Море, поющее о вечности

В первой очереди нашлось двое таких, кто даже не смог поразить мишень, выстрелив совершенно не туда. Ясон едва удержался от смеха – на что рассчитывали эти ротозеи, выходя на арену? Зрители думали так же, осыпав неудачников свистом и смешками. Один горе-участник едва не разрыдался, второй что было силы швырнул лук в сторону и убежал с поля. Нестор, стоявший рядом с Ясоном, неодобрительно покачал головой при виде столь вольного обращения с оружием.

Вот и оно, время его выхода!.. Царевич внезапно всей кожей ощутил, что стоит в окружении невиданного количества людей. Ноги стали тяжелыми, но усилием воли он поборол неприятное волнение и подошел вплотную к черте.

Деревянные мишени следовало поразить в голову или красный круг на груди. Попади он ниже, это будет всего лишь «неплохим» результатом – тогда и победы не видать. Куда же выстрелить, в грудь? Или все-таки целиться выше?

Как нарочно, подул легкий ветер. Неприятно…

Решение требовалось принять как можно скорее, и Ясон прицелился в пятно на груди. Туловище мишени – более удобная цель, есть возможность попасть хоть куда-то. А вот мимо головы стрела может и пролететь, тогда уж не избежать позора.

Прицелиться, выдохнуть, учесть ветер и расстояние – его учили этому, хотя он никогда не замечал за собой особых способностей к стрельбе. Все ли он рассчитал верно? Вроде да.

Выстрел!

Толпа зашумела. Ясон вгляделся в мишень. Что ж, не так плохо… Но и не слишком хорошо. В круг стрела не попала, а вонзилась в соломенное тело лишь на полпальца ниже. Приличный выстрел, хотя его наверняка обойдут другие участники.

Как справились остальные в десятке? Царевич Иолка огляделся. К его удивлению, почти везде дела обстояли не лучшим образом. Только две стрелы идеально поразили цель.

Кто же это? Ясон присмотрелся. Первая стрела принадлежала Нестору. А вторая…

Вторую пустила рука Одиссея.

Ясон разозлился на себя самого. Он даже не обратил внимания, с кем предстоит сражаться! На глазах у всех пришлось уступить не только Нестору, своему новому другу – это как раз можно было пережить, – но и выскочке с Итаки!

Проглотив комок горечи, Ясон направился прочь, от всей души желая Нестору удачи. Хоть бы не подвел!.. Впрочем, выстрел царевича Пилоса был безупречным. Зрители вежливо подбадривали уходящего мальчика, но он был не в духе и даже не улыбнулся.

На поле вышла следующая десятка. Потом еще одна… Поле то и дело усыпали стрелы – слуги расторопно убирали их после каждого выстрела. И вот пришла пора выявить победителя! Окончательно сгустились сумерки, ветер набрал силу, а на поле оказалось лишь трое мальчишек: Нестор, Одиссей и сын какого-то дарданского торговца. Все прекрасно стреляли, но теперь им оставалось финальное испытание: требовалось поразить мишень в сложных условиях, на большем расстоянии. Нестор хмурился, Одиссей улыбался, а дардан в тревоге то кусал губы, то принимался расчесывать локоть.

Юные стрелки заняли свои места и не спеша подняли луки на уровень груди. Каждый старался оценить, какой должна быть поправка из-за ветра, дальности и сумерек. Это была трудная задача, малейшая ошибка привела бы к поражению.

Мальчики предельно собрались, натянули тетивы луков, и – вот он, решающий выстрел! Судья направился оценивать результаты.

Кто же станет юным победителем, достойным лаврового венка?..

Не дарданский подросток – его стрела воткнулась куда-то в плечо мишени.

Не Нестор – он почти попал, но наконечник его стрелы замер на границе между соломой и красной линией круга.

Одиссей. Только его выстрел вновь поразил самый центр!

Со зрительских мест раздались возгласы одобрения, предназначенные юному итакийцу. Особенно громко вопили и победно потрясали кулаками моряки, приплывшие в Иолк вместе с ним. Ясон с трудом подавил огорченный стон. Бросив взгляд на сидевшего поодаль Нелея, отца Нестора, мальчик увидел, как у того поникли плечи от разочарования. Ясону стало его жаль: не будь Одиссея, победа досталась бы именно Нестору и город Пилос мог восторжествовать.

Одиссей принял возложенный на его голову венок как должное. Когда царевич Итаки покидал поле, на его лице снова красовалась улыбка, которая так раздражала Ясона и его друзей.

***

Глубокая ночь опустилась на Иолк, давно смолкли все уличные звуки. Темнота, прочно опутавшая своими нитями улицы города, проникла и в царский дворец. Не спали лишь стражники на своих местах, а вместе с ними и владыка Эсон, бродивший по мегарону.

Царь Иолка страдал от недомогания, отравлявшего ему жизнь еще с прошлого лета. Сильнейшая головная боль могла возникнуть совершенно из ниоткуда, лишая способности здраво рассуждать. В такое время Эсону казалось, что разум полностью его покидает, но царь держался как только мог.

Сослаться на усталость и прервать собрание, отказаться от еды, уйти помолиться Афине… Эти простые способы помогали владыке не терять лица перед подданными, укрыться и не допускать слухов. Но вечно так продолжаться не могло.

Ужин окончился плохо: разрывающее череп ощущение появилось, когда на стол подали великолепную телятину. Извиниться перед гостями и уйти царь не мог – в зале находился его ни о чем не подозревавший сын. Лишь когда пиршество завершилось, Эсон поспешно выбежал на воздух, где его и вывернуло – мучительно, наизнанку. Боль отступила лишь отчасти. Повелитель Иолка решил пойти в мегарон и там переждать приступ.

Этой ночью выспаться ему было не суждено. А завтра – второй день игр!.. Будет непросто продержаться до конца. Но царь уже привык к подобным вещам. Пока он расхаживал по мегарону, терзавшие голову боли то резко усиливались, то на время ослабевали. Иногда он не мог даже повернуть голову без страданий.

Эсон догадывался: все очень серьезно. Его муки не имели ничего общего с теми, что свойственны старикам при переменчивой погоде. Трое опытных лекарей не смогли облегчить боль. Пришлось лишь взять с них слово, что они никому об этом не расскажут.

Скрип сандалий стал для него неожиданностью. Он повернулся чуть резче, чем следовало – и едва не застонал от накатившего приступа.

– С тобой все в порядке? – услышал царь через бессознательную муть знакомый голос.

Это был Пелий, его брат. Эсон расслабился, глядя на родное лицо, тускло освещенное огоньками факелов.

– Ты не очень хорошо выглядишь, – добавил ночной гость, подходя ближе.

– Это потому, что сейчас темно, – улыбнулся Эсон. Видя, что брат ему не поверил, он добавил после некоторого колебания:

– Кажется, за ужином я что-то неудачно съел. Мне слегка подурнело, но это быстро пройдет.

– Вот как? Велю проверить все кушания. Если на столах была несвежая пища – тому, кто ее приготовил, сильно не поздоровится. Я лично возьмусь за плеть.

– Ладно, об этом мы поговорим в другой раз, – поспешно заметил старший брат. – Отчего ты сам не спишь?

– Победа покоя не дает, – криво ухмыльнулся Пелий. – Все ворочаюсь с боку на бок, никак сон не идет. Решил пройтись, освежиться… А тут и ты разгуливаешь.

– Ну надо же! Днем казалось, что первое место в метании копья совсем тебя не заинтересовало.

– Не люблю проявлять свои чувства слишком явно. Ты меня знаешь.

– Знаю, – вздохнул Эсон. – Все, как и всегда. Порой мне кажется, что из тебя получился бы лучший царь, чем я сам. Ты умеешь скрывать истинные намерения и не поддаешься на провокации.

– Ну, только не начинай, – Пелий пожал плечами. – Пока что мне достаточно и того, чем я владею сейчас.

Они помолчали. Каждый как будто задумался о чем-то далеком. Внезапно царь Иолка вспомнил, о чем хотел поговорить:

– Знаешь, а с Ясоном у тебя так не получается.

– То есть? – его брат вскинул брови.

– Он жаловался, что ты странно на него смотришь. И от тебя будто веет недружелюбием. Ясон ведь это чувствует. Полагаю, тебе стоит знать, что дети бывают удивительно прозорливыми…

– Могу лишь поверить тебе на слово, – тон Пелия стал заметно холоднее. Эсон отвел взгляд:

– Извини. Признаю, последнее было лишним.

Его брат был прекрасным атлетом и способным управленцем, но в семейной жизни познал лишь скорбь. Это повлияло и на его характер, отчего Пелия больше боялись, чем любили.

Мало кто знал, что в юности Эсон и Пелий добивались внимания одной и той же девушки из знатного рода. Полимеда остановила свой выбор на старшем царевиче и вместе с ним стала править Иолком. Между братьями пролегла бездонная пропасть: несколько лет они не могли говорить друг с другом так же свободно, как делали это в детстве.