От Алтая до Берлина

– Давайте знакомиться. Я командир взвода второго батальона 561-го стрелкового полка, лейтенант Чугаев Александр Петрович, воюю с зимы 1942 года. После госпиталя направляюсь в свою роту.

– Я Оксана Ивановна Трегубова. Можете звать Оксана. Как видите, лейтенант медицинской службы. После третьего курса сдала экзамены экстерном. Попросилась на фронт. Хирург. Направляюсь в медсанбат. Не знаю, справлюсь ли. Опыта маловато, побаиваюсь. Практики всего два месяца при фронтовом госпитале.

По прибытии в роту Чугаева направили к особисту. Спрашивали, почему опоздал в батальон на восемь часов. Заставили написать объяснительную, Чугаев подробно описал события прошедших суток, указал, как спасал лейтенанта медицинской службы. К вечеру особист сообщил, что факты, изложенные в объяснительной, подтвердила лейтенант Трегубова. В перерыве между боями Чугаев вспоминал Оксану. Припала к сердцу. Через бойцов, отправляющихся в санбат, передавал короткие письма-записки.

На Смоленском направлении Чугаев постоянно был в боях. Осунулся, простыл. Прихватил воспаление легких. Знобило, температура за сорок. Комбат Багданов приказал: «Немедленно в санбат!» Попросил адъютанта сопроводить его до санбата, боясь, что по дороге упадет и замерзнет. Шел и мечтал наконец-то встретиться с Оксаной. Вспомнил, что утром видел, как группа немецких бомбардировщиков пролетала над лесом и нанесла бомбовый удар за холмом. Обогнув пригорок, Чугаев увидел ужасающую картину. Солдаты баграми растаскивали дымящиеся бревна сараев, в которых был оборудован санбат. Спросил старшину, который командовал бойцами: «Вы не подскажите, к кому мне обратиться? Приболел, кажется, воспаление легких, что мне сейчас делать? Может отправиться обратно в свой батальон?».

– Ни в коем случае. Сейчас подвезут зимние палатки, к вечеру госпиталь будет функционировать, а пока зайдите вон в ту землянку, над дверями которой прибит шест. Там сделают Вам укол. Англичане поставили отличное лекарство, называется пенициллин. Три дня – и температуры нет, неделя – и вы забудете, что были на грани жизни и смерти».

– Товарищ старшина, еще один вопрос. Знаю, что у Вас в санбате была лейтенант Трегубова, ее увидеть можно?

Старшина снял ушанку, рукавом вытер катившуюся по щеке слезу и ответил: «Нет лейтенанта Трегубовой, нашей Оксаночки. Прямое попадание. Хоронить некого. Один планшет остался, в котором записки от какого-то лейтенанта Чугаева». Чугаев хватал морозный воздух. Спазм сдавил горло. Резкая боль ударила под левую лопатку. Боль сжимала сердце, не давала дышать. Чугаев машинально расстегивал и застегивал бушлат.

Схватил старшину за плечи и закричал: «Этого не может быть! Господи, да что же это такое!», – заревел навзрыд, как будто потерял самого близкого и родного человека. За полгода боев терял друзей, хоронил бойцов своего взвода. То было как сон, а это явь. Дни и ночи нечеловеческого нервного напряжения вылились в этом крике.

Старшина, где планшет?

В землянке, сейчас принесу.

Чугаев узнал свой планшет, который подарил Оксане при расставании. Боль в сердце усилилась, как будто кто-то прожигал его раскаленным прутом и набивал на голову железный обруч. Бум! Бум! Бум! Чугаев, изнемогая, присел на ящик из-под медикаментов. Под целлофаном планшетки по углам лежали два его треугольника, а посередине раскрытая последняя записка, в которой он писал, что очень и очень хочет видеть ее и желал бы всю жизнь сидеть у камелька с ней рядом, прижавшись друг к другу, как в ту ночь. Чугаева трясло, боль не отступала. Попросил у старшины спирта. Налил полкружки, насыпал снега, размешал щепочкой, подозвал старшину.

– Старшина, давай помянем Оксану.

– Товарищ лейтенант, она мне за дочку была. Часто вспоминала Вас и рассказывала, как Вы ее спасли. Там беда миновала, а тут погибла. Хирург была от Бога.

Выпили. Чугаев почувствовал, что слабеет. Боль в сердце не проходила.

Старшина, плохо мне, отведи в землянку. Позови кого-нибудь из медперсонала. Пусть быстрее сделают хваленый укол пенициллина.

Не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, мы Вас быстро поставим на ноги.

Чугаев после укола провалился в глубокий сон, но боль в сердце осталась на долгие годы…

Отмечая 60-летие Победы, Чугаев с болью вспомнил Оксану и ночь на болоте, когда они, дрожа от холода, спинами прижавшись друг к другу, коротали время.

Много их, молодых девчат, не дожили до победы, не оставили о себе памяти продолжении рода.

Танковая атака

С мая по июль 1943 года крупномасштабных активных боевых действий не велось, за исключением боев местного значения по выравниванию линии фронта. Наступило относительное затишье, обе стороны готовились к сражению за курский выступ. Каждое утро командир батальона прояснял оперативную обстановку. Изучали по карте оборону противника. На занятиях рота отрабатывала варианты наступления и взаимодействия взводов, отделений. Подгоняли новое обмундирование. Солдаты шутили: «В новых кирзачах дойдем до Берлина». Настроение было приподнятое. Бойцы рвались в бой. Засиделись.

Чугаев на фронте досконально освоил тактику наземного боя. Младших командиров, которые воевали с самого начала войны, планировал отправить на курсы или в училище. При беседе кое-кто отказывался, ссылаясь на то, что после войны их могут надолго оставить служить, а у них есть интересная гражданская специальность. Чугаев добился того, что командирами отделений в роте были назначены бывшие солдаты его взвода. Он знал, что на них можно положиться.

Получая письма из дома, в которых сообщали о погибших на фронте его родственниках и соучениках, Чугаев думал: «Как могло получиться, что в центре Европы зародилось такое чудовище, как фашизм, который несет разрушение и гибель множества людей?» Хотелось мстить не только за родных и близких, но и быстрее раздавить эту гадину, чтобы больше никогда она не появилась на земле.

3 июля 1943 года полк занял отвоеванные у противника позиции по ширине в три километра. Эти укрепления не годились к новой дислокации, они располагались на восточном склоне увала. Пришлось срочно делать рекогносцировку по западной стороне холма в направлении противника. Грунт был песчаный, окопы рылись легко, но быстро осыпались, пришлось стенки укреплять кольями, переплетая их прутьями. Досок или бревен поблизости не было. Разбирали немецкие блиндажи на оборудование своих опорных пунктов.

Хлопот при создании новой линии обороны было много: рыть окопы в полный рост, зигзагообразные ходы сообщения, ниши для снаряжения, командирские землянки. За сутки не управишься. Чугаев понимал, что немцы рядом, за лощиной, по которой протекал ручеек, да и местность им хорошо знакома. Долго сидели в обороне. На ночь выставил усиленные посты, выдвинул вперед дозоры. В дозор он всегда отправлял двух братьев казахов Елегена и Каиржана Едыгеновых, отличающихся стойкостью и исполнительностью. Чугаев знал, что при любых обстоятельствах они задачу выполнят. «Командир приказал», – других слов они не знали. Один из братьев, Елеген, до войны был директором начальной школы, по-русски говорил сносно, коммунист, но заповеди ислама исполнял исправно.

На партсобраниях стыдили их, а они отвечали: «Деды, прадеды так жили и веровали, тут плохого ничего нет, только строгость и справедливость». Чугаев в мусульманские праздники угощал их галетами и сгущенкой. Труднее приходилось, когда у них пост, днем голодали и только с закатом солнца принимали пищу. Чугаев в эти дни просил солдат с кухни оставлять им еду на ночь. Такие ночи для них – время бодрствования. Слух у них был исключительный и стрелками они были непревзойденными во всей дивизии.

В ночь с 3 на 4 июля братья Едыгеновы были в дозоре. Ночью Чугаев решил проверить посты и дозоры. Братья давно слышали, как командир двигается от одного поста к другому. Каиржан подполз к Чугаеву и, дергая его за шинель, заставил присесть, прошептав на ухо: «Товарищ командир, надо очень-очень тихо. Впереди немцы лазают, переговариваются. Это или разведка, или за языком охотятся». Чугаев приказал Каиржану: «Попробуйте хоть одного фашиста прихватить». Отполз назад заставил ординарца Чале передать по постам и дозорам условный знак «опасность». Снова пополз в сторону братьев Едыгеновых. Заметил копошение. Вскоре братья подтащили фашиста. Чугаев велел доставить его в землянку. Когда достали кляп, немец забормотал: «Нихт СС… Гитлер капут!»

В ходе допроса выяснилось, что это австриец, учитель истории, социал-демократ, мобилизован этой весной. Он объяснил, что фашисты нагнали много тяжелых танков, но только на их участке. Его друга, командира роты, вчера вызывали в штаб полка. Тот рассказывал ему, что видел танки только в одной деревне, стоят замаскированные за домами, а в других поселках пусто, что только их полку поставлена задача – взять обратно эти высоты. Их группе приказано узнать расположение позиций и минных участков. Ночью они заблудились и вышли к нашим окопам.

Чугаев доложил командиру батальона. Он приказал срочно доставить пленного в штаб полка, и к рассвету привести батальон в боевую готовность. Объяснил, что фашисты что-то хитрят, возможно, специально подослали лазутчиков с ложной информацией. Возможно, фашисты хотят взломать нашу оборону и нанести мощный удар, но по докладу пленного это больше всего походит на тактический, а не стратегический замысел.

Данные полковых и армейских разведок совпали. Сосредоточение вражеских войск шло на узком участке, силами примерно одной дивизии. Больше это походило на отвлекающий маневр, чтобы скрыть нанесение главного удара.

Чугаев отдал распоряжение командирам взводов быть готовыми к бою. Дозорных и постовых вернул в окопы, выставив вперед одних наблюдателей, меняя их через каждый час.

Начало июля. Самые долгие дни, солнце только успеет спрятаться за горизонт, как снова выходит. Оранжевый шар медленно поднимается из-за леса. 6.00. Приказано занять боевые позиции.

В 6.15 земля вздрогнула от разрывов снарядов. Чугаев видел, как склоны холма покрылись султанами поднятой земли, огня и дыма. Земля ходила ходуном. Солдаты попрятались в ниши, там меньше поражений от осколков. Целый час длился артобстрел. Чугаев без конца терял связь с взводами. Не успел получить доклады о потерях, как солнце закрылось тучей вражеских самолетов. Больше сотни стервятников пролетело над позициями полка. Бомбы падали сплошной стеной. Земля гудела и стонала от взрывов. Группа за группой заходили для бомбометания. И в это же время из-за леса выползали огромные стальные чудовища, новые фашистские танки – «Тигры» и «Пантеры». Прикрываясь ими, двигалась вражеская пехота. Чугаев осмотрелся. После артналета и бомбежки окопы разрушились, обсыпались. Расстояние сокращалось. Чугаев передал: «По танкам бутылками с зажигательной смесью! Отсекать и уничтожать пехоту автоматным огнем и гранатами!»