Герой Днепра

Герой Днепра
Александр Федорович Чебыкин

Автору книги «Герой Днепра» Александру Чебыкину исполнилось всего 10 лет, когда началась Великая Отечественная война. Годы лихолетья навсегда остались в памяти впечатлительного и наблюдательного подростка. В основу сборника повестей и рассказов автора легли личные воспоминания, а также встречи с фронтовиками, совершившими подвиг во славу Отечества. Повествования от первого лица подкупает своей искренностью и непосредственностью, содержит много интересных фактов. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Босоногое детство

Мать умирала медленно, тихо. Маленький Коля, стоя у края деревянной кровати, постоянно тормошил мать, гладил холодную руку, плача, просил: «Не засыпай, маменька, не оставляй нас, плохо будет без тебя». Младшая сестренка Тося сидела у изголовья, заглядывала в ярко-голубые полузакрытые глаза, кулачками растирала по щекам катившиеся бусинки слез.

Глаза матери еще жили, смотрели на детей с тоской, но в них была уже и отрешенность…

После похорон дом опустел. Тося сидела в уголке за печкой, всхлипывая, звала: «Мамочка, где ты, почему долго не приходишь?». Коля прятал за пазухой фотографию матери, украдкой вытаскивал и целовал. Спал в обнимку с большим шерстяным платком, в котором мать зимой ходила во дворе, управляясь по хозяйству. По ночам видел сны, как, ухватившись за руки, бегут они втроем по весеннему зеленому лугу, утопающему в ярких цветах купавицы, взлетают к облакам, и мама растворяется в небе…

Дети были малы, за ними нужен был досмотр.

Через полгода отец привел в дом женщину из соседней деревни, старую деву, не знавшую материнства. Марфа беспрестанно понукала детей, зачастую давала тычки. Отец не заступался за детей, не ссорился с Марфой, боялся, что она покинет семью. За ужином, покрикивая на детей, Марфа грозилась: «Брошу, надоело. За какие грехи Бог дал мне такое испытание: кормить, одевать, обстирывать этакую ораву?». Отец молчал, только крепче сжимал край столешницы, да с такой силой, что стол начинал потрескивать. Голубые глаза отца становились сталистыми.

Заводила

Домики села Белёнка рассыпались по крутому берегу Большого Иргиза – притока Волги. Село считалось зажиточным, но Николай Терентьевич Давыдов никак не мог выбраться из нужды. Когда стали образовываться колхозы, одним из первых вступил в колхоз, затем в партию. Времени на воспитание детей не оставалось. От восхода до заката отец пропадал в поле. Колхоз все крепче вставал на ноги. Николая Терентьевича сначала поставили звеньевым, затем бригадиром.

Коля рос шустрым, подвижным, самостоятельным. Был заводилой среди пацанов. В семь лет с доской под мышкой переплывал Иргиз. Доска была надежной опорой, если по пути встретится воронка, куда зачастую попадали мальцы, не рассчитав своих сил, или если ноги сведет судорога. Гоняя по песку тряпичный мяч, набитый куделей, Коля был отчаянным футболистом – на его счету всегда было больше всех забитых мячей. Под обрывом реки мальчишки соорудили перекладину из старой трубы, которую предварительно несколько дней драили напильником и наждаком. Наращивали силу, каждый день проверяя друг у друга тугие мышцы на руках. И здесь Коля был впереди всех. Если случалась заварушка – ребята с разбитыми носами бежали к Коле: он рассудит верно и сумеет помирить драчунов. Рыбалка – любимое дело сельских ребят. После смерти матери Коля часто убегал на речку, где под камнями ловил налимов и выронов. Научился кресалом и трутом разводить костер. Завернув добычу в лопух, зажаривал ее в золе. В семь лет научился плести лески, знал, какой волос надо выдернуть из конского хвоста. Мастерил рыболовные снасти. Гнул, расковывал, закалял крючки. На столе не переводилась рыба, мачеха стала реже покрикивать на Колю, видя, что растет смышленый парень. Перед школой он уже читал по слогам и учил своих друзей. Отец после каждой получки покупал детям книжки.

Школа мужания

В 1932 году отец отправил Колю в первый класс. Занималась с ними старая-престарая учительница, которую в школу под руку приводила взрослая внучка. Вести уроки ей было трудно, но преподавателей не хватало. Первого сентября 1933 года директор школы завел в класс худенькую, бледную, курносую девчонку с конопушками на щеках, подстриженную под горшок. Сказал ребятам: «Это ваша классная руководительница, она будет вас учить дальше, зовут ее Татьяна Ивановна». Ребята удивленно смотрели на нее и думали: «Какая она Татьяна Ивановна, она Таня».

Татьяна Ивановна приходила в школу аккуратной, голубая кофточка с заплатами на локтях и серая юбочка были всегда отглажены. В один из дней Татьяна Ивановна зашла в класс, придерживаясь за парты, устало села за учительский стол, но когда после звонка стала подниматься – покачнулась и упала. В беспамятстве шептала: «Хлебушка, хлебушка». Коля подбежал к питьевому бачку, набрал кружку воды и стал брызгать ей в лицо. Татьяна Ивановна открыла глаза и проговорила: «Извините, дети». Ребята помогли ей встать и гурьбой повели домой. Учительница жила в домике на окраине села Хозяева уехали в город, и председатель сельского Совета определил ее на постой в этот дом.

Татьяну Ивановну уложили на железную кровать, застеленную серым солдатским одеялом. Коля заглянул в стол, на полки – кругом шаром покати. В тумбочке нашел мешок с несколькими зернами пшеницы, из которой Татьяна Ивановна, деля зерно по горсточкам, во дворе на таганке варила кашу. Каждый месяц полпуда пшеницы выписывали в правлении колхоза Татьяне Ивановне на пропитание. Но к концу срока мешочек оказывался пустым. Последние несколько дней Татьяна Ивановна пила только кипяток, бросая туда горсти рябины или корочки сушеных яблок.

Коля дал команду: «Девчата, по домам и тащите у кого что есть съестного». Сам с ребятами пошел за село, там набрали хворосту и будылей кукурузы и, перевязав брючными ремнями и бечевками, притащили в дом. Натопили печь, накрыли стол. Коля сбегал домой, принес кринку молока. Усадили Татьяну Ивановну за стол и стали потчевать. Татьяна Ивановна обнимала ребят, и крупные слезы падали в кружку с молоком. Спросила: «Можно я все это оставлю на потом? После голода нельзя наедаться досыта». Ребята, перебивая друг друга, закричали: «Татьяна Ивановна, мы решили, у кого есть корова, по очереди каждый день приносить вам кружку молока, по кусочку хлеба и у кого что есть. Татьяна Ивановна, не беспокойтесь, мы поговорили с родителями, они знают об этом». После этого корзина, стоявшая на столе в углу класса, заполнялась продуктами.

Через пару месяцев Татьяну Ивановну было не узнать. Щеки порозовели и округлились, волосы подросли, она заплетала их в две косички, что смешило ребят.

Весной Татьяна Ивановна вместе с учениками сажала огород. Колин отец, теперь уже председатель колхоза, где-то достал для нее козу и пару курочек, завез два короба кукурузных кочерыжек для топки печи. Татьяна Ивановна бегала с ребятами на рыбалку, играла с ними в футбол. На фронте в минуты затишья Николай вспоминал эти чистые и светлые дни.

Коля учился прилежно, старательно выполнял домашние задания, на уроках был весь внимание, и хотя на переменах ходил колесом, директор школы ставил его в пример. После пятого класса в летние каникулы отец стал привлекать его к работе по посадке деревьев в создаваемых лесополосах.

В 1938 году, в связи с переводом отца на новое место работы, семья переехала в город Пугачев. Здесь Коля успевал участвовать во всех школьных мероприятиях. Руководил спортивной секцией, был капитаном футбольной команды. На зимних и летних спартакиадах города он и его друзья занимали почетные места. Принимал активное участие в художественной самодеятельности, виртуозно играл на балалайке. Но любимым его занятием было плавание и прыжки с десятиметровой вышки.

Когда посмотрел фильм «Чапаев» (а ребята, бегая в соседние села, умудрялись смотреть его по нескольку раз), другие увлечения отошли на второй план. Чапаев стал любимым героем в играх. Право командовать Коля взял на себя. На берегу Иргиза сооружались окопы, насыпался бруствер. Из досок, реек, палок мастерились винтовки. Из старого плуга, труб, самовара создавался пулемет, который громко тарахтел, пыхтел и выпускал искры. На железную бочку без дна натянули бычью шкуру – и барабан готов. Был свой Петька – Колин друг Валера Серегин и, конечно, пулеметчица Анка – Тося, сестра Коли. Никто не хотел быть в числе белых. Бросали жребий. В старое ведро насыпали белые и серые камушки, окатыши с берега реки. Кто вытаскивал белый – тот беляк, кто серый – тот чапаевец. Белые отходили к берегу, метров за четыреста. Коля взмахивал флажком. Барабан начинал монотонно стонать. Капелевцы выстраивались в плотный ряд и под оглушительные звуки барабана с винтовками наперевес двигались на чапаевцев. Нервы чапаевцев на пределе, метров за сто до подхода белых чапаевцы с криками «ура!» выскакивали из окопов, держась по пять-шесть человек за жердь. Мчались вперед, оттесняя капелевцев к реке. Тут уже на помощь кидались зрители – малыши и взрослые, крича: «Дави гадов!». Капелевцев загоняли по шею в воду и, довольные, возвращались на исходные рубежи, возбужденно обсуждая: «Как мы им дали!». Каждый раз перед началом игры Коля просил: «Без моей команды в атаку не подниматься». Но это было бесполезно. Кто-нибудь выскакивал из окопов или подбегали зрители, крича: «Чё лежите, бей беляков!».

1941 год. Закончен девятый класс. Коля бежит домой с кучей похвальных грамот: за отличную учебу, за участие в самодеятельности, за гимнастику, за первенство города по плаванию, за меткую стрельбу.

Путь к ненавести

Днем 21 июня прибежал домой отец: «Война, сынок, война надолго, враг силен и опасен, объявлена всеобщая мобилизация». 24 июня, в день 17-летия Николая, семья прощалась с отцом. Отец наказывал: «Смотри, Коля, если придет и твой черед, не посрами семью и род Давыдовых. Мы с честью и славой служили России, твой дед Терентий завоевывал и устанавливал Советскую власть. Не было бы этой власти – не был бы я, крестьянский сын, председателем колхоза, а батрачил бы на какого-нибудь пузана. Вы с сестрой выросли и выучились, у тебя девять классов, а у сестры – семь. Иди и учись, все дороги открыты. Сестра уже помощница по хозяйству. 15 лет – можно сказать, невеста, тебе 17 – по крестьянским обычаям – мужик. Марфу берегите, хоть и не родная кровь, но она вас вырастила, выходила, малыми ведь остались без матери, сейчас здоровье у нее неважное».

За неделю Николай повзрослел, почувствовал себя главой семьи, ответственным за дом. Игры были заброшены, рыбалка – только по необходимости. Надо было запастись топливом на зиму, кормом для коровы. Здесь, в Пугачеве, из-за плотности застройки пришлось отказаться от крестьянского хозяйства, оставили только корову.

Враг захватил Прибалтику, Белоруссию, Украину, подходил к Воронежу, шли бои за Ростов. Война приближалась к дому,

В первый день занятий осенью 1941 года в школе зачитали приказ военного комиссара области: «Все допризывники мобилизуются на оборонные работы». Зачем-то всем выдали противогазы. Объявили, что выезд в шесть часов утра от школы.

Утром десятка два полуторок потянулись за город, в сторону Саратова, на Лысые горы. Каждому отряду был определен участок работ. Рыли противотанковые рвы шириной и глубиной по два метра, за ними окопы для пехоты, в полный рост. Грунт – спрессованный известняк, работать приходилось ломом и киркой. К вечеру ломило спину, рябило в глазах. От рукавиц, которые выдавали перед работой, оставались одни лохмотья. Спали в палатках. Кормежка была не ахти: утром перловая каша, чай и ломоть хлеба, в обед – густой суп из баранины и перловки, вечером долька селедки, хлеб и несладкий чай. После разгрома немцев под Москвой, по окончании работ на укрепрайоне в январе 1942 года старшеклассников отпустили домой. Был приказ Сталина дать возможность окончить десятый класс.

В старый Новый год семья Давыдовых получила похоронку на отца: «Давыдов Николай Терентьевич, политрук стрелкового батальона прорыва, погиб в наступательных боях под Волоколамском».

23 февраля в школу пришел райвоенком и зачитал приказ о награждении орденом Красной Звезды выпускницы пугачевской школы 1941 года Наумовой Юлии, радистки десантного батальона. Девушка погибла в боях за оборону Москвы. Вручать награду было некому. В июне 1941 года вся семья добровольцами ушла на фронт, хотя отец Юлии – офицер запаса, танкист, раненный на Халхин-Голе, – был освобожден по болезни. Мать – врач, начальник санчасти полка – погибла под Ельней. Орден передали директору школы. Коля с пятого класса был влюблен в Юлию, отличницу, непоседу, организатора вечеров в школе, с толстой русой косой и большими серыми глазами. Юлька об этом знала, поэтому всем поклонникам давала отбой, объясняя: «Мой жених скоро подрастет», – и трепала Колю за непослушный вихор пшеничных волос. Девушка часто приводила на берег реки, когда Коля рыбачил, садилась рядом, молчала, вглядываясь в быстрые струи воды. Потом обнимала Колю за плечи и шептала: «Ну, Коленька, любовь моя, я пошла, хорошо?». У Коли замирало сердце, слова застывали в горле, лицо становилось пунцовым, и он кивал головой. Потом долго прислушивался к замирающим шагам Юлии, боялся обернуться – стыдился ребят.

Впервые после смерти матери Коля разревелся навзрыд, локти стучали о парту. Директор, сгорбленный, седой старичок, подошел, обнял: «Не плачь, солдат, скоро отомстишь за отца и Юлию. Она перед отправкой на фронт заходила ко мне и просила передать: «Если погибну, скажите Коле, что я его любила больше жизни». После этого сообщения Николай стал молчалив, задумчив. В голове беспрестанно билась одна мысль: «Отомстить, отомстить за отца, за Юлию, за родных и близких. За поруганную землю». Каждый вечер бегал в тир и тренировался в стрельбе, пока не стал выбивать тремя пулями три десятки.

Как только Николай сдал выпускные экзамены, он пришел в военкомат и стал проситься на фронт, на что ему ответили: «Подожди месяц, в августе очередной набор в Пугачевское артиллерийское училище, у нас нехватка призывников со средним образованием». Николай, подумав, согласился: отца нет, в доме останутся две женщины, надо подготовиться к зиме.

Верность воинскому брастству

В июле 1942 года немцы начали мощное наступление в районе Ростова-на-Дону, прорвали фронт севернее города по Северскому Донцу и Дону. Одна группировка войск рвалась к Сталинграду, другая – на Северный Кавказ. Немецкие самолеты бомбили Саратов. В августе по ночам за Волгой было видно полыхающее небо. Фашисты подходили к Сталинграду.

Началась учеба в военном училище по сокращенной программе. Готовили офицеров противотанковой артиллерии. Все школы города были переоборудованы под госпитали, а родная школа Николая была передана под военное училище, в котором он сейчас учился. Курсанты в редкие выходные дни посещали госпитали. Местные ребята успевали забежать домой, чтобы прихватить для раненых кто что мог: тетради для писем, махорку, яблоки из зимних запасов. В госпиталях увидели тяжесть войны воочию. Солдаты и офицеры рассказывали о зверствах фашистов на захваченных территориях. Николай видел, как изменился город. Рабочие заводов не отходили от станков по 10-12 часов. Хлеб выдавали по карточкам, запасы горожан быстро истощались. Знакомые сообщали горестные вести о гибели родных, близких, товарищей, соучеников.

Первоначальная бравада скоро улетучилась из сознания, было одно желание: быстрее освоить технику и вооружение, которое они изучают.

В марте 1943 года младший лейтенант Давыдов Н.Н., успешно окончив училище, был направлен в 419-й отдельный истребительный противотанковый дивизион 203-й стрелковой дивизии на должность командира огневого взвода. Дивизия была сформирована в марте 1942 года в станице Лабинской Краснодарского края и уже имела опыт боев: форсировала реку Дон в районе хутора Верхне-Матвеевского, захватила плацдарм и удерживала его, чем отвлекла на себя часть войск противника, прорывающихся к Сталинграду. Дивизия участвовала в окружении и разгроме немцев под Сталинградом в составе Донского фронта. Вместе с Николаем в дивизион попали его земляки Партус Сергей и Французов Валерий.

Сердца солдат и офицеров дивизии переполняла ненависть к врагам, люди готовы были идти на самопожертвование, чтобы отстоять честь и свободу своей Родины. Дивизион состоял из трех батарей 45-мм орудий и роты ПТР Солдаты эти орудия называли «прощай, Родина», так как их пробивная способность была незначительной, они поражали только легкие танки, а у средних – бортовую броню. Противотанковые батареи были в составе полков и использовались на танкоопасных направлениях. Расчеты орудий были дополнительно вооружены противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Младший лейтенант Давыдов представился командиру батареи старшему лейтенанту Краснокутскому, высокому, ладно скроенному, лобастому, с аккуратно подстриженными усами, с двумя орденами Красной Звезды на груди. Давыдов уже знал, что старший лейтенант воюет с начала формирования дивизии, среди солдат слывет бесстрашным, строгим командиром, солдаты и офицеры любят его за расторопность и распорядительность. Командир батареи спросил: «Не крещен еще боем? Ну да что я спрашиваю – совсем еще малец». Николай смолчал, но при следующем вопросе: «Стрелять умеешь?» – выпалил: «Товарищ старший лейтенант, между прочим, я лучший стрелок района по пулевой стрельбе, а на экзамене по огневой подготовке поразил все цели на «отлично». – «Смотрел твою характеристику, думаю, не подведешь батарею, иди, принимай взвод».

Отмщение

В марте части дивизии входят в район Боково – Антрацит, а затем передислоцируются через Ворошиловград в район Каменское – около города Старобельск. В период мая-июня дивизион перевооружается 57-мм и 76-мм пушками. Вторая батарея вооружается 57-мм пушками. В конце августа-начале сентября дивизия ведет кровопролитные наступательные бои на Северском Донце – в районе Голой Долины. Временами в воздухе находилось более сотни самолетов противника. Артиллеристы чаще гибли от огня авиации, чем от поединков с танками. При передышках артиллеристы говорили: «Лучше бы с танками воевать: их видишь, чувствуешь на собственной шкуре, ведешь бои на равных. А тут сыплет сверху – никуда не спрячешься, окопчик зачастую становится могилой». Расчеты пушек в течение двухнедельных боев почти полностью поменялись. Николай удивлялся, кто и что бережет его в этом вихре огня и металла. Молодой офицер мужал, впереди был жестокий враг, и его надо было уничтожать.

Из характеристики на награждение младшего лейтенанта Давыдова Н.Н. медалью «За отвагу»:

«В районе Голая Долина взвод Давыдова Н.Н. вместе с наступающей пехотой первым ворвался в село, уничтожив пять огневых точек, захватив гусеничный тягач. 23 сентября в районе Капговка взвод Давыдова Н.Н. уничтожил три пулеметные точки и более 20 солдат противника. Младший лейтенант Давыдов Н.Н. лично прямой наводкой уничтожил огневую точку».

Кстати, захваченный в бою под Голой Долиной гусеничный тягач верой и правдой служил батарее до конца войны.

25 сентября батарея получила приказ поддержать танковый батальон в наступлении. При атаке два наших танка были подбиты. Давыдов засек немецкую батарею 85-мм орудий. Развернул свои пушки и прямой наводкой расстрелял батарею противника, уничтожив личный состав, захватив орудие, которое было передано в третью батарею. Танки, прорвав оборону немцев, устремились вперед. Противник начал с правого фланга контратаку. Впереди справа была болотистая местность, через нее тянулась гать с мостиком посередине. Когда первый танк выскочил на мостик, Давыдов сам стал за орудие, прицелился – и танк с перебитой гусеницей развернулся на мостике, закрыв дорогу остальным машинам. Это был первый подбитый младшим лейтенантом Давыдовым танк. Огнем батареи были подбиты еще два танка, остальные попятились. Танковая контратака была сорвана. Пехота успешно овладела селом Краснопольское.

Сражение за Днепр

419-й отдельный дивизион, приданный 610-му полку, второй день был на марше, сминал отдельные очаги сопротивления противника. Вражеские войска, боясь повторения Сталинграда, спешно отступали за Днепр. Был приказ форсировать Днепр с ходу, чтобы отступающим немецким частям не дать возможности закрепиться на правом берегу.

27 сентября в двух километрах от излучины Днепра, в районе села Вовничи, под обрывистым берегом речушки командир дивизиона капитан Чкаусели собрал офицеров и зачитал директиву Ставки Верховного Главнокомандования от 9 сентября 1943 года о представлении к награждению за форсирование водных преград. Было объявлено: кто при форсировании Днепра проявит смекалку и мужество, чья часть первой займет плацдарм на правом берегу и удержит его до подхода основных сил – те будут представлены к званию Героя Советского Союза. Капитан предупредил, что надо быть готовыми к переправе на подручных средствах – лодках, плотах. Напомнил, что правый берег Днепра крутой, местами обрывистый, что, по разведданным, вдоль Днепра идет сплошная линия обороны противника, в несколько рядов траншеи, проволочные заграждения, сплошные минные поля. Командирам батарей приказал установить взаимодействие с командованием подразделений, которые они будут прикрывать при захвате плацдарма. Отдав приказ приступить к подготовке форсирования Днепра, командир дивизиона отпустил офицеров во вверенные им части.

Батарея старшего лейтенанта Краснокутского должна была поддерживать 1-й батальон 610-го стрелкового полка. Командир батареи, проверив готовность личного состава к переправе, собрал батарейцев под старым вязом. Зачитал приказ, поставил задачи орудийным расчетам. Предложил старшине разлить трехдневную норму спиртного по фляжкам, но приказал: «Перед боем не употреблять, только после переправы. Вода холодная, земля сырая после дождей, на том берегу спирт пригодится больше».

Пожилые солдаты, сержанты обменивались адресами, выцарапывая их на котелках и ложках. Давали друг другу клятвы в случае гибели сообщить родным, а после войны помочь семье в воспитании детей, навестить старую мать. Обменивались на память фотографиями, кисетами.