– Кому?
– Питеру.
И, действительно, в центре старого города, на большой площади перед собором, стояла бронзовая фигура Рубенса. Великий фламандец был облачен в просторную блузу-безрукавку без головного убора, пышные шаровары заправлены в сапоги, у ног лежит палитра с красками. С высоты постамента его мощное тело просто царствовало над прохожими. Взгляд чуть наклонен, жест огромной развернутой ладони застыл в порыве.
– Как здорово схвачен момент, – с восторгом прошептала Саша, прижимаясь к руке своего гида. – Такое впечатление, что он смотрит именно на меня.
– И что-то хочет сказать, – подтвердил Ги. – Он только раздумывает, говорить или нет.
Мимо них прошла девчушка лет пяти с букетиком и положила цветы к подножию памятника. Оглянулась, скорее всего, на родителей и побежала обратно. Саше вдруг вспомнилось, что и она так же с родителями приходила когда-то к памятнику. Это было очень давно, но воспоминания были яркими. Правда, это был памятник павшему в боях солдату. Он был изображен сильным и грустным. Вообще, Саша не помнила веселых памятников. В ее детстве были только скорбящие войны и вечно живой Ленин. Памятников зверушкам, птицам, писающим мальчикам или девочкам она там не встречала. А цветы всегда возлагали под нестройные звуки оркестра, который так и не выучил песню о гвоздиках. В школе Саше часто поручали не дарить или преподносить, а именно возлагать цветы от октябрят, от пионеров, от комсомольцев, от организации, от совета дружины. Наверное, потому, что у нее при этом было грустное выражение лица. Солдаты в полный рост и бюсты генералов при этом не смотрели на Сашу, а Ленин, не знавший, куда девать свою кепку, вообще всегда призывал двигаться в какие-то дали. Экспонаты не хотелось потрогать или поговорить с ними.
Сейчас она поймала на себе взгляд великого Рубенса и застыла на месте. Он смотрел именно на нее какими-то вдумчиво-понимающими глазами. Не призывал вечно помнить или стремиться к победе— просто заглядывал в душу. Наверное, чтобы правдиво изображать переживания людей, нужно их очень хорошо понимать. Каждого. В отдельности. Интересно, это дар Божий?
– Ну что, будешь каяться? – издалека донесся голос Ги.
– В чем? – не поняла она.
– Я не знаю. Ты на башне замка сказала, что хочешь что-то сказать Питеру.
– Да, – замешкалась она. – Нет. Вернее, попросить прощения.
– Тогда стой здесь и никуда не уходи.
Не успела Саша возразить, как ее спутник исчез в толпе, заполнившей огромную площадь. Она даже не испугалась, что стоит одна в чужом городе, в чужой стране и не представляет, как ей отсюда добраться до гостиницы… Ги появился с букетом азалий.
– Питер любил именно этот сорт, – прошептал он, протягивая ей цветы.
Александра была бесконечно благодарна кареглазому мужчине, так тонко почувствовавшему ее настроение. В знак благодарности она едва коснулась губами его щеки и уловила почти неслышный терпкий аромат его духов. Это ей понравилось. Саша вообще была очень требовательна к мужскому парфюму И такое было впервые в жизни. Почти за семь лет супружеской жизни она так и не приучила бывшего мужа к этой нехитрой науке. Он пользовался каким-то жутким лосьоном после бритья и отказывался поменять его, так как привык. Каждое утро, уходя на работу и делая вид, что целует ее на прощанье, он грубовато притягивал Сашу к себе, отчего у нее всегда перехватывало дыхание. Не от чувства— от запаха.
Александра бережно положила букетик азалий к ногам великого фламандца, прошептав так, чтобы никто, кроме него, не слышал: «Теперь мы знакомы, Питер. Не сердись, что я раньше не помнила твое имя». Ей показалось, что мастер чуть кивнул в знак согласия.
– Получилось? – Ги совершенно очаровательно улыбался.
– Он сказал, что подумает.
– При виде женской красоты все мысли покидают разум, могу я лишь дарить цветы, об остальном забуду разом.
– Ты коварный искуситель, – Саша покачала головой.
– Почему?
– Какая женщина устоит перед цветами и стихами.
– Ну что ты, – совершенно серьезно ответил Ги. – Цветы— мастеру, стихи не мои.
– Прости, я размечталась, – она отвернулась.
– В мечтах я мир тебе отдам, да что там мир, вселенной мало, ступая по твоим следам, я знаю: все иначе стало.
Ее плечи вздрогнули и напряглись, но она не повернулась.
– Весь мир заполнился тобой, дышу и слышу по-другому, ты заслонила все собой, разлив в моей душе истому.
Ги нежно обнял за плечи свою спутницу, не проронив ни слова. Она еще сопротивлялась какое-то время, но потом приникла к его широкой груди, сжавшись, словно ища защиты. Он ласково гладил ее короткие волосы. В этот миг что-то произошло между ними. Мимолетное. Незримое. Это было доверие. Саша неожиданно для себя доверилась незнакомому человеку, а он очень деликатно принял ее порыв. Не мимоходом, не снисходительно, а очень бережно. Понимая, как это непросто вот так вдруг довериться. Случайные порывы всегда искренни. Наши братья меньшие живут именно так. В порыве. Они учатся хитрить только у своих хозяев, подражая их повадкам, чтобы выпросить лишний кусочек, но так поступают только домашние болонки. Настоящие псы верны до конца дней своих, и не за лишний кусок. Умирая, они не разожмут зубов, спасая друга, как бы ни было тяжело.
В сумке у Саши зазвонил сотовый. Она не сразу сообразила, что это именно ее телефон. Мягко отстранившись от Ги, молодая женщина сняла сумочку с плеча и отыскала маленький изящный аппаратик.
– Простите, Наталья Михайловна, мы на улице. Нет-нет, все хорошо.
Очень быстро Сашино лицо стало серьезным. Она выслушала вопрос патронессы и утвердительно кивнула головой сама себе.
– Да, я помню данные за первый квартал. По московскому региону было тридцать два процента. Из них две трети легли на март.
Саша чуть снизу посмотрела на Ги. Бельгиец улыбнулся, показывая жестом, чтобы она не беспокоилась.
– Это точно, Наталья Михайловна, мы можем принимать по две фуры в неделю только в Москве. Я сейчас перезвоню логистикам и уточню по Кемерово и Новосибирску. Дайте мне десять минут.
Ги понимающе кивнул, остановив все попытки объяснений. Они подошли к скамейке, где можно было удобно расположиться и заняться делами. И действительно, переговоры по телефону не заняли более четверти часа. Когда Саша спрятала свою «моторолу» в сумку и обернулась к своему спутнику, тот как ни в чем не бывало продолжил.
– Нам непременно нужно посмотреть фонтан Брабо.
– Непременно, – подхватила она шутливый тон своего гида. Он задержал свой ласковый взгляд на ее лице. Оно вновь оживилось, стряхивая деловые черты. Женщине хотелось быть счастливой в этом сказочном городе. Пусть все так неожиданно случилось, она разберется с этим позже, а сейчас хотелось кружиться в феерическом водовороте замков, дворцов, удивительно чистых площадей и улиц, необычно красивых домов, украшенных не только ажурными узорами кирпичной кладки, но и цветами, отчего они представлялись невесомыми. Да и весь этот город выглядел ненастоящим, призрачным, отчего хотелось верить в сказку. И кружиться, кружиться в ней. Как в те далекие детские годы, когда маленькая Сашенька играла в куклы, наряжая их в разноцветные платья. Куклы встречали принцев и кружились с ними от переполнявших их чувств. С тех пор и у Саши было так же. Если наступал счастливый момент в ее жизни, ей всегда хотелось кружиться. Ну, хотя бы мысленно. Закрыв глаза представить, как ее пышные разноцветные юбки веером понимаются, обнажая коленки.
Чтобы побороть нахлынувшее чувство, Александра положила ладони на юбку, разглаживая невидимые складочки к коленкам. Она улыбнулась своим детским воспоминаниям, едва покачав головой. Вот ведь как бывает. Ей за тридцать, а в голове все те же наивные мечты. Хочется быть счастливой, несмотря ни на что. Кареглазый поманил ее, и она уже готова бежать с ним, куда глаза глядят. Но ведь не зря. Какой мужчина!
– А что это он держит в руке? – спросила Саша своего гида, разглядывая скульптурную статую необычного фонтана в центре огромной площади, вымощенной отполированным булыжником.
– На голову побежденной медузы Горгоны не похоже.
– Это рука поверженного великана.
– Тот, что лежит внизу? Ну, не такой уж он и великан.
– Алекс, это же легенда, – преувеличенно серьезно возмутился Ги. – Представьте себе, что очень давно…
– Все русские сказки начинаются с фразы «давным-давно», – не удержалась и прервала его Саша.
– Хорошо, – улыбнулся Ги. – Давным-давно на этом самом месте стоял замок великана, по имени Друон Антигон. Это был очень жадный и хитрый великан. Он протянул толстую цепь через Шельде и требовал с каждого корабля дань. Если кто-то отказывался платить, Антигон отрубал несчастному кисть руки. Потом великану и этого стало мало, и он начал требовать дань с крестьян. Все роптали, но отдавали кровопийце последние деньги. И так было до тех пор, пока отважный юноша, по имени Сальвий Брабо, не одолел великана в честном бою. Чтобы ни у кого больше не возникало подобных мыслей собирать дань с бельгийцев, юноша отрубил руку великана и забросил ее в Шельде. Скульптор Массейс как раз изобразил здесь Брабо, забрасывающего руку великана в реку.
– Красивая легенда. А кто эти женщины, что держат на руках постамент с героем?
– Это русалки, живущие в Шельде. После победы они подняли его над водами, чтобы всем было видно.
– Чтобы ни у кого более не поднялась рука на такое?
– Давай посоветуем бургомистру добавить такую надпись у подножия фонтана.
– Нет-нет, – вскинулась Саша. – Ничего добавлять не нужно. Композиция очень динамичная, и так все понятно. И, скорее всего, фонтан неслучайно установлен именно здесь.