Желтый Эскадроль

Из зала вышло еще человек пять, Елисса уже демонстративно отвернулась и закрыла глаза. Я был рад, я был доволен. Сколько еще оставалось картин? Думаю, несколько десятков. А все-таки нужно бы было уйти пораньше, а то бы я довел своего спутника до самоотречения.

Ага, третья картина.

– Дамы и господа, самое последнее творение нашего мастера! – произнес человек в смокинге дребезжащим голосом и начал поправлять «бабочку». Он явно волновался от ухода людей, не привыкнув к такого рода показам. Кудесников угрюмо ходил позади него и смотрел в пол, «смокинг» то и дело на него оглядывался. Совсем недавно работает, дилетант. – Картина под рабочим названием «Создатели». В соображениях безопасности настоящее название произведения будет озвучено только для покупателя на предстоящем аукционе.

На экране и появились «создатели», думаю, мало кто понимал, о ком речь. Черные веселые тени людей, пляшущие в хороводе вокруг костра. Не сказал бы, что от картины исходила мрачная атмосфера, которую наверняка хотел передать Кудесников. Да, она почти вся была черной, костер в ночи смотрелся угрожающе, тени совершали порой ужасающие пируэты в воздухе, подпрыгивали и противно кривлялись, но страшного в картине ничего не было. Чувствовалось даже нечто обреченное и грустное, но в тот же момент нежное и доброе. У теней не было ничего, кроме их костра. Я даже заскучал от этой картины. На показ каждой уходило минуты по три.

Но, думаю, эскадрольцы любили свои сказки, купить «Создателей» пожелает множество людей.

Перед показом четвертой картины я вырубился. Вырубился так же, как перед фабрикой два дня назад, неожиданно для себя и своего спутника. Беспокоила ли меня впоследствии тенденция терять сознание так часто? Разумеется, нет, я и не вспоминал никогда об этих случаях.

Очнулся я через какое-то время, как оказалось, за кулисами. Елисса насмерть перепугалась, но врачей вызывать не стала, чему я был очень рад. Скорее всего, прошел уже не один час, и все это время я лежал на кушетке художника. Сам Кудесников тихо и самозабвенно сидел рядом, а Елисса сходила с ума от моего состояния и лица Кудесникова, которое немного виднелось из-за его многочисленных повязок.

– Доброе утро, – проговорил я, приподнимаясь с кушетки, как ни в чем не бывало, – как мне кажется, показ уже окончился. Очень жаль, очень жаль.

– Искандар! Наконец-то вы очнулись! Замечательно! – Елисса для чего-то подбежала ко мне, но я остановил ее рукой и быстро встал.

Она действительно выглядела взволнованно, и, возможно, у нее даже тряслось лицо. Как занимательно! Кудесников сидел рядом, обхватив руками спинку стула, и спокойно наблюдал за мной.

– Чего замечательного или удивительного в том, что я очнулся? В смерти столько же красоты, что и в жизни. Поэтому со мной любой результат был бы равноценен.

Кудесников медленно покачал головой.

– С вами хотя бы все в порядке? Ничего не болит?

– Это тело ничего не чувствует, в том числе собственную боль.

– Да что вы такое говорите! А если бы вы тут умерли, что бы я делала?

– Раз не позвали врачей, значит, вы подобного результата не боялись.

– Емельян Андреевич убедительно попросил никого не вызывать. Он утверждал, что вы сами очнетесь. Знали бы вы, сколько добрых людей сразу захотело вам помочь, отнести вас за сцену…

– Да, люблю этих добрых людей. После того, как меня отнесли за кулисы, добрые люди спокойно сели по своим местам и продолжили смотреть презентацию, сразу забыв обо мне. В этом больше красоты, чем в жизни и смерти, Елисса. От этого мы и вечны, – я энергично кивал себе, произнося это.

Кудесников же закивал мне в такт, чем сумел меня почти взбесить.

– И чем вы тут занимались несколько часов? Или сколько?

– Меньше часа. Я пыталась смотреть картины… Оказывается, все холсты с работами спокойно лежат за сценой. И аукцион будет проходить здесь же. Странно, что находятся люди, готовые покупать эти работы.

– Находятся и достаточно. И, кстати, что же вы ждали меня? Господин Кудесников утверждал, что я просто очнусь, а у вас не нашлось других дел, кроме как ждать восстания будущего трупа? Простите, Елисса, друг мой, но вам пора. Не хочу, чтобы вы меня видели в таком, еще туманном состоянии. Это зрелище не для ваших милых глаз.

– Что? Вы выгоняете меня? После того как я волновалась и ждала, когда вы очнетесь!

– Да, вероятно, так.

– Ладно, – бросила она так, будто я ее не оскорбил, затем быстро встала и колкими стучащими шагами ушла прочь.

Я сознавал, как она напрягает стройные икры и сжимает кулаки в наивной обиде. Глупые люди. Люди, люди, торт на блюде. Каннибализм какой-то.

Кудесников протянул мне тетрадь. «Зря вы так, Искандар. Милая девушка», – гласила надпись.

– Ах, господин Кудесников, опять вы будто меня не знаете. Приветствую! – я протянул художнику руку и напрямую на него уставился.

Высокая тощая фигура, угловатые плечи и скулы, сведенные вместе колени, тяжелый взгляд. Настолько тяжелый, что ему приходилось принимать усилия для того, чтобы держать его на мне, а не уронить на пол. Лицо ниже носа обвязано различными тряпками и бинтами, из-под которых местами текут маленькие красные капельки. А местами из-под белых тряпок выглядывает целое и голое мяско. Захотелось сорвать неаккуратные повязки и насладиться этим видом до конца, но я сдержался.

Кудесников сжал мне руку. Мне показалось, что я вложил ее в пасть акулы.

«Как вам Создатели?» – гласила следующая надпись.

– Довольно хороши, учитывая их смысл. Но вам не кажется, что в них нет ни аллегории, ни метафоры, ни метонимии? Вы написали создателей почти в прямом смысле. Впрочем, у картины найдутся и другие покупатели. Я хотел бы заказать у вас другую работу. Думал, что попаду за кулисы после показа. Впрочем, показ закончился, и я за кулисами. Все произошло, как я хотел, верно?

Наверняка Кудесников бы улыбнулся, если бы у него был рот. Но сейчас он лишь утвердительно покачал головой. А потом кивнул на меня, вероятно, спрашивая, какую работу я от него хочу.