– Вы едите в город Трёхреченск? – завёл беглец разговор.
– Нет. – ответил старик. Разглядев удивление, возникшее на физиономии парня, он объяснил всё довольно подробно: – В восьми верстах от Подгорска есть поворот с главной трассы. Если немного проехать по лесу, то скоро наткнешься на наше сельцо. В нём мы все и живём. А тебе мил человек, надо до самого города?
– Да мне бы, до поворота «Пекинки» сначала добраться, а там, на попутках в Трёхреченск. Вы скажите мне, когда нужно сходить? – торопливо объяснил пассажир.
– Ехать ещё далеко. Сиди, не волнуйся. – отмахнулся старик.
Телега выехала за границу райцентра и, достаточно ходко, покатилась по трассе. Вдоль неширокой дороги стеною стоял густой мрачный лес, всё больше еловый. Глебу вдруг показалось нечто совершенно другое. Когда он ехал с шофёром в Подгорск, то автобус их двигался совсем по другому пути.
– «Нет,» – подумал он про себя: – «это никак невозможно. Я же смотрел на автостанции схему дорог и всё отлично запомнил. Оттуда идёт всего два шоссе. Одно уходит на северо-запад к развилке, а оттуда в Трёхреченск.
Второе, направляется почти на восток, к райцентру Заборское. Судя по солнцу, висящему слева и сзади, мы едем правильно, прямо к закату. Ещё несколько вёрст и будет тот съезд, от которого можно добраться к деревне возницы. Там я сойду и через три километра уже окажусь на нужном мне перекрёстке.
– Извините, а как мне вас величать? – поинтересовался вдруг парень: – А то неудобно как-то без имён разговаривать. Меня зовут Глеб.
– Лат?мир Серкович я, а фамилия моя будет Саты?гов. – спокойно ответил древний мужчина.
– Вы исконный вогул? – не удержался Глеб от вопроса, который мог показаться довольно нескромным.
– Да, где ты теперь, отыщешь вогула чистых кровей? – засмеялся дребезжащим смешком старичок: – Сначала монголо-татары прошли через наши исконные земли, словно огромным катком. Потом появились казаки, за ними уже прибыли русские. Теперь мы, не пойми, кто такие? Одни вогульские имена и остались при нас.
Дальше возница углубился в былые предания, что сохранились с давнишних времён. Глеб слушал в пол-уха, но чтобы не обижать человека, он делал вид, что ему весьма интересно. Как говорится, хочешь кому-то понравиться, смотри ему в рот.
Время от времени, он задавал пару каких-то вопросов, на что старик отвечал с большим удовольствием. Боясь пропустить небольшой поворот, парень постоянно следил за дорогой, но съезда в густой тёмный лес он почему-то не видел.
Слабый ветер слегка шелестел в верхушках высоких деревьев. Резиновые лысые шины мерно стучали на трещинах, которые очень причудливо избороздили дорожный асфальт.
Лат?мир Серкович что-то мерно подробно рассказывал. Убаюканный слабо журчащим голосом деда, Глеб то ли, крепко уснул? То ли, впал в нечто вроде прострации?
Неожиданно всё, что находилось вокруг, будто подёрнулось голубоватою дымкой, очень похожей на редкий полупрозрачный туман. Парень резко встряхнулся и, преодолев какую-то вязкую силу, скинул с себя наваждение сна. Он поднял тяжелую голову и встревожено глянул вперёд.
В этот момент, телега покинула запущенный лес и оказалась на невысоком пригорке. Внизу протянулась большая прогалина, на которой уютно устроилось небольшое сельцо. Как показалось удивлённому парню, в нём находилось дворов десять-двенадцать.
Прямая дорога проходила деревеньку насквозь и упиралась в густой, совершенно нехоженый ельник. В конце узкой улицы висело огромное, багрово-красное, вечернее солнце. Своим сияющим краем оно чуть касалось макушек деревьев.
Недоумевающий Глеб повёл взглядом вправо и влево и с ужасом понял, что не видит асфальтированной шоссейной дороги. Парень почувствовал, как у него перехватило горло от страха, и хрипло спросил самое первое, что пришло ему в голову: – А далеко ещё до вашей развилки?
– Почти тридцать вёрст от этого места. – ласково ответил старик.
– Как тридцать? – испугано вскинулся молодой человек: – Вы же сказали восемь вёрст до поворота по трассе, да ещё немного по лесу. Или же это совершенно другое селение?
– Наша милок деревенька-то, наша, вогульская. Саты?говкой она уже лет сто называется. Только, от того поворота, лесом ещё двадцать семь километров.
– Я же просил вас высадить меня на развилке. – растерянно выдохнул парень.
– Я тебе говорил, что мы братец приехали, а ты буркнул, что-то невнятное. Мол, поедешь и дальше со мной.
– И что же мне делать теперь? – чуть не плача выкрикнул Глеб: – Ни палатки, ни спальника у меня с собой нет. Да и еды, нет ни крошки.
– Переночуешь в моей старой избе. Ну, а утром я тебя довезу до самого города. Всё равно, мне нужно, завтра заехать к своим дальним родичам и передать им кое-что от селян. – устало отмахнулся старик.
Внезапно Глеб успокоился и решил про себя: – «Так даже лучше. Приеду домой на день позже. Глядишь, и синяки на лице слегка подживут и не станут так сильно бросаться в глаза. Всё мама будет меньше кричать о моём «дурном поведении в культурных местах».
Глеб с большим интересом начал рассматривать небольшое селение. Первое, что его поразило, это отсутствие местных людей, животных и птиц. Второе, это странная тишь, словно застывшая над длинной поляной.
Парень не слышал ни громкого лая собак, ни дребезжащего блеянья коз и овец, ни густого мычанья коров, что недавно вернулись с пастбищ домой. Вокруг не было того множества звуков, что соответствуют жизни любой деревеньки. Только ветер шумел в толстых ветвях ближайших деревьев.
Турист не заметил даже тонких струй лёгкого дыма, что поднимались над кирпичными трубами сельских домов. Всё говорило о том, что в поселении нет вообще никого. От таких удивительных выводов у Глеба даже мороз прошёлся по коже. Да, и волосы на голове слегка шевельнулись.
Словно проникнув в его странные мысли, старик пояснил: – У нас в деревеньке люди на зорьке встают, а на закате уже спать отправляются. Телевизор и радио у нас тут волны не ловит. Так что, вечером делать, нам особенно нечего. Вот и ложится народ, как можно раньше в постель.
– А собаки-то где? – с неожиданной злостью съехидничал Глеб: – Тоже спят крепким сном? Не обращают внимания на поздних приезжих?
– Пустобрехов у нас сроду не держат, – отмахнулся старик: – а охотничьи псы привыкли работать молчком. Только громко рычат иногда. А как схватят крупного зверя так и держат, пока к ним не подойдёт человек. Меня все собаки здесь давно уже знают. Вот на меня и брешут. Ну, а ты, вроде, со мной.
Лошадь сама повернула направо и остановилась у самой крайней избы. Дом оказался самый обычный, большой, ладно срубленный из толстых лесин, весьма посеревших от долгого времени.
Забор перед широким двором слегка покосился, но, несмотря на беленные непогодою плахи, оказался достаточно крепким. Ворота были подстать очень прочной ограде, высокие и основательные, словно их изготовили лет сто назад, а может быть и значительно раньше.
Старик бросил вожжи на облучок, ловко спустился с телеги и двинулся прямо к ограде. Он отпер запертую на щеколду калитку, шагнул за ворота и начал там с чем-то возиться. Наверно, с довольно тяжёлым и неудобным затвором?
Глеб помчался на помощь пожилому вознице. Вдвоем они навалились на высокие дощатые створки и распахнули их настежь. Ржавые петли заскрипели протяжно, пронзительно и удивительно громко. Это лишь подчеркнуло, стоящую кругом тишину.
Не дожидаясь команды, лошадь неторопливо тронулась с места, устремилась во двор и направилась прямо к сараю, стоящему слева. Старик двинулся вслед за кобылой, а гость стал возиться с воротами.
Наконец, парень справился с огромными тяжёлыми створками и задвинул на место ржавый железный засов. Тем временем, старик быстро распряг красно-рыжую лошадь, взял её под уздцы и, что-то бурча, увёл в небольшую конюшню.
Отряхнув ладони от пыли, Глеб повернулся. Он внезапно увидел, что возле забора стоит будка для огромной собаки, сколоченная из толстых досок. Из неё нехотя вышел взъерошенный пёс, сильно похожий на большущего волка. Грозный домашний питомец хмуро воззрился на позднего гостя.
От неожиданной встречи парень невольно напрягся. Ведь кто его знает, чего можно ждать от такого крупного зверя? Потом, он заметил ошейник из толстой коричневой кожи и с облегченьем отметил, что тот очень плотно охватывает шею собаки.
Прочная сбруя имела стальную цепочку и надёжно крепилась к металлической проволоке, висевшей на высоте в пару метров. Та в свою очередь, тянулась вдоль большого двора и проходила от стенки сарая до самого дома.
– Какой великан. – выдохнул Глеб и с уваженьем добавил: – Не иначе, как помесь волка с крупной сибирскою лайкой.
– Свой, Тагай! Свой! – прикрикнул старик на хмурого пса.
Показав белоснежные огромные зубы, кобель лениво зевнул, никуда не спеша, развернулся на месте и, молча, двинулся к будке. Он слегка повозился в просторном жилище, удобно улёгся и скоро затих.
Глеб боязливо направился к старой телеге, стоящей возле сарая. Он взял полупустой синий «сидор» и, ни секунды не мешкая, вернулся к крыльцу. Возле широких ступеней, стояла массивная лавка, изготовленная из нескольких плах. Изделие из внушительной лиственницы, нескоро сгниёт под дождём и под снегом.
Парень поставил рюкзак на плотную землю, утоптанную до каменной твёрдости, и легко опустился на сиденье скамейки. Устраиваясь поудобней, он немного поёрзал на гладкой доске и с интересом повертел головой.
Прямо за домом располагался большой огород, на первый взгляд, довольно ухоженный. Высоких сорняков незаметно. В правом углу обширной площадки виднелась деревенская банька, срубленная из толстых стволов.
За ней высилась огромная тёмная ель, что поднялась над соседними кронами метров на семь или восемь. Глеб обратил вниманье на горизонтальную ветку, росшую возле самой вершины. Она была сломана ветром и, скорее всего, это случилось очень давно.
В левом углу домового участка стояла простая, без особых искусов, уборная, сколоченная из старых досок. В центре потемневшей от времени дверки виднелось небольшое окошко в форме сердечка. Видимо, когда-то давно, дед постарался для любимой жены.