– А это что за хрень ты притащил из штаба? Что за «Соня», да ещё не по-русски написано?
– Да вот, по пути нашёл, – соврал я.
Тогда Кабан (такая была кличка у старшины среди солдат) взял штык нож и вспорол коробку, как брюхо киту. Из коробки посыпалась валюта. Это были монгольские тугрики, ребята из роты помогли подбить курс, весь ящик тугриков был приблизительно равен одному доллару.
– Обманула, зараза!
Я подбежал к зеркалу – знакомая худая рожа, с костлявым телом, никакой Хайфы и никаких сверх способностей. И я завыл:
– У, сука!
Сослуживцы повыскакивали из казарм, впереди всех бежал старшина.
– Что там? – спросил ротный.
– Шпала в печали.
Ротный обязан был отреагировать, но я сам пошёл сдаваться на губу. Я знал, там мой друг Ванька ждал своей участи за драку в части с применением штык ножа, а ещё знал, что через два дня будет Чернобыль, и жить нам осталось ровно неделю. Начальник губы позвонил ротному, тот дал добро для отдыха Шпалы на три дня. Я знал, что, чтобы я не предпринял, всё случится так, как должно быть. Не пойму только одного, «Владелец я зоны» или нет. Судя по тому, что эта стерва вбросила меня в прошлое в этом никудышном теле, наверное, нет. Мне опять перестало везти. На «губу» пришёл замполит, проводить нравоучительную беседу, и пока он мне втирал про линию КПСС, я ему выдал:
– А вы знаете, что через два дня произойдет взрыв на Чернобыльской атомной станции, а через пять лет Союз прикажет «долго жить»?
Капитан впал в стопор, а когда до него дошёл полный смысл моих слов:
– Да я тебя! Тварь, сгною. На Родину. На Советский Союз руку поднял! Мразь.
И он пошёл в рукопашную. Лучше бы он этого не делал. Мне было всё равно, я знал, что меня караульные не застрелят, даже дело за то, что я поднял руку на офицера, не успеют открыть, мы с «малышом» погибнем ровно через неделю, сметая мусор с крыши Чернобыльской АЭС. Было продолжение банкета, караул колошматил нас с Ванькой до самой смены, их нач. кар. заставил. Навешав по полной программе, на следующий день пришли извиняться с двумя килограммами шоколадных конфет.
– Ты не дурак, Шпала! Устав тоже знаешь, ведь по уставу, при нападении на советского офицера, мы в тебя стрелять должны. А теперь тебе замполит врага народа шьёт. Может быть и правильно, что ты его отоварил?
А мне было наплевать. Я знал, что завтра из Москвы поступит команда и нас будут грузить в вагоны, завуалировав приказ, под учения для стройбата в центральной Украине. А сегодня ночью, ровно в час…, я начал буянить. Прибежал новый нач. кар, с двумя солдатами.
– Сообщите долбанному командованию, что сегодня произойдёт взрыв на четвёртом энергоблоке в Чернобыле.
Был уже вечер, зам по штабу дозвонился только до психиатрической больницы, те пообещали приехать после праздников усиленным составом, а пока…, меня скрутило шесть человек из караула, и держали под прессом мышц, пока не подействовало успокаивающее лекарство, впрыснутое мед. инструктором. Проснулся я уже в вагоне, мы подъезжали к Припяти. Старшина был из этих мест, из Чигирина:
– Блин, Шпала, очухался, вовремя, почему ты гад раньше не сказал? Знал ведь что-то? Я бы успел семью предупредить, а то, чуть ли не в самом эпицентре находятся. Что ты такое замполиту наплёл? Что он, только прочитал телеграмму из Москвы, сразу – на плацу, застрелился из табельного оружия?
– Отсчёт пошёл – подумал я.
Всё было так, но немного не так. Хоть убей, не помню я, чтобы кто-то из офицеров стрелялся на идейной почве. Скоро был наш выход, а я штудировал тот день, когда мы погибли. Ванька – он совсем ничего не знает о радиации, чтобы такое придумать, чтобы его спасти. В голову ничего не лезло. Всё равно бы ничего не вышло. Прошлое нельзя изменить. И, вскоре мы очутились на крыше реактора…, только с крыши я попал не в Москву, а обратно в Хайфу. На стометровке местного «Привоза» на месте девушки стоял древний старик, с бородой, и в таких же допотопных очках с круглыми стёклами. Он дождался, когда я подошёл, и задал вопрос:
– Ну что, не обманули мы тебя, «Властелин зоны»?
Я промолчал, не стал даже вспоминать о тугриках. Нет, обмана не было: Была и валюта в эквиваленте одного доллара, было и прошлое – я дважды пережил смерть. А Чернобыль, что Чернобыль? Должен же кто-то и им заниматься, у каждой земли должен быть хозяин. Сумели испоганить, надо возрождать. Вечером я был в Одессе, по дороге я вспоминал свой разговор с торговцем. Старый еврей был родом с Австралии, он мне признался, что тоже не владеет ивритом.
– А Роза? Ах! Роза? Будет здесь через две недели, мы меняемся. А вы молодой человек, приезжайте в Хайфу. Чудесный город. А как будете, заходите к нам. Привет? Хорошо, передам. Вы мне ничего не хотите сказать?
– Спасибо!
Мы тепло попрощались с земляком.
Глава 3
Я вышел из душа. На столе лежали мои германские документы, а в кресле сидел какой-то человек в чёрном фраке, он перелистывал содержание моих паспортов, его губы что-то шептали про себя. На столе лежала белая строительная каска. На ноги этого странного посетителя были одеты какие-то бесцветные галоши. От неожиданности, я, чуть не поскользнулся и не растянулся возле дверей душа. Этот странный человек услышал шум или среагировал на звук выключенной воды в душе, но он отвлёкся от копания в моих документах и поднял голову. Первая моя мысль была, что я забыл закрыть дверь в квартиру, после того, как приехал на такси из аэропорта. Я понимаю, что это Европа, Германия. Но так нельзя в любой стране мира. На грабителя он вроде не похож, я сравнил образ посетителя с приевшимися голливудскими прототипами; но какой неприятный бесцеремонный тип.
– Вы кто? Что вам нужно? Как вы сюда попали? Это моя квартира.
Я уже привык к тому, что на западе все относятся с уважением к частной собственности. А этот тип, несмотря на относительно чистую одежду, обладал не только какой-то сквозящей безвкусицей, но ещё наглостью вокзального бомжа, который забрался к вам в тарелку и с помощью вашей же вилки, надламывает вашу поджаренную сардельку, запивая заказанным вами пивом.
– Я пресс-секундант. Я здесь живу.
От такой наглости, я окосел. Это чувырло поднялось из-за письменного стола, и, словно прочитав мои мысли, двинулось к холодильнику, и достало два боржоми, выпуском до одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Раритет! Знает, что выбирать. От его следующего вопроса у меня свело скулы, как от удара боксёра сверх тяжёлой весовой категории:
– Что ты делаешь в моём офисе и пользуешься моей дезактивационной камерой?
Блин, в такое глупое положение я не попадал, с момента рождения. Но этот наглец, этот – национал –социалист или как его там…Я старался не терять авторитет, но уже тогда у меня появились первые очаги неуверенности. Я оглядел квартиру. Нет, не ошибся – это был мой дом, то есть моя квартира, моя собственность, мои занавески на окнах, их повесила ещё моя бабушка, наш – советский холодильник «Зим», погоди – у меня была «Бирюса». И комната стала немного просторней, а куда делась кровать и телевизор с кондиционером? Этот хам спёр мой ноутбук, он как раз лежал на том месте, где он бросил свою каску. Второй мыслью, что пришла в мою голову, была…, мне захотелось настучать ему в рыло! Наглец! Он смотрел на меня такими глазами, как будто это я вломился в его дом.
– Вы хотите сказать, что это ваша квартира?
– Нет, это мой офис, но я тут живу, и он раскрыл двери, вмонтированного в стену гардероба, там моей одежды не оказалось, вместо неё был скелет какой-то раскладушки или кровати на пружинах. Тогда я понял, это либо не мой город, либо я забыл где живу.
– Это Кёльн?
– Что Кёльн?
– Где мы находимся?
– А, Кёльн, Кёльн! Сейчас я вам покажу Дрезден с Бранденбургскими воротами и Капитолием, или как там – с Рейхстагом и он отодвинул штору на окне.
– О, бог ты мой! Где мы?
– Это Припять, а там Чернобыль и атомная станция. Он поправился – бывшая атомная станция.
Мы, по всей вероятности, находились над уровнем третьего этажа. За окном кто-то летал и заглядывал к нам в окно.
– Это кто?
– А, это? Не обращайте внимания.
И собеседник задёрнул штору.
– Ну что убедился, что это не твоя квартира, и совсем не Кёльн?
Потом помолчал и улыбнулся такой знакомой, ехидной саркастической, одесской улыбкой:
– А ты прав, это больше на Бухенвальд похоже, как увидишь, сразу на бухаться хочется.
Я стоял голый, у дверей душа, прикрытый слегка чужим казённым полотенцем с фиолетовым штампом инвентаризации и искал свой халат. Но, не вешалки, не халата, не одежды