Бывалый

Не пущу
Александр Гарцев

Андрон волею судьбы и случая возвращается на родной завод. Он ожидал увидеть здесь как и раньше в дни его молодости ухающие прессы, услышать гул штамповочного цеха, подержать в руках кудрявую фиолетовую стружку от токарных станков, всей бригадой обедать в заводской столовой. Но здесь жизнь остановилась, замерла. Ее нет.

Александр Гарцев

Не пущу

Места здесь были красивые. После глухой, плотной и снежной тайги злобно выглядывающей из-за окон вахтового городка, местный пейзаж, состоящий из полей, легких увалов и перелесков завораживал,  успокаивал, увлекал, своим просторным до горизонта разнообразием.

Андрон еще раз всей грудью вздохнул этот свежий луговой и лесной воздух свободы и вернулся в комнату.

– Ну вот здесь и будешь обитать. – обратился к нему помощник Поликарпа Ивановича. – все, как и договаривались. Да, Андрон, и побродяжничал же ты по свету, а все равно вернулся. Нет лучше родных мест, правда?

Андрон кивнул.

Действительно, хорошо вернуться в родные края. Да вот не к кому. Дети, выросшие практически без него, разъехались. Жена, продав квартиру, тоже туда же, за лучшей долей, за новым счастьем, которое практически и нашла, выйдя замуж. Тоже далеко. А здесь у него – ни кола, ни двора. Спасибо, старые знакомые помоги. Не бросили. Работу вот с жильём подыскали.

– Да, – кивну он, – лучше родных мест нет.

– Крош, – скомандовал старший молодому, – давай, по последней. Наливай.

Петров, по прозвищу, Крош, знакомый Андрону еще по временам юности, указание начальства исполнил быстро и пустую бутылку поставил на пол.

Рядом со стулом.

– Спасибо, ребята, – растрогался Андрон, – и не присаживаясь поднял рюмку. – за вас. За мое возвращение.  А главное, за то, что у меня есть работа, и жилье. Спасибо вам, мужики.

От этого слова "мужики", видимо режущего им слух, оба его партнёра поморщились, но ничего не сказали. Выпили. встали. Загремела и покатилась по полу пустая бутылка.  Пожали Андрону руку. И скрипнув старой покосившейся дверью вышли.

– Как мужиком был, там, так мужиком и остался- философски произнес старший, безнадежно махнув рукой. – да черт с ним, пусть живет, как хочет. Помог в своё время нам. Заслужил. Пол сказал, что надо помочь парню. Пусть поработает пока. А там посмотрим.

Молодой сел за руль новенькой Audi. Черная блестящая машина, взвизгнув шинами по мокрому асфальту, умчалась в город.

Уже к вечеру, осмотрев свое хозяйство, довольный и радостный новоиспечённый охранник обустроился окончательно.

С учетом того, что завод был обнесен высоким бетонным забором, по которому клубились волны колючей проволоки, сюда никто к нему и не сунется. А здесь в заводской проходной, которой, по сути, и был небольшой кирпичный двухэтажный домик, все было уютно.

Внизу сама проходная: небольшая дверь рядом с автомобильными воротами.

Это вход в тамбур. Затем вторая – это узкий проход мимо окна охранника и выход прямо к зданию первого цеха.

Металлические двери закрывались на мощные щеколды, и никто их не мог открыть, кроме охранника.

Для этого надо было нажать черную кнопку и мощные магниты, громко звеня, отпускали дверь, и она со скрипом автоматически открывалась.

– Тут надо бы потом смазать – подумалось Андрону.

Красная кнопка и дверь закрылась, также громко и со скрипом.

Над проходной было две комнатки. Одна кухня. И комната, видимо для отдыха персонала. Но так как персонала не было, то обе они оказались в распоряжении Андрона. Чему он, отвыкший за годы скитаний от собственного жилья, был несказанно рад.

Андрону повезло. Стоявший на самой окраине города завод – это и был его и объект охраны и жилье и старый добрый друг.

Почему друг? Да потому что все ему здесь было знакомо.

Именно здесь начинал он, молодой рабочий, выпускник училища, координатчик, свою трудовую биографию. Здесь работал до армии. И после, пока не связался с друзьями фарцовщиками не покатился по наклонной в этот другой невидимый мир серой скрытой от глаз экономики.

Андрон встряхнул головой, как бы сбрасывая ненужные воспоминаний и пошел осматривать свое новое хозяйство, где отныне он был единственным командиром и единственным солдатом.

Особенно любил Андрон гулять днем по пустым заводским цехам. Расхаживать среди ровных рядов станков, читать таблички. А порой встанет на рабочее место, например, координатчика, как в старые добрые времена, и давай, как ребенок, крутить разные ручки и представлять, как поворачивается на магнитном столе деталь, как медленно крутящаяся острозубая фреза подкрадывается к ней и начинает строгать тонкую блестящую вьющуюся звонкой лентой стружку.

Красота.

Тишина была такая звенящая. Его шаги громом прокатывались от станка к станку, от старых огромных окон к стеклянно-матовой крыше и возвращались обратно гулким усталым эхом.

Цех, когда – то главный цех завода, казалось, замер лишь на минуту, на обед, на перекур.

Еще минута – другая и выйдут из курилки токаря, вернутся из раздевалки, перекусившие работницы, включат свои штампы, токаря заправят прутками на тридцать мм свои револьверные полуавтоматы и загудит, задрожит, забарабанит главный заводской цех.

Но в звенящей морозной тишине только гулкое эхо одиноких шагов Андрона беспомощно и тоскливо металось по замершему и брошенному всеми цеху.

Иногда к нему гости заходил приходской священник батюшка Владимир.

Они пили чай. И много рассуждали о современной жизни, сравнивали все ее аспекты с жизнью в советские годы.

Благо, оба успели достаточно пожить и там, и здесь.

– Говорить, что было и что есть, это неблагодарно. Это субъективно – наставительно говорил батюшка.

– Ну и что? Имею я право на свою точку зрения.  И тебе, как другу моему, тем более батюшке, ведь я могу открыться? – возмущался Андрон.

– Конечно, можешь. – улыбнулся отец Владимир.

Особенно в монологе Андрона ему понравилось слово "батюшка".

Приход он получил недавно и напоминание о его духовной ответственности всегда радовало.

С батюшкой Владимиром они знакомы давно. Это он сегодня Батюшка. А тогда был простым токарем и с упоением занимался в пока официально не признаваемой секции карате.

Ребята собирались в подвале недостроенного дома и упорно тренировались по истасканным самиздатовским книжкам, перепечатанным где-то тоже самовольно на пишущих машинах.

Поэтому и пиетета особого перед батюшкой Андрон не испытывал, про себя по-прежнему его называя Володькой, но вслух этого не показывал и уважительно обращался на Вы.

Приход батюшки находился недалеко в километрах трех от завода в старом селе Соломины. И церквушку свою прихожане построили хитро, обманув советское начальство.

Тогда Владимир только заступил и прихода – то практически не было.

Просто завещала свой дом ему тетушка его. А он парень городской. Квартира есть. Так дом год и простоял. Но тетушка Володю очень любила и как чувствовала, что не все в порядке в его семье.