пошутил тогда, решил разыграть не понравившегося зазнайку Властелина. Это обыкновенные очки для быстрого просмотра слайдов, просто взял со стола, первое, что подвернулось под руку, сам не ожидал, что такой эффект выйдет: – и тогда, и сейчас. ОК позвонил, как только появился в гостях у пресс-секунданта. Он по старой офисной привычке, не любил сокращать наименования должностей, как объяснял, чтобы не допустить путаницы. Но я в его бюрократические дебри не лез. ОК сказал, что в больнице у кроватей пострадавших, постоянно дежурил штат учёных из тонких миров. Они больше наблюдали за материальными, и если вмешивались в лечебный процесс, то совсем чуть –чуть. Этот кустарник оказался с секретом – природный невропарализатор. Колючка впрыскивает яд, и ты застываешь на месте

– Это, если тебе повезло. А если не повезло, то обломав колючку или веточку этого нелицеприятного мутанта из растений, ты получаешь в лицо целую струю сонного газа и превращаешься в живую невидимую мумию.

Учёные двух миров бились полгода, чтобы вернуть пациентам видимость, и целый год, чтобы оживить их. Так, что Лиля пошла в школу с опозданием, вместе с бабушкой, вышедшей на пенсию. За остальные находки, честное слово, не знаю, знаю только, что их появление в историческом сообществе, было, как шило в филейной части новейшей истории Украины. Я расстался со своими приятелями, не знаю, надолго ли?

***

– Я не Роза. Я не Роз. Уйди от меня, вонючий, не прикасайся ко мне, ты не сааль. Кто это?

– Друз двадцать девять, наш сын.

– Он тоже не сааль.

С Польшей пришлось попрощаться. Болезнь жены внесла свои коррективы и прервала наш контракт на невыгодных для семьи условиях. Друз двадцать девять перешёл в четвёртый класс гимназии, при украинском посольстве. Пришлось всё начинать сначала и обратиться к счетам, оставленным моей бабушкой. Мы переехали в Израиль, судя по состоянию Роз, надолго. Недоволен был я, недовольна жена, больше всех недоволен сын, только друзы, встречающие нас в аэропорту, светились от счастья. Они в Тель-Авиве собрали целый кортеж из машин, и привезли нас в замок, где на входе на повороте дороги, стоял указатель, на котором, на трёх языках было отмечено – жилище бога. Блин, тут жена больна, пацана в школу устраивать надо, а эти адепты с первого дня прохода не дают. Только и слышишь:

– Эйх друзим?

Хорошо хоть зона выдержке научила и учтивости. Я вычислил и переговорил с посвящёнными. Они вникли в мои проблемы и обещали помочь, единственно, мне опять пришлось идти на компромисс. Но к этому я был готов ещё до приезда в Израиль. Мне надо было спасать жену, но я опять терял сына. Опеку над сыном, опять перехватили религиозные течения друзов, наш мальчик, наверное, был точкой отсчёта, примиряющей все их разногласия. Меня даже обижало немного то, что в присутствии сына, я был пустым местом для окружающих. У сына появились советники, без согласования со мной, его определили в медресе, у него был автомобиль и личный шофёр, у него был полный замок слуг. Не жизнь – кошмар. Друз двадцать девять признался, что скучает по банкетному залу в зоне и общению с привидениями. Здесь же круглосуточно читают очищающую Тору, Коран, «сулы», суры, и ещё какую-то хренотень, отпугивающую представителей тонкого мира. А мне так хотелось посоветоваться с друзьями, пожаловаться на превратности судьбы. Я объездил все медицинские центры Израиля, напичканные такой аппаратурой, которая не устареет на века, всё из стекла и бетона, мозги плывут реками по переходам зданий, в разноцветных медицинских халатах, санитарки похожи на фотомодели, которые подбирали со вкусом по всему миру. Всё было прекрасно, тем более мы были гражданами Израиля, денег хватало (спасибо бабушке и друзам), но только заканчивались обследования, врачи разводили руками, говорили, что у Роз это генетическое и все посылали в разные сёла, к знахарям. Научно обоснованная, классическая, фундаментальная психиатрия, была бесполезна при решении проблем жены. Розу вводили в гипноз, пытаясь нащупать очаг заболевания, но она переходила на неизвестный язык, а на иврите просила убрать этих врачей вонючек. Солидные доктора наук, с мировым именем, ради денег, терпели выходки Роз. Терпел и я, пытаясь создать идеальное условие для супруги. Но с каждым днём становилось хуже. Друзы убрали все зеркала из помещений замка. Роз не узнавала себя в них, пришлось поменять стёкла в окнах, на пластик, не дающий отражения, она окончательно перешла на непонятный язык, не признавая никого и забыв о нашем существовании. Я был в отчаянии, Роз не признавала не меня, не сына, закрывая нос при нашем приближении. Я готов был пойти на всё, отчаявшись обращаться к медикам, я писал письма во все страны, обращался в различные центры, социальные сети замучил своим криком о помощи. Последнее время Роза перестала почти есть и её приходилось замыкать. Наш сын плакал по ночам. Тайком. Боги не плачут, но я знал, поправляя его постель, после ухода в медресе. Мне приснился шум ветра Иудейской пустыни, среди застывших ужасов соляных фигур Мёртвого моря. Со мной разговаривали птицы, и я их понимал, но, когда просыпался, ничего не помнил. Друзы готовили пищу для Роз из одних фруктов и овощей. Я каждую ночь ждал этот сон, чувствовал подсказку на уровне интуиции, но сон обрывался, не хватало времени или стоял запрет для того, кто пытался до меня что- то довести. Я через шум ветра услышал имя – Халия, и всё. В одну из ночей, в мою постель прибежал мой сын, Друзу двадцать девятому было страшно, оказывается мои кошмары преследовали и его, только ребёнок более живо представлял всё в своих снах и воображение перемещало его на чужую планету, которая так похожа на Израиль. Только люди на ней более красивые. Я спросил:

– Красивые, как кто? Как древние греки, египтяне, таджики – македонцы?