Долг

Долг
Александр Гарцев

Уличный мир шестидесятых. Какой путь выбрать подростку? До армии далеко, а улица – вот она, рядом.

Александр Гарцев

Долг

На улице было холодно. Славик поежился и, отодвинув массивную дверь главного входа, увидел подходящий к остановке троллейбус с ярко горящей в левом окне цифрой три.

– То, что нужно. – обрадовался он. Побежал. Успел.

Сегодня особый день. Друг детства, Венька Горлов, уезжает в армию. Но не идти на учебу Славка просто не мог. Во-первых, не хотел подвести свою группу. Семинар по физике и пообещал ребятам побольше времени на себя взять, доклад интересный подготовил. Если б не пришел подставил бы. А не любил это – обманывать друзей.

Уж кого-кого, а товарищей своих подводить нельзя. Это был его принцип. Хотя повод для того, чтобы сачкануть денек от учебы был ну очень уважительный.

Провожали вчера всей компанией Веньку, друга детства, в армию.

А сегодня состав отправляется в Котельнич. Там областной призывной пункт. Вот и сейчас он спешил на вокзал. рукой хоть помахать на прощание. Может, успеет.

На вокзал он чуть не опоздал. Прибежал за 10 минут до отхода электрички.

Провожающих на перроне почти не было.

Удивился, ожидал увидеть другую картину. Например, как в кино, полный вокзал народа, пеструю толпу родителей, друзей, знакомых, девушек. Машины солдат с автоматами в оцеплении, оттесняющих кричащих, ревущих, тянущих руки провожающих гражданских, пьяных, с гармонями, балалайками, военные машины.

Но ничего этого не было.

Призывники, уже все обритые парни, такие смешно-печально одинаковые из-за этой круглой белизны вместо голов, были уже в вагонах. И из окон лишь робко выглядывали их грустные лица.

Только у одного вагона стояла солидная толпа провожающих. Со спины не было видно, свои это или нет, но коротко остриженная голова Веньки, неудобно просунувшаяся в щель окна, развеяла все сомнения.

Свои.

Славик бросился в толпу, растолкал всех. Подошел к окну.

– А вот и Кудрявый пришел, – сказал кто-то в толпе, а Славик уже торопливо жал Веньке руку, смотрел в его возбужденные предстоящей разлукой с родными, друзьями, с городом глаза, и, не зная, что сказать, промямлил глупое:

– Вень, завязывай – ка с армией, вылазь-ка давай через окно и оставайся с нами.

– Э, нет., – прищурился Венька, – лучше уж ты поезжай служить со мной.

–Я? – Славка пренебрежительно сощурился – Я? Служить в армию? Молодость свою губить? Да, никогда.

А потом, подумав, добавил:

– Ну, если ты генералом станешь, а меня капитаном возьмешь.

Почему именно капитаном, он и сам не знал, но нравилось ему это слово. Капитан. – Вот офицером я бы пошел.

– Капитан, капитан, улыбнитесь, – пропел он, изображая игру на гитаре.

Юмор в их кампании всегда ценился. Все ржут. Хоть немного напряжение спало.

– За этим не станет. Буду рваться в генералы.

Пауза. Стоит сзади толпа провожающих.

Печально, сквозь слезы смотрела на единственного сына, которого и воспитала одна без мужа, тетя Вера.

Смотрит, даже не вытирая глаза. Зачем и вытирать?

То и дело подносила к глазам весь промокший платок и Ванькина девчонка, Тая. Его любовь и нелюбовь, Зинка Власова, да и все женщины, тети, двоюродные сестры. Все они в слезах.

В общем лишь мужики держали себя чинно и достойно. Ободряюще смотрел на вагон и Санька Чешик, только что крикнувший Веньке, чтоб он не забывал их походы на остров и кацо.

А дядьки Веньки, уже подвыпившие слегка, остановили проходящего мимо капитана и, показывая на их улыбающегося призывника, объясняли ему, какой это хороший парень, Венька Орлов, наивно спьяну думая, что делают хорошую протекцию.

Капитан понимающе кивал и, почти не останавливаясь, шел дальше.

А третий его дядька, уж который раз кричал через головы провожающих почему -то про границу:

–Венька, чтоб граница на запоре была!

Сам, наверное, бывший пограничник, но спьяну не понимающий, что Веньку могут забрать куда угодно, но только не на границу. Там отдельный набор. Специальный. Вот Вовка, тот наверно туда попадет.

Моросил дождь, мелкий, противный.

"Тоже на проводы надо идти завтра. – вздохнул Славик отойдя от вагона чуть в сторону. Пусть тетя Вера побудет рядом с сыном поговорит, да помолчит. И то легче.

А дождь моросил. И кто-то крикнул:

– Венька, тебя с дождем провожаем, слышишь? С дождем значит, дождем!

И махали руками.

А дождь моросил и моросил, но никто не обращал на него никакого внимания, потому что уже знали, что сейчас, через две минуты тронется электричка, и его не станет. Он уедет. Он будет жить другой жизнью. И долго-долго не увидим мы его, и долго-долго не увидит он нас.

Все. Настала минута расставания.

Тая бежит за вагоном, Венька уже почти по – солдатски, уже почти по – мужски закусил губу, и только смотрит и смотрит пристально своими синими глазами, как бы всматриваясь в нас, как бы всматриваясь в свою прошлую уходящую от него навсегда детскую жизнь, беззаботную, веселую, бесшабашную. Все машут руками.

Сашка Чешик, Серега, Димка стоят. Молчат. Смотрят.

Славик вздохнул, поправил капюшон от яркой желтой курточки из модной нынче болоньи, и, как обычно, дал себе очередное указание, чтобы никогда, никогда не обижать и никогда плохо не думать о людях, особенно о тех, кто рядом, особенно если это твой друг, товарищ, однокурсник. Не думать о них плохо. Никогда. Особенно, пока он есть, пока они рядом. Иначе жизнь твоя потечет бестолково, случайно, тяжело.

Тая все бежит и бежит за медленно уходящим поездом. Она уже в самом конце перрона. Венька что-то ей кричит, но прощальный гудок электрички все заглушает. Тая не слышит. Останавливается.

Печальная картина расставания.