От Алтая до Берлина

В 1933 году в семье появился еще один братик, названный по предложению отца Петром.

Голодный 1933 год пережили сносно. Научились готовить еду из трав и кореньев. Иногда отец приносил рыбу, а муж Александры Григорий дважды привозил зерно, из которого варили кашу. Норма – две столовые ложки на человека. За бараком раскопали огород. К лету поспела картошка, морковь, брюква, горох. Шура с младшей сестрой Ираидой наслаждались в огороде бобами, морковью и огурцами. Петр Матвеевич ночью плел лапти, чтобы утром Екатерина Петровна пыталась их обменять на картошку или кусочек хлеба для семьи. Отец наладил удочки и на зорьке иногда вместе со старшим сыном рыбачили. На Каме ловили окуней, лещей, щук, пескарей, красноперок. Изредка попадалась на удочку стерлядь. Ее меняли на хлеб.

Кама манила. Шура в школе подружился с ребятами. Всем классом уходили на берег, играли, плавали на перегонки. В девятом классе решили определить: «Кто быстрее переплывет Каму». До половины реки плыли нос к носу, потом некоторые стали отставать. На середине реки течение потащило вниз по реке. Когда Шура подплывал к противоположному берегу, его друг Тихон Маслов махал с перевернутой лодки. Лицо было испуганное. Головой вертел то в одну, то в другую сторону. Шура понял, что он не первый, кто выбился из сил. Смысл борьбы потерялся, он расслабился, быстрое течение потащило его. Нахлебавшись воды, еле-еле выбрался на берег. Отлежался. Пошел по берегу вверх по реке. Наконец часа через два пловцы собрались вмести. Тихон предложил: «Давайте возьмем лодку и поплывем в ней обратно». Шура запротестовал: «Лодка чужая, надо сбивать замки. А кто потом пригонит ее назад?». Он знал, что для многих семей лодка была кормилицей и предложил поискать хозяина лодки среди рыбаков, которые чинили рыболовные сети. И вскоре вместе с ним отправились к противоположному берегу.

Шура рулил умело и причалил лодку к тому месту, где пацаны оставили свою одежду. После этого кто-то из ребят крикнул: «Сашка Чугай – выручай!» Дело в том, что их одежды уже не было. За кустами нашли прикрепленную к оголенной ветке записку: «Одежда и обувь находятся на пристани у дежурного».

К десятому классу Саша Чугаев вытянулся, повзрослел. В зеленых глазах появился стальной оттенок. Стал задумываться. Родители быстро старели, часто болели. Сестра Елизавета уехала на учебу в Вятку. В семье из пяти человек было три школьника. Работал только отец. Иван Спиридонович частенько заходил к Петру Матвеевичу. Подолгу распивали чай, иногда после бани принимали на грудь. Иван Спиридонович советовал Саше учиться на юриста: «Работа интересная, захватывающая. Она нужна народу. Будешь честно работать – будет уважение людей и начальства. Никто кляузу на тебя не напишет. Мне приходится разбирать тысячи заявлений, за каждой бумажкой судьба не одного человека. Не изучишь досконально, не сделаешь правильных выводов – сам попадешь в эту петлю. Работа требует осторожности, внимания и правдивости. Пока никто не высказал в мои адрес обиды. Пострадало много невиновных: в этом наша общая беда – как верхов, так и низов. В нас много накопилось вековой злости и бунтарства. Кончилась революция, а люди не успокоились. Я думаю, разум восторжествует, и человеческие отношения придут в норму.

Прошло совсем немного времени после потрясений. Не случились бы новые!»

В школе Саше Чугаеву учеба давалась легко, однако он учился старательно, знания впитывались как губка. Перечитал книги школьной библиотеки, записался в городскую. Приближались испытания на аттестат зрелости. Художественную литературу пришлось отложить, кроме рекомендованной по программе. Терпение и упорная учеба дали желаемый результат.

В табеле по всем предметам отлично. На торжественном собрании получил грамоту как лучший ученик школы и города. После выпускного вечера гуляли на Каме до утра. Ночь была теплая, звездная. Кама стремительно катила свои воды, чтобы объединиться с Волгой в единую могучую реку. Мальчишки гурьбой спали на сеновале. Днем прибежал отец, стал тормошить ребят: «Беда, ребята. Война! Фашист напал на нас. Бомбят наши города!»

Повыскакивали. Побежали в школу. Школьный двор был заполнен учителями и старшеклассниками. Появились директор школы Дмитрий Александрович Пикулев и классный руководитель Ольга Петровна Болкисева. С помостков объявил: «Вы знаете, что фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз? Был в горсовете. Выпускникам школы, старшеклассникам никуда не отлучаться из дома. Ждать распоряжений из райвоенкомата».

Но никто повесток ждать не стал, на второй день войны Александр Чугаев рано утром с друзьями из класса стоял у дверей военкомата.

Армейская выучка

На третий день Александр Чугаев прошел медкомиссию. В медицинской справке было написано: «Годен без ограничений».

25 июня 1941 года направили в Смоленское пехотное училище, перебазированное на Западный Урал. Разгрузились. Маршем по раскисшей после дождя дороге двинулись в сторону села Дербешка. Разбили палатки, построили землянки и началась интенсивная учеба. По шестнадцать часов занятий в день. К вечеру ноги гудели, тело болело, глаза слезились, живот впал. Александр вытянулся, нос заострился, но на щеках оставался румянец – занятия проходили на открытом лесном воздухе. Минимум теории – максимум практики. Занимались новобранцами офицеры, имеющие опыт финской войны, но были и старые вояки – с Гражданской. Каждый старался в практику внести свое.

Пять месяцев сводки с фронта приходили одна тревожнее другой. Фашисты захватили Прибалтику, Беларусь, Правобережную Украину. Хозяйничали в Крыму, блокировали Ленинград, рвались к Москве. Наши войска отступали. А курсантов продолжали учить тактике наступательного боя. Когда в декабре стали приходить из госпиталей командиры, которые сражались под Смоленском и Вязьмой, стали учить умению создавать оборону или отступать с учетом особенностей рельефа местности, вести бои в населенном пункте, уничтожать танки, преодолевать водные преграды, лесные массивы. Отрабатывали также тактику ведения боя в ночное время, ведение огня против авиации противника. Все это подготовило безусых восемнадцатилетних командиров к экзаменам в стенах военного училища. Однако каждый курсант знал: настоящие испытания будут впереди – в действующей армии, на полях сражений с врагом.

Учеба Чугаеву давалась легко, поэтому по теории и практике он получал одни пятерки.

По окончании военного училища он был оставлен в нем и назначен командиром курсантского взвода. Работа командира подчинена принципу «совершенствуясь, обучай курсанта также в совершенстве овладеть военным делом». В 1942 году старшая сестра Александра получила известие о гибели мужа Григория Александровича Сесюнина в боях под Ржевом. Лейтенант Чугаев тяжело переживал потерю своего друга-наставника, вспоминал как Гриша помогал его семье зерном, спасая от голода в 1933 году.

В памяти сохранилась договоренность с Григорием Александровичем, состоявшаяся в июне 1941 года: при гибели или ранении одного из нас, второй должен поехать на фронт на смену первому. Что было то было!

После неоднократной просьбы лейтенант Чугаев в 1943 году был направлен в действующую армию.

Чугаев задумывался и никак не мог понять, почему человек должен убивать другого человека. За что? Разве для этого растят детей, обучают их. Родители надеются, что в старости будет помощь, а тут война с бесчисленными жертвами.

Человек, не оставив о себе памяти в сердцах потомков, должен убивать подобного себе. Почему народ большого технически развитого государства поддался бредовой идеологии, что немцы – высшая раса, которая должна верховодить, а другие народы находиться в рабстве? Откуда это и как утвердилось в человеке? Немцы называют себя христианами, но нет этого в христианском учении, там основной постулат – нести людям добро. С такими мыслями ехал в теплушке молодой лейтенант на Западный фронт. Думал: «Приедут сотни таких выпускников из других училищ, и ситуация на фронте резко изменится, потому что они знают, как воевать в новых условиях против страшного врага, и будут умело защищать свою Родину». Но до победы было еще ох как далеко! И тысячи таких безусых юношей останутся навечно на полях сражений, защищая свое Отечество, свой образ жизни.

Передовая

Март 1943 года. Западный фронт. Калужская область.

Чугаев раздвинул полог палатки и вошел в землянку. Убранство землянки удивило. На задней стенке был закреплен военно-морской флаг. От потолка на куске проволоки свисала лампа-десятилинейка.

За столом из необструганных досок сидели четыре человека. Среди них одна женщина с распущенными до плеч волосами. Она постоянно хватала трубки телефонов, что-то записывала в толстый журнал и громко разговаривала с рядом сидевшим командиром, который что-то чертил на карте, разложенной на столешнице. Справа у стены – раскаленная чугунная печь, перед ней ящик, наполненный углем. Слева на табуретке расположился капитан в расстегнутой гимнастерке, из-под которой виднелась тельняшка. Рядом с капитаном стоял старший лейтенант.

Чугаев стушевался – кому докладывать. Капитан догадался, почему смутился молодой офицер. Заикаясь, громко пробасил: «Ко мне обращаться, ко мне! Я тут старший». Чугаев заметил, что лицо капитана иссечено шрамами, правый глаз не прикрывается веком и как бы сверлит тебя. От такого тяжелого взгляда Чугаеву стало не по себе.

Приложил руку к ушанке, а слова не шли, застряли где-то. Пауза затягивалась. Старший лейтенант оторвался от карты и проговорил: «Лейтенант, успокойтесь. Я знаю, что Вас смутило заикание командира, это у него после контузии. Повоюете, тогда узнаете, что лучшего командира роты во всей дивизии нет. Солдаты за ним в огонь и воду».

Чугаев почувствовал, как по спине потекли капельки пота, может от тепла, а может от незнакомой обстановки. Доложил: «Товарищ капитан! Лейтенант Чугаев прибыл в Ваше распоряжение», – и снова замолчал, разглядывая командира. Тот предложил ждать свой взвод здесь, на КП, так как бойцы взвода проходят очередную санобработку и моются в бане. Попросили рассказать о службе в армии. Чугаев кратко сообщил о себе. Затем разговор повел командир роты, капитан.

Ну что, лейтенант, примолк. Вас удивляет, что капитан командует ротой. Был командиром батальона, а когда из окружения под Можайском вывел горстку бойцов своего батальона и доложил командиру дивизии, что капитан Овчаренко вывел из окружения 56 бойцов, то он спросил: «Капитан, а где остальные?» Я ответил: «Пали смертью храбрых при защите своей Родины – Союза Советских Социалистических Республик».

А Вы остались живы, – возмутился комдив, – солдаты Ваши погибли, а Вы тут. Здесь и на роту не тянет. Пока покомандуйте ротой, батальон Вам рановато доверять.

Как видишь, лейтенант, я вроде бы и не штрафник, а вину надо искупать. Знакомьтесь, мой заместитель Рогожин.

Старший лейтенант расскажет о Вашем взводе. Вчера командира взвода, старшину, убило. Толковый был командир, в Финской компании еще участвовал. Ругаю себя, что не уберег. Солдаты в этом взводе опытные, некоторые воюют с начала войны, есть и кадровые. Пороху понюхали достаточно. Береги их, и они тебя будут беречь. Полгода учебы в училище – это немного, но для умной головы достаточно. Успехов тебе, лейтенант. Годков-то сколько?

Девятнадцать лет и шесть месяцев.

– Я думаю, не в годах дело, а в голове. Ну, с Богом!

Заместитель командира роты Рогожин выбрался из-за стола, головой уперся в потолочный настил. Закашлялся. Обратился к Чугаеву.

– Это я простыл маленько. Хриплю. А то солдаты смеялись: росту около двух метров, а голосок писклявый. Ничего не поделаешь, такого родители сляпали. Пойдем, познакомлю Вас с Вашим взводом. Поредела рота Овчаренко. Ждем пополнение… Военно-морской флаг заметили в землянке? Это флаг с его катера – фашисты потопили в рижском заливе. Сейчас воюет в пехоте. Флаг – это его реликвия. Ты пороху еще не нюхал?

– Нет, пока не пришлось. Разве что попадали под бомбежку. Обошлось. Ястребки отогнали фашистов. Не дали им возможности провести прицельное бомбометание. Правда, вагоны сильно изрешетило осколками. В основном все успели выскочить, однако жертвы были.

Зашагали вдоль окопа. Спутнику пришлось сгибаться в три погибели. Немцы заметили движение по окопу. Открыли огонь из крупнокалиберного пулемета. Пули зацокали о комья мерзлой земли. Повернули вправо, зашли в землянку.

Заместитель командира роты приказал исполняющему обязанности командира взвода выставить дополнительные дозоры, а остальным собраться в землянке. Минут через десять землянка заполнилась бойцами. Представил нового командира взвода. Солдаты попросили немного рассказать о себе. Потом Чугаев стал расспрашивать солдат. Нашлись земляки: по одному с Кунгура и Соликамска. Это города родного Урала.

Старший лейтенант предупредил: «Наступление на Вашем участке застопорилась. Для Вас главная задача – вгрызаться в землю. Чем глубже в земле – тем больше жизней сохраним».

Чугаев быстро входил в обстановку. Знакомился поименно с бойцами. Прислушивался к мнению старых солдат. Каждый день собирал бойцов в командирской землянке. Составил расписание занятий. Тщательно готовился к ним. В вещмешке лежали конспекты, которые пригодились. Скрупулезно отрабатывал темы: «Отделение в обороне и наступлении, минирование и разминирование». Особое внимание обращал на взаимовыручку в бою, умение оценить действия противника. Как показало время, в его взводе всегда было меньше потерь.

На пятый день во взвод прибыл командир роты с командиром полка. Взводу была поставлена задача: обеспечить проход полковой разведки в тыл противника и прикрыть ее в случае обнаружения; дали отделение саперов.

Взвод отвели в тыл, где два дня отрабатывали задачи на случай любой ситуации. На третью ночь группа сосредоточилась, готовая к выполнению задания. У каждого солдата в вещмешке два запасных диска к автомату, две гранаты, фляжка со спиртом, перевязочный пакет.

Нейтральная полоса метров семьсот. Немцы на высотках, а наши на гребне, между ними лощина, по которой течет речушка. В случае обнаружения разведчиков взвод должен занять оборону и вести бой с противником, прикрывая разведчиков, пока они не выполнят боевую задачу, в крайнем случае, ворваться в окопы и обеспечить взятие языка, только после этого отходить.

Два часа ночи. Первыми пошли саперы, за ними бойцы взвода прикрытия, потом разведчики. Ночь была удачная – темень кромешная. Небо затянуто тучами. Ни луны, ни звезд.

Зловещее место очередного прохода саперы ликвидировали. Пошли еще медленнее. До речушки двигались пригибаясь. До этого саперы быстро находили проходы, расставляя вешки из еловых прутьев.

До реки мины ставили наши, а за рекой – противник. До речушки добрались спокойно. Положив длинные жерди, переправились на ту сторону. На противоположном берегу Чугаев обнаружил растяжку между двух кустов и почувствовал, как страх стал пролезать за шиворот фуфайки. Ползли по глубокому снегу, упираясь носом в пятки впереди ползущего. Перед землянкой насыпью на наружной стороне немецкого окопа, метров за двадцать, остановились. Мин впереди не было. Расползлись вправо и влево. Перетерпелось. Стал осматриваться. Внимательно изучил бруствер, от него в нашу сторону дул ветер. Слух был до того напряжен, что слышались шаги часового около немецкого блиндажа.

Вдруг на правом фланге поднялась суматоха. Небо озарилось линиями трассирующих огоньков. Стреляли с той и другой стороны. Взлетали вверх десятки осветительных ракет. Противник впереди тоже стал пускать ракеты и стрелять из пулемета в нашу сторону. Суматоха как началась, так и оборвалась внезапно.

Чугаев подумал: «Наверное, разведка соседней дивизии напоролась на противника или группа захвата языка выдала себя. На разведку боем непохоже». И снова звенящая тишина. Чугаев почувствовал, как коченеет. Начал шевелить пальцами ног в валенках. Хотелось достать фляжку со спиртом, но шевелиться строго запрещено. Прошло минут сорок. Кто-то толкнул его в бок. Увидел, как два бойца тащили плащ-палатку, на которой лежал увязанный фашист, третий толкал сзади. За ними проползли еще трое. Чугаев дважды толкнул бойца рядом, тот другого и так по цепочке. Это сигнал команды – отходить. Обрадовался больше тому, что можно двигаться. Проползли до речки. Переправились. Командир группы саперов передал: «Двигаться к окопам, мы поставим мины на свои места». Когда были рядом со своими окопами, со стороны противника полетели осветительные ракеты, видимо, обнаружили исчезновение часового.

Начался интенсивный обстрел от речки до окопов. Били крупнокалиберные пулеметы, затем ударили батальонные минометы. Чугаев успел подать команду: «Бегом в окопы». От разрывов мин куски мерзлой земли били по телу. Сзади кто-то вскрикнул. Чугаев повернулся. На снегу лежал сапер с миной в руках.

Попросил: «Помоги поставить мину. Чувствую, что осколок просадил грудь». Мину поставили. Сапер тихо проговорил: «Давай двигай к окопам, я тихонько приползу».