– Слушай, – обратился я единорогу. – Говорят, ты можешь в Ирий отвезти. Даже неловко как-то тебя об этом просить. Ты такой красавец, гордый зверь Индрик. Разве на таком можно ездить? Разве что герою какому.
Индрик вновь взвился на дыбы, забил копытами в воздухе, громко заржал, на конце рога блеснуло солнце. Как я мог не заметить такое чудо? Но ведь и Баюн не заметил, это Индрик заметил его первым. Единорог тем временем встал на землю всеми четырьмя копытами, затем подогнул колени и опустился передо мной.
– Ты уверен? – я всё ещё колебался, хотя действия Индрика были понятны без слов.
Он фыркнул нетерпеливо. Я осторожно влез ему на спину, поправил кота, чтобы тот не свалился, и обнял единорога за шею, чтобы не свалиться самому. На лошади я ездил лишь единожды. Мы с друзьями посетили конный клуб, так он во всяком случае назывался, а, по сути, обычная небольшая сельская конюшня. За вполне приемлемую плату каждому предоставили лошадку, объяснили и показали, как сидеть в седле и править уздечкой, и отправили на получасовую прогулку по широкой, ровной, утоптанной лесной тропинке. Мне достался стройный вороной жеребец по кличке Гром. В седле высоко, страшновато было только поначалу, жеребец оказался Громом только по имени. Шёл спокойным шагом в след коню инструктора, узды слушался идеально, норов не проявлял. Больше всего напрягало, что ногу в стремя нужно упирать лишь носком, а не засовывать её туда до середины. Стремя должно проходить как раз в самой широкой части стопы. Так учил инструктор. Так я и не понял, в чём там смысл, есть ли какая разница. Наверное, для того чтобы пружинить ногами в седле и не набить лошади спину, но на том аллюре, которым неспешно вышагивали наши прогулочные коняшки, это никак не удалось выяснить. Вот и весь мой опыт верховой езды, да и общения с лошадьми тоже.
Поэтому, влезая на спину Индрику, я имел основательные сомнения в своей способности путешествовать на нём куда-либо. Такой зверь вам не сельский жеребец, пусть и прозванный Громом. Он шагом идти не будет. И седло со стременами и уздечкой на него не нацепишь, и пытаться не стоит если жизнь дорога. За что держаться-то? А ещё мне кота держать. Вот тоже не вовремя он… Индрик поднялся на ноги. Ух, высоко-то как! Рогом поводит из стороны в сторону, гривой шелестит. Надеюсь, он не будет на дыбы подыматься, как он любит, иначе я точно не удержусь. Индрик пошёл шагом, давая мне возможность приспособиться на его спине. Хм, все не так уж плохо, я буквально лежал на его спине, обхватив его руками за шею, прижимаясь к переливающейся радугой белой гриве.
Индрик сменил аллюр и пошёл мелкой рысцой, или как там это называется. Я, однако, особой разницы не ощутил. Глазами я видел, что скорость возросла, а по ощущениям трясти больше не стало. Затем Индрик прибавил ещё и я, наконец, расслабился – свалиться мне не грозит. У единорогов своя магия? Должно быть, так и есть. Я чуть распрямился, погладил скакуна по шее, огляделся. Так, а куда мы скачем? Поляна должна бы уже давно кончиться. Лес тянулся с двух сторон сплошной стеной, а мы скакали словно по широкой просеке. Ещё одна магия единорогов? Ну, а что ж?! Пути-дороги в ведении Велеса, как и все звери. Конечно, такого великолепного красавца и умницу как Индрик, зверем называть как-то неловко. У него, уверен, и своих талантов хватает, недаром его Баюн до обморока боится. А Баюн и сам не промах, меня напугать ему труда не составит.
Тут Баюн, словно услышав мои мысли, зашевелился и открыл глаза. Я придержал его рукой, чтобы он не свалился, пока не разберётся, где находится. Он повернул голову и увидел в метре перед собой мерно покачивающиеся лошадиный загривок, лошадиные уши и конец длинного витого рога. Глаза его начали расширяться.
– Спокойно, Баюн, – быстро проговорил я. – Индрик мой друг и любезно согласился нас подвезти.
– Нас? – буквально пискнул Баюн.
Индрик повёл ушами в нашу строну и громко фыркнул, как умеют только лошади. А на кота единорог действует просто гипнотически. Никогда бы не подумал.
– Да, нас. Не мог же я тебя там бросить в лесу. Не по-товарищески.
– Угу, – не слишком уверенно кивнул Баюн.
– Чего вы не поделили? Здесь, конечно, не лучшее место и время, чтобы выяснять отношения, но всё же?
– Э… у нас разные пути в жизни, – пробормотал Баюн.
– Ты служишь темным силам, а Индрик светлым? – напрямик спросил я.
– Вроде того, – неохотно кивнул кот.
– Неужели тебе не хочется сделать что-нибудь доброе.
– Ты не понимаешь, – рассердился кот. – Вы люди путаете всё на свете. Добро и зло понятия относительные, что добро для одного, для другого оказывается злом. Свет и тьма делятся по-другому. Свет – это всегда созидание, порядок, строительство, рождение, рост. А тьма…
– А тьма – разрушение и смерть?
– Да. – теперь кот кивнул уже решительно. – Но разрушение и смерть – часть круговорота земной жизни. Это кажется тебе жестоким ужасным злом, потому что ты не понимаешь жизнь во всей её полноте. Душа человека бессмертна. Тело умирает, но душа живёт в других мирах. Оглянись вокруг, эти невидимые миры – реальность.
– И всё же…
– Вот посмотри, – перебил меня кот. – Индрик – прародитель всех земных зверей, он порождает жизнь. – Индрик в ответ на это явственно кивнул. – Это его природа. А я по своей сущности хищник. Не простой хищник, конечно, но я не об этом. В моей природе нести смерть. Но всё не так однозначно, не так примитивно, как чёрное и белое. И Индрик порождает на земле не только безобидных зайцев, но и лис, и волков. И я, когда долгие годы жил в Яви, не только охотился, я наводил порядок в лесу, следил, чтобы лес жил и не страдал от некоторых не в меру жадных людей. Леший не на всё способен, ему нужны помощники, вроде меня. Иногда тёмные силы наводят порядок строже, чем светлые силы. Свет и тьма не существуют по отдельности, только вместе, и постоянно борются между собой. Когда угасает свет, наступает тьма, но, когда отступает тьма под натиском света, свет порождает тени. Сама жизнь – это вечная борьба, вечное движение.
– Хм, – я был полон сомнений. – Темные силы всегда утверждают, что без них жизнь невозможна.
– Я не буду тебя убеждать, – покачал головой кот. – Ты слишком юн, юности свойственны крайности и резкость суждений. Когда-нибудь ты сам поймёшь. Но подумай о том, что Явь, Навь и правь – весь мир со всей его тьмой и светом, со всеми светлыми и тёмными богами порождены единым Родом-творцом.
Я задумался. Да, есть в этом некая загадка. Если рассуждать в местных понятиях и терминах, то Род – творец всего-всего. Отчего же, действительно, были рождены тёмные боги? Если обдумать, что сказал Баюн… Могу ли я представить мир вовсе без темных сил? То есть мир, в котором есть только созидание и вообще не бывает никакого разрушения? То есть всё, что родилось, никогда не умирает, а то, что создано, никогда не разрушается и не может быть разрушено. Не будем говорить о людях, чтобы эмоции не отвлекали. Вот, например, деревья или даже трава, однажды выросши, никогда не завянет и не сменится новой. То есть цветы в саду всегда, из года в год будут одни и те же, их даже срезать нельзя, так как это разрушение – смерть для цветов. Выходит, такой мир может меняться, только расширяясь? А в каждом отдельном месте, однажды возникнув, он будет практически неизменным? Замрёт в одном статическом, неподвижном состоянии? Ну, и чем такая жизнь будет отличаться от неподвижности смерти? Я даже слово выбрал такое – замрёт, однокоренное смерти. Логика здесь имеется, но… до конца я не понимаю.
– Баюн, а что насчёт Яги Виевны? Она ведь тёмная богиня? Владыка верхнего навьего царства?
– Да, она хозяйка тёмного леса. И была бы не против усилить свою силу и власть, но только в Нави. Ещё она хотела бы посещать правь по своему желанию. Легко посещая Явь, она не претендует на власть в Яви. Здесь она придерживается принципа равновесия и строго стоит на его страже. Равновесие между навью и явью, взаимодействие двух миров на их границе – очень важная вещь, защита Яви от неких сил из Нави. И это безусловный порядок, а порядок – задача светлых сил. Все очень сложно переплетено, Иван. Свет и тьма. Иногда созидание от разрушения отличается лишь на толщину волоса.
Я опять углубился в размышления. Может, оттого и божественные птицы Сирин и Алконост – сёстры, живущие рядом на одном дубе? Алконост поёт о жизни, а Сирин поёт о смерти. Я уже думал об этом, возможно, слушать песни Алконост не менее мучительно, чем Сирин. Одна уравновешивает другую?
Я очнулся от мыслей, когда впереди Индрика лес вдруг стал подыматься вверх. Ух ты! Сильно я погрузился в мысли, перестал по сторонам смотреть. Нет, Индрику я доверяю, но дорога – это же так любопытно. А тут – горы! Высоченные! Как мы сюда попали-то? Пропустил. Индрик вдруг сделал огромный прыжок и перескочил через верхушки стройных высоких сосен, начал прыжками взбираться в гору. Я замер от восторга, когда Индрик совершил свой огромный скачок. И жутко, и прекрасно одновременно. Нет, я здесь совсем испорчусь! Во мне уже жуткие события вызывают восторг.
– Баюн, где мы?
– Рипейские горы, – отозвался кот.
– Никогда не слышал.
– Твоя невежественность иногда поражает, – отозвался кот.
Ну и ладно. Не очень-то и хотелось поразить мохнатого ворчуна своими знаниями. Мы подымались всё выше и выше огромными скачками. Я огляделся, вид с высоты был интересен. В лапе Сирин я пролетал над темнолесьем уже в глубоких сумерках и видел лишь смутные тени.
– Баюн, – опять потревожил я кота, – а там что за горы?
– Некоторые называют их Святые горы.
– Эй, – воскликнул я в возбуждении. – Смотри-смотри, гора сдвинулась с места!
– Это не гора, – спокойно возразил кот. – Это Святогор. Великан, богатырь, охраняющий границы Яви от проникновения чудищ из Нави. В некотором смысле Яга Виевна делает часть подобной работы, как я и говорил.
Святогор? Я пригляделся, богатырь на коне, реально был ростом с гору, я не преувеличиваю. И эта гора неспешно двигалась вдоль тонкого шнурка реки, текущей у подножья Святых гор и далее к тёмному лесу. Меня больше заинтересовали не слова о схожести задач могучего Святогора и Яги, тут коту полной веры нет. А вот о границе Яви – очень интересно. Если Яга не поможет, лучше к Святогору обратиться, он на стороне светлых сил, я точно знаю. Как только с таким гигантом общаться? Птица Сирин по сравнению с ним – колибри, а лукоморский дуб – бонсай.
Рипейские горы мне показались весьма высокими, мне просто не с чем сравнивать, но Индрик довольно быстро преодолел их склоны, перепрыгивая через все препятствия, скалы и расщелины, и приближался к покрытой снегом вершине. Едва я задумался, может ли синяя Сварга и Ирийский сад лежать на заснеженной вершине Рипейских гор, подобно обители греческих богов, располагавшейся на вершине Олимпа, как единорог проскакал до самой вершины и поскакал дальше. Дальше, я имею ввиду не вниз с горы, а вверх. Куда выше вершины? Вот и я так думал, а он скакнул в воздух и продолжил подниматься, словно там была твёрдая поверхность. Я лишь расширившимися глазами следил за оставшейся далеко внизу снежной шапкой горы. Мы поднимались выше, но никакого дискомфорта, ни холода, ни недостатка кислорода я не ощущал. А чему удивляться? Если при таких прыжках выше деревьев я не чувствовал ничего, кроме лёгкого покачивания? Да, чудесное животное единорог.
Глава 16
Наша скачка по небу продолжилась совсем недолго, внезапно для меня, нас окружили зелёные кусты и деревья, полные прекрасных цветов. Меня окутал тонкий приятный аромат. Индрик остановился. Неужели прибыли? Баюн первым соскочил с моих рук на траву, отбежал подальше от единорога и почти скрылся в зелени, оставив на виду лишь голову. Ну, ни дать, ни взять – чеширский кот, тело исчезло, одна голова осталась. Зря он отнекивался.
– Послушай, Иван, – тихо позвал он. – Забыл тебе сказать. Не ешь здесь ничего. Кто из людей попробует еду в Ирии, назад вернуться не сможет.
Я был недоволен его поздним предупреждением. А если бы я один сюда отправился? И не только этим я был недоволен. Вокруг так восхитительно пахло… должно быть, действительно прекрасный сад. А где прекрасный сад, там прекрасные фрукты? А мне нельзя. Эх, вот так всегда… Я поблагодарил Индрика, обнял его и пообещал не задерживаться. Он кивнул и принялся спокойно щипать сочную ирийскую траву. А я повернулся к коту.
– А ты чего прячешься?
– Не хочу, чтобы меня здесь заметили, – огрызнулся Баюн.
– Так и я не хочу. Ты же сам не велел. Но, если помнишь, мы здесь по делу.
– Помню.
– Дорогу показывай, – прикрикнул я, чтобы поторопить кота.
– Я здесь впервые, – огрызнулась усатая морда.