Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман

Игоря Коровников знал плоховато, Щетинкина вообще видел первый раз и поначалу попытался от всего отнекиваться – мол, и я не я, и лошадь не моя… И вообще об экстрасенсах только слышал, сам же он простой «травник», собирает лекарственные дикоросы, сдает в аптеки, ну, иногда кое-кого пользует, по доброте души…

Однако под мягким давлением сдался. Но заявил, что при всем уважении к Павлу Филипповичу все равно ничем помочь не сможет.

– Я ж целитель, не телепат какой-нибудь, не гадалка доморощенная…

– Врачеватель, значит, – задумчиво сказал Щетинкин.

– Целитель, – терпеливо поправил Коровников. – От слова «целостность». Я восстанавливаю целостность, полноту организма, а врач – врачует, лекарь – лечит… Разницу улавливаете?

– Ну что ж, извините, Василий Петрович. На нет и суда нет. Идемте, Сергей Валерьевич, – поднялся Игорь из-за стола, отставив чашку с душистым отваром, которым их угостил хозяин.

– Вот что я вам посоветую, – явно колеблясь и раздумывая, сказал Коровников, глядя на фотографию Баринова. – Раз уж считаете, что все способы хороши… Дам я вам адресок. Правда, сам Павел Филиппович, когда я его на ту гражданку вывел, только посмеялся, даже не стал заносить в свой кондуит. А вы сходите, может, что путное получится.

Отправил Коровников их действительно к цыганке, Вите Ионовне. Озабоченно попросил быть с ней повежливее, не спорить, беспрекословно делать все, что скажет…

Жила она в Молдавановке, одном из самых криминальных районов города, в шикарном особняке красного кирпича, спрятавшимся за высоким глухим забором – только блестела поверх него крыша из светлой кровельной жести, с затейливым флюгером на коньке.

Калитку в зеленых металлических воротах открыла сама хозяйка. Внимательным взглядом осмотрела сначала щетинкинскую «Волгу», потом их самих, кивнула и отступила на шаг, приглашая войти. И здесь же, во дворе, даже не дослушав, потребовала аванс – двадцать пять рублей, и непременно одной бумажкой.

– В руки не давай, вон туда положи и камушком сверху придави, – она указала на стол под навесом в глубине двора.

В дом прошли через заднее крыльцо, сразу попали в небольшую полутемную комнатку, всю увешенную коврами. Из мебели – только лишь посредине круглый полированный стол без скатерти, вкруговую пять стульев в белых полотняных чехлах.

Сели: Щетинкин и Игорь – бок обок, хозяйка – через стол напротив. Щетинкин достал из кармана фотографию, молча положил перед ней.

Цыганка мельком глянула на фото, взяла в руки, зачем-то понюхала, приложила обратной стороной ко лбу и замерла, прикрыв глаза.

Как ни пытался, ее возраста Щетинкин определить не мог. Слишком размытый диапазон получался – от тридцати до пятидесяти. А то и больше… Лицо гладкое, холеное, без следа косметики, и губы не накрашены. Глазища громадные, в пол-лица. Руки – светлые, ухоженные, ногти без лака, но с маникюром, полированные. Одета на типичный цыганский манер – платок, цветастая юбка до пола, глухая плотная блузка с длинными рукавами, но кроме массивных серег и двух перстней с крупными камнями – никакого другого золота…

Наконец она положила фотографию на стол и посмотрела на них с тем же неподвижным выражением лица.

– Что хотите знать об этом человеке?

– Все, что можно, – ответил Щетинкин заготовлено.

Легкая улыбка скользнула по лицу цыганки.

– Думаю, ему не понравится, если все, что можно.

– Но он жив? – нетерпеливо спросил Щетинкин.

– Жив и здоров, если вы это хотите. – Она перевела взгляд на Игоря. – А его кровному родственнику я так скажу… В казенном доме он, и очень к своим рвется. Кровит душа его, плачет. Закрыли его не по его желанию, никуда не пускают. И запоры крепкие, и люди специальные стерегут. Только он пока и сам, куда идти не знает… Большой человек, ученый человек… Ест-спит хорошо, по лесу гуляет. Думает много, мечется в разные стороны своими мыслями. И сердце его никак не успокоится… Скоро известие от него придет, только его самого не скоро увидите. Потерпеть придется.

Щетинкин и Игорь переглянулись. Потом Игорь нерешительно спросил:

– А долго терпеть?

– Долго, касатик, долго. – Она отодвинула фотографию на их край. – А остальное у него самого спросите.

Щетинкин достал бумажник, вложил в него фото, спросил:

– Сколько мы вам должны?

– Самую крупную бумажку достань.

– Да у меня только десятки остались.

– А вот и хватит. Будешь уходить, туда же положи.

Щетинкин и Игорь поднялись. Хозяйка осталась сидеть, как видно, она и не думала их провожать.

Они были уже в дверях, когда цыганка сказала, не оборачиваясь:

– Как объявится, пусть ко мне придет. Кто-то темный разумом его завладеть хочет, на свою сторону перетянуть. Много темного и непонятного вокруг него, чужого, не нашего. Если поддастся – пропадет. Ко мне пусть приходит, помогу.

2

Между тем замаячил последний четверг месяца, день, когда обычно они с Павлом устраивали у себя своеобразные приемы.

И мысли возникали всякие. Готовиться ли к приему? Уместно ли это будет? Да и придет ли кто-нибудь?

Достаточно много людей, и не только из числа близких знакомых и друзей, знает, что Павел пропал. Звонят, расспрашивают при нечаянных встречах, предлагают помощь.

Уже и слухи появились, как ей передавали, самые разнообразные, в том числе совершенно дикие и фантастические. Тайно развелся, просто сбежал, «увела» некая лаборантка из молодых да ранних, неизлечимо заболел и потому решил скрыться от людей, с согласия жены принял постриг и ушел в монастырь, арестован КГБ по обвинению в шпионаже и так далее…

Тайны из самого факта она не делала, лишь уточняла, что исчез он внезапно, не по своей воле и пока бесследно. Но об обстоятельствах говорить по телефону категорически отказывалась. При личной встрече – пожалуйста.

Очередным вечером посоветовалась с Щетинкиным. Тот долго не раздумывал.

– Пусть будет все, как при Паше, – твердо заявил он. – И запомни, Лиза, ничего страшного не произошло. Пусть не мечтают, что мы все здесь раскиснем, упадем духом. Не дождутся, сволочи!

И в четверг с утра она целиком погрузилась в привычные хлопоты.

Приходящая домработница Наташа еще вчера сделала капитальную уборку, напекла свои фирменные пирожные-корзиночки… И сейчас, готовя бутерброды, неожиданно сказала:

– Елизавета Петровна, а вдруг никто не придет? А мы наготовим, столько продуктов переведем… Жалко ведь!

– Ничего, Наталья. Сядем за стол вдвоем, да поработаем за десятерых, – натужено пошутила Лиза.

…Народа, на удивление, объявилось много, вдвое, втрое больше обычного.

Раньше всех, ровно в пять, появились Щетинкины. Пока она и Сергей делились последними новостями, Марина быстренько оглядела гостиную, наведалась на кухню, переговорила с Наташей…

В свое время они познакомились через мужей и близкими подругами не стали, но достаточно друг другу симпатизировали. И сейчас Лиза от души была благодарна Марине, что та взяла на себя хлопоты приема гостей.

Правда, прежних вечеров ничего не напоминало. Люди шли, казалось, исключительно выразить сочувствие, узнать подробности, пообещать, что Лиза в любой момент может на них рассчитывать – помогут, чем могут! И каждый заверял, что все обойдется, что в самое ближайшее время Павел Филиппович непременно объявится здоровый и невредимый, и все пойдет как раньше.

В числе первых оказалась Александра Васильевна. Она расцеловалась с Лизой, утешать не стала, выразила сочувствие, как могла, и отошла к Щетинкину, уступив ее следующим гостям.