Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман

– У них свои заботы, Николай Осипович. И я не настолько наивный, чтобы делиться с кем бы то ни было своими идеями.

Банник широко улыбнулся.

– Вот и чудненько! Значит, я оказался прав, настаивая на изоляции только одного фигуранта, а не всех чохом.

«А ведь это намек, – вдруг подумал Баринов. – Одно неосторожное слово или движение – и все они окажутся тут как тут».

– Хорошо, я понял. И все же – значит ли это, что я арестован?

– Что ты, что ты! – Банник даже замахал руками. – Даже не задержан! Выбрось из головы!.. Временно изолирован, повторю: как носитель государственных тайн и секретов. Получишь к ним допуск – и снова вольная пташка! С учетом, естественно, некоторых ограничений.

И посчитав, видимо, эту тему исчерпанной, он вернулся к началу разговора.

– Так вот, Павел Филиппович, я не зря чуть раньше упомянул царя и бога. Очень скоро на какое-то время мне придется выключиться из здешнего процесса. Скажу прямо, очень надеюсь на тебя… Извини, по здравому размышлению больше не на кого.

– И позволь спросить, почему сподобился именно я?

– Ну как ты не поймешь… А если я не вернусь? Нельзя это отдавать чужим дядям! Сначала они примутся грызть друг другу глотки, потом потихоньку все похерят или растащат по своим каморками – и амба! Кончится вся психотроника с биоинженерией, вся нейробионика… просто пойдет прямиком псу под хвост! А ты… Я знаю, ты не только сбережешь, ты разовьешь и приумножишь! Не секрет, в нашем благословенном околонаучном бомонде у тебя, Баринов, репутация дурака и бессребреника, а ты же знаешь, для них эти понятия – синонимы. Поэтому вначале они станут хихикать, потом вникать да кумекать. И лишь потом-потом, когда до конца все всё поймут, спохватятся, начнут под тебя копать – но ты-то успеешь утвердиться! Нюх у тебя отменный, хватка железная, интуиции выше крыши!.. Меня, конечно, не заменишь, заменимых людей нет, но для дела потери будут минимальные.

Оставив без внимания лестные, особенно в устах Банника слова, вернуться к ним можно будет и потом, Баринов сказал медленно:

– Значит, если ты не вернешься… Что, политика меняется?

– Какая политика? – не понял Банник. Потом до него дошло, и он ткнул пальцем вверх. – Это там, что ли?

– Естественно.

На лице Банника появилось едва скрытое отвращение.

«Ах, артист, ну и артист, – подумал Баринов. – Если играет – актерские задатки отменные. А раньше не замечалось».

– Это у вас, у партактива, с приходом новой метлы наступает время очередной чистки рядов, и вы дружно, наперегонки начинаете колебаться вслед генеральной линии, – брезгливо сказал Банник. – Потом кинетесь перетряхивать хозяйственников и производственников, потом попытаетесь поправить сельское хозяйство, замыслите кувалдой выправить искусство и литературу… Знаем-с, плавали-с!.. Фундаментальная наука, к счастью, реформаторскому окрику не подвластна, она или есть в государстве, или ее нет. Задавить, развалить, уничтожить – на это ваши партийцы способны, но не более. А что-то кардинально изменить – тяму не хватит.

– Ты не опасаешься крамолу озвучивать? Или она санкционирована?

Банник сначала недоуменно посмотрел на Баринова, потом, сообразив, о чем речь, отрицательно мотнул головой.

– Какая ж то крамола? Чистая правда – для служебного пользования… Кстати, жильцы первой дюжины коттеджей – высший комсостав, они вне наблюдения и прослушки. Я сам останавливаюсь в третьем номере.

Баринов коротко хмыкнул.

– Это ты их не слушаешь. А тот, кто над тобой?.. Ему, кстати, не надо слушать всех, достаточно вас – и все как на ладони!

– Да уж поверь! Проверено. Это и в моих интересах, кстати.

– Ладно, вернемся к нашим баранам. Куда ты собираешься исчезнуть?

Банник снова недоуменно посмотрел на Баринова, потом рассмеялся.

– Извини, извини, Павел Филиппович! Я фигурально – «вернусь», «не вернусь»! Никуда я не денусь, просто возьму отпуск на неопределенное время, ну и, соответственно, окажусь не у дел.

– Это как? И что за причина?

– А вот так! Я поступаю в твое распоряжение в качестве подопытного. Основание – ярко выраженный «эффект Банника-Афанасьевой». Если очень настаиваешь – «Афанасьевой-Банника», в претензии не буду. Программа-минимум – повторить все эксперименты, проведенные тобой в отношении Афанасьевой. Программа-максимум – выявить его природу… Стоп! – Он предупредительно поднял руку. – Все вопросы потом. Ты получаешь полностью оснащенную лабораторию и неограниченные полномочия. Ассистентом будет Валера Долгополов, старшим лаборантом – небезызвестный тебе Шишков. Он же обеспечит и секретность темы. Попутно, в качестве моего заместителя, будешь знакомиться с работой всего научно-производственного объединения – с перспективой стать его директором. Ну, это на случай, если со мной в процессе экспериментов случится что-либо непредусмотренное и неприятное. Если «не вернусь»… Сам понимаешь, на это время участники должны быть полностью изолированы. Никакой утечки… Ну вот, а теперь можно приступить к вечеру вопросов и ответов.

– Директором, говоришь, – Баринов усмехнулся и покрутил головой. – Ну и ну… А если ты после экспериментов все же выживешь, тогда как?

– Хамишь, парниша? – кротко сказал Банник. – Не идет тебе, честное слово… И вообще, Павел Филиппович – я перед тобой уже повинился, не так ли?

4

Прогуливаться на свежем воздухе перед сном Баринов не стал – ну его в болото, переть на рожон и дразнить гусей, ведь никаких комментариев что можно и чего нельзя, он от Банника не получил. Были более интересные темы.

И от этих интересных и неожиданных разговоров пухла голова.

Теперь в действиях Банника и даже в мотивах его поведения начинала проступать некоторая ясность. Или какое-то подобие ясности – Баринов предпочел думать именно так.

Утомительный и насыщенный денек, ничего не скажешь.

В спальне он лег, не раздеваясь, поверх покрывала на широкую двуспальную кровать, подумав, включил телевизор. Смотреть лежа было удобно, шнур пульта дистанционного управления как раз дотягивался до изголовья. На одной кнопке транслировалась первая программа Центрального телевидения, на другой крутили черно-белые короткометражки с участием Чарли Чаплина и Макса Линдера… Под незамысловатую музыку и нарочито-искусственные ужимки актеров думалось легко и раскованно.

Да-а, любопытными делами занимается «банда» Банника… Или теперь надо говорить «команда»? Раз уж он сам почти подписался на участие в этой… банде-команде.

А ведь любопытство, как известно, сгубило… кошку? мышку?.. Впрочем, неважно – кого, главное, что – сгубило.

Психолог Банник опытный и грамотный. Подсунул такую лакомую наживку, что почти невозможно удержаться. И добиваться формального согласия на работу даже намеком не пытался, просто стал рассказывать – что, как и к чему. Так сказать, постфактум, явочным порядком.

– …Здесь, в головном и, по сути, основном НИИ, прописаны, главным образом, биокибернетики. Будешь смеяться, мол, ЭВМ на нейронах и аксонах? Смейся, но аккуратнее. Потому что первые искусственные биологические мозги уже существуют, и собраны они вручную из клеток мозга лабораторных крыс. Пока глупее арифмометра «Феликс» и тем более настольного калькулятора, но уже спокойно распознают «да – нет», «и – или», «черное – белое», «свет – тень»… Всего же в НПО четырнадцать структурных единиц – НИИ, отдельные лаборатории и автономные группы. По четыреста третьему я подготовил небольшое досье, ознакомишься на досуге. Оно здесь, в коттедже, в твоем личном сейфе, вместе с некоторыми другими документами. Ключ у тебя есть, но там еще одно отделение, с кодовым замком. Я пока настроил на «павел – 1945 – барин», на будущее придумаешь сам… Подробные отчеты найдешь в библиотеке, допуск сейчас оформляют. Но это так, попутно. Или – при форс-мажорных обстоятельствах… Главный твой объект сейчас – это я.

– Алкоголики, эпилептики, шизофреники в роду были? Черепно-мозговые травмы, сотрясения мозга, венерические заболевания? – Баринов, принимая правила игры, решил не церемониться – пациент есть пациент. Тем более – подопытный объект.

Банник к вопросам отнесся как к должному, даже не моргнул… Профессионал!

– Алкоголики, эпилептики и шизофреники в роду мне лично неизвестны. Черепно-мозговых травм не было, венерическими болезнями и гепатитом не болел, в двенадцать лет перенес сотрясение мозга. Без последствий. В детстве – корь, ветрянка, пищевые отравления, пневмония. Одиннадцать лет назад – сквозное огнестрельное ранение правого легкого, закрытый перелом правого предплечья, тропическая лихорадка. Реабилитация полная… Подробный анамнез найдешь в истории болезни там же, в сейфе.

«Однако ж, биография… Это в каких таких тропиках отстреливают биологов? Или он там не в качестве ученого подвизался?»

Лечащему врачу негоже демонстрировать удивление, ученому-экспериментатору – тем паче. И Баринов лишь отметил про себя, что, фактически, о Баннике-то он ничего не знает! Только три года совместной работы в лаборатории на Большой Дорогомиловской, а все остальное – слухи да сплетни. А еще – его непохожесть на остальных. Уверенный, даже ускоренный рост по административной части, безусловный авторитет в научной среде, заработанный собственным горбом и головой, в чем сомнений ни у кого и никогда не возникало… Да весьма подозрительные связи со спецслужбами. В том кругу, к которому принадлежал Баринов, всегда с осторожностью относились к «людям в штатском», можно сказать, сторонились, а уж сотрудничать считалось, как правило, неприемлемым совершенно.

Правда, и действия самих «людей в штатском» не вызывали симпатий определенной части, так сказать, «научной и творческой» интеллигенции. Вербовка «сексотов», стремление «первых отделов» секретить всё и вся, а особенно – оголтелая компания против так называемых «диссидентов» заставляли не просто сторониться, а демонстративно дистанцироваться от «конторы». Тем более, что у многих и многих были личные, мягко говоря, претензии к тому прошлому, когда Комитет Госбезопасности именовался ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ… Вывески меняли, вроде как лиса или шакал путали свои следы, но суть-то оставалась прежней. Да и сами себя они с гордостью продолжали именовать чекистами, явно подразумевая преемственность не только духа и сути, но и методов, традиций, морали, наконец…

– Хорошо, я ознакомлюсь, – кивнул Баринов. И, помедлив, не выдержал: – Ну, а пока так, вчерне… Ты говорил, что видишь сны… Они появились до сотрясения или после?

– До. Но вот этого в истории болезни не найдешь. Это и кое-что другое знаем только мы с тобой. Так и должно остаться в будущем. Понимаешь, Павел Филиппович?

Да-а, воистину – Париж стоит мессы…

Такого Банника едва ли кто-либо когда-либо мог себе представить, тем более увидеть. Баринов в том числе… Банник не изрекал, не инструктировал, не приказывал, он – просил.