Избранный

– Да бросьте, – смутился от неприкрытой лести собеседника Корнев. – Что я такого сказал? Так, экспромт… Накипело!

– То-то и восхитительно, что экспромт, а не занудный доклад по бумажке! – всплеснул руками незваный попутчик. – Чего в наших политиках не хватает, так это искренности. Такой, знаете ли, первозданности чувств. К демократам первой волны как угодно можно относиться, но уж в чём, в чём, а в искренности им не откажешь!

– Ну да, врали самозабвенно, причмокивая, – съязвил доктор.

– Врали, – легко согласился Минусов, – но как артистично! Так, что и сами в конце концов поверили, и людей верить заставляли. Тут ведь важно, кто говорит. Одно дело – чиновник, на все пуговицы застёгнутый, другое – молодой реформатор… Или, например, врач. Да не просто врач, а хирург. И не говорит, а криком кричит о наболевшем!

– Я что, кричал? – нахмурился Корнев. – Ни черта от волнения не помню. Как встал за трибуну – сразу память отшибло.

– Да нет, это я образно выражаюсь. Ваше выступление хорошо прозвучало, от души. Вы заметили, как народ отреагировал? На фоне той казёнщины, что профсоюзные деятели несли, вы говорили с чувством, доходчиво. И этот ваш средний палец, продемонстрированный толпе – гениальная пиаровская находка. Вы где-то учились ораторскому искусству?

Корнев, разомлевший от неожиданных похвал, не без самодовльства потупился.

– Да где там! Я и слов-то таких не знаю… Пи-а-ровская… вы так, кажется, сказали? Наше дело простое – режь да шей.

– Нет уж, не скромничайте, – не отставал Минусов. – Оч-чень впечатляюще получилось! Если не обучались специально с массами общаться, значит, у вас врождённый талант. А его не скроешь. Он рано или поздно наружу вылезет, так или иначе проявится.

– Ну да, дурака ладошкой не прикроешь, – хмыкнул Корнев. – Вот мне главврач за моё красноречие завтра и вклеит!

Попутчик вдруг всплеснул руками – так, что лоскутное пальтецо чуть не вспорхнуло с его плеч.

– Слушайте, Геннадий Михайлович! Вы наверняка ещё не обедали, я тоже. Пойдёмте вон в то кафе, закусим, выпьем. Познакомимся поближе. Как принято на Западе, предупреждаю заранее: плачу я.

– Вам что-то от меня нужно! – догадался наконец доктор, и остановился настороженно, предложив требовательно: – Выкладывайте начистоту. А то впариваете мне мозги… Про талант, про ораторское искусство…

– Вы правы, – посерьёзнел вмиг Минусов. – Я, правда, не уверен ещё… но, кажется, готов сделать вам оч-чень заманчивое, солидное предложение…

– С наркотиками, липовыми больничными, фальшивой инвалидностью я не связываюсь, – сразу потерял интерес к собеседнику Корнев.

– Нет, что вы! – взмахнул пёстрыми рукавами пальто Минусов. – Вы меня неправильно поняли! Я не наркодилер, а политтехнолог. Весьма, между прочим, известный в определённых кругах. Автор нескольких книг и большого количества статей, посвящённых выборным технологиям. Кандидат наук, готовлюсь защищать докторскую, а вы… Даже обидно, честное слово…

– Я не хотел вас обидеть, – смутился Корнев. – Просто вы так неожиданно на меня… навалились…

– Потому, что я долго искал в этом городе кого-то, похожего на вас… в смысле, обладающего примерно такими качествами. Отчаялся уже, забрёл на митинг, и вдруг – вы! – Минусов взял Корнева за плечо, осторожно подтолкнул к дверям кафе. – Интерес у меня к вам чисто профессионального свойства. С учётом харизматических качеств вашей личности…

– Я политикой не интересуюсь, – упрямился доктор, но в кафе всё же свернул. – И на митинге оказался случайно. Мне… мне домой надо. Я после ночного дежурства. Оперировал. Устал, как собака.

– Ну полноте, полноте, – подхватив Корнева под локоток, ворковал Минусов. – Я вас долго не задержу. Полчаса. Мы же с вами интеллигентные люди. Рюмочка коньяка, бутерброды, чашечка кофе… С морозца-то, а?! Для профилактики? А то на таком ветру и простудиться недолго!

– Хорошо, – согласился, наконец, доктор. – Но предупреждаю: мне все политические заморочки, митинги разные – побоку!

– Вот об этом мы с вами, Геннадий Михайлович, и потолкуем. Знаете, как у нас, жмейкеров[1 - Жмейкер (жарг.) – цеховая кличка свободных пиарщиков, имиджмейкеров, промышляющих на рынке избирательных услуг. Имеет уничижительно-пренебрежительный оттенок.], говорят? Даже если ты не интересуешься политикой, то она обязательно рано или поздно заинтересуется тобой! – политтехнолог хихикнул довольно. – Вот и для вас… я почти уверен в этом, уж поверьте моему профессиональному опыту… пробил час!

3

– Как вам коньяк? – поинтересовался четверть часа спустя, постучав зубчиками алюминиевой вилки по изрядно початой бутылке, Минусов.

– Да вроде хорош, – благодушно взглянул на полный до кроёв пластиковый стаканчик размякший от тепла и доброй порции спиртного Корнев. – Аромат есть… крепость. Я, честно говоря, в коньяках совсем не разбираюсь. Нам, докторам, чаще водочка перепадает. А когда коньяк пробую – что три звёздочки, что пять – разницы особой уловить не могу. Вроде всё одинаковое.

– И верно, – подтвердил политтехнолог. – По крайней мере те коньяки, что в таких вот забегаловках продают по всей России – сколько б не рисовали звёздочек, из одной бочки льют. Только называют по-разному. В лучшем случае в бутылке виноградный самогон, чача, в худшем – технический спирт, чаем закрашенный. Этот, кажется, – он указал на свой стаканчик, – всё-таки из винограда выгнан. Но с настоящим коньяком он и рядом не стоял. А купились мы с вами на этикетку. Где написано, что коньяк – армянский. Вы обратили внимание, сколько на стойке бара бутылок, в том числе коньяков? От этикеток глаза разбегаются. Может быть, есть среди них напитки гораздо качественнее, чем выбранный нами. – Он опять звякнул вилкой о бок тёмной бутылки. – Но мы с вами взяли испытанное, привычное. Потому что с давних, советских ещё времён, нам в голову вдолбили, что армянский коньяк – лучший. Таким образом, армянский коньяк – раскрученный бренд. За него мы и заплатили. А не за то, что в бутылке содержится. То есть отдали деньги за символ. Проще – за дырку от бублика. Так вот, я тот, кто этими дырками торгует. Давай вторую порцию за нас, имиджмейкеров!

– Давай! – легко переходя на «ты» с новым знакомым, согласился захмелевший Корнев. – Только не пойму, причём здесь я? Бублики какие-то… этикетки…

Послушно выпив коньяк, доктор закусил его бутербродом с сыром и колбасой, уставился, жуя, на собеседника.

Тот крякнул, утёр губы, отставив стаканчик.

– Знаешь, как отличить хороший коньяк от плохого? – отдышавшись, спросил политтехнолог. – Надо сделать вначале малюю-у-сенький глоток, что бы он растёкся во рту. А потом глубоко вдохнуть. Если запершит в горле – значит, коньяк не качественный… Да. Так вот, я, Минусов, к твоему сведению – тоже бренд. И пальтишко моё, – он тронул пёстрый рукав, – тоже. Бывает, соберёмся с коллегами на симпозиум или семинар, а они только глянут на вешалку в гардеробе – и в один голос: «О, Минусов уже здесь!» Это, брат, в наших кругах дорогого стоит! Набери в интернете мою фамилию – и увидишь сотни ссылок. Не менее трети депутатов Государственной Думы, губернаторов краёв и областей, мэров крупных городов я к власти привёл!

– Ну, а я-то тебе зачем? – не отставал Корнев.

– Да надоело всё! – отчаянно взмахнул рукой, опрокинув пустой пластиковый стаканчик, Минусов.– Вишь, падает. Налить надо.

Доктор терпеливо кивнул.

– Ты знаешь, как мы, политтехнологи, кандидатов в депутаты, мэры и прочие херы называем? Телами. Или чурбаками. По причине их изначальной, природной тупости. И мы, имиджмейкеры, словно папы Карлы, из тех чурбаков для вас, избирателей, шустреньких и симпатичных Буратин выстругиваем. Чтоб ходить могли, говорить, что надо, глазёнками по сторонам зыркать. Во-о-т… Ты «Пигмалеон» Барнарда Шоу читал?

– Кино по телевизору видел, – Корнев взял бутылку, налил по половине стаканчика себе и Минусову.

– Ну да всё равно, сюжет знаешь… Короче говоря, захотелось мне хоть раз в жизни для души поработать. Решил: возьму нормального, вменяемого человека – и введу его в большую политику!

– Меня, что ли? – догадался доктор.

– Ага, тебя! – самодовольно кивнул Минусов. – За это давай и выпьем.

– Да не хочу я, – мотнул упрямо головой Корнев. – Что я в твоей большой политике не видал? Этих, как их… Жириновского с Хакамонадой?!

– А чувство долга?! Перед народом, перед страной?! – патетически всплеснул руками Минусов. – Ты знаешь, Геннадий Михайлович, кто нынче лезет в политику? Самые что ни на есть ущербные люди!

– Да ну? – удивился Корнев.

– Ты, как доктор, психологию должен знать. Что такое стремление к власти? Прежде всего, компенсация низкой самооценки. Понимаешь?

– Н-не очень…

– Заниженная самооценка, осознание собственной ущербности толкает человека на взятие всё новых и новых высот. Каждой новой победой, каждым новым шажком вверх по социальной лестнице такой человек доказывает себе и окружающим, что он чего-то стоит! Я, конечно, упрощаю, – сделался серьёзнее, и вроде протрезвел даже, Минусов. – Вообще-то существует несколько потребностей, мотивирующих поведение тех, кто стремится к лидерству. Прежде всего – потребность во власти. И вытекающая из неё возможность контролировать других людей, события. Затем – потребность в победе над кем-то, в доминировании над окружающими. Но… – политтехнолог подцепил вилкой кусочек колбасы с бутерброда, пожевал мелко, по-кроличьи, – учти одно обстоятельство. Нормальный, физически крепкий и психически здоровый человек обычно самодостаточен. У него нет потребности возвышать себя, унижая и угнетая других. Он добр, великодушен. А вот тот, кто имеет явный или скрытый порок, чуть ли не оргазм испытывает, глумясь над сильными, здоровыми. Потому-то в политике так много уродов – чаще моральных, чем физических… Ты, кстати, какие потребности ощущаешь? – вдруг ткнул он обличающее тупым концом вилки в Корнева.

– Ч-чёрт его знает… – растерянно пожал тот плечами. – В деньгах, наверное… Иногда. Ну, в девчонках… по молодости. Выпиваю ещё, курю…

– Я ж говорю – нормальный человек! – восторженно подытожил его слова политтехнолог. – Кто ж из нас в деньгах не нуждается!

– Кстати, о деньгах, – замялся доктор. – Если я вдруг соглашусь… Ну, стать этим, как ты сказал… политическим лидером. Им жалованье какое-нибудь полагается?

– Это само собой, – покровительственно похлопал его по плечу Минусов. – Там, брат, другие масштабы зарплат, чем сейчас у тебя. Космические!

– Вот ужкем-кем, а космонавтом стать я никогда не мечтал. Как-то… не привлекало. И зарплаты космической мне не надо. Так что давайте, Олег… э-э… Христофорович, коньячок допьём – не пропадать добру, – и по домам. А то я советь начинаю. Не спамши, не жрамши… И дежурство тяжёлое выдалось.

– Оперировали? – сочувственно поинтересовался политтехнолог.