К вам, адмирал Октябрьский,
К вам, генерал Петров.
Позарастали травами
Белые костяки
Там, где лежат державою
Брошенные полки.
Позарастали тиною,
Ржавые за года,
На произвол противнику
Брошенные суда.
Белая чайка реет
Над синевою вод.
«Политруки и евреи,
По три шага вперед!»
Долго еще вам стариться
Среди сирот и вдов,
Вам, адмирал Октябрьский,
Вам, генерал Петров.
Смешано звездное крошево
С бездною голубой.
Реквием армии брошенной
Гулкий поет прибой.
Грянет молвою позднею
Правда во все концы,
Будут герои опознаны,
Трусы и подлецы.
Память о вас останется,
Ваш приговор суров:
Ваш, адмирал Октябрьский,
Ваш, генерал Петров.
Несколько лет назад питерский телеканал «100 ТВ» выпустил документальный сериал «Дети блокады» об известных жителях Петербурга, переживших блокаду, в число которых попал и я. Съемочная группа сначала снимала меня на 7-й линии у ворот моего cтарого дома, а потом в Музее истории Санкт-Петербурга на Английской набережной Невы, где есть большой отдел, посвященный блокаде. Меня привели в маленькую комнатушку, имитирующую блокадную пору: буржуйка, окна, заклеенные крест-накрест бумажными полосками, черная тарелка репродуктора на стенке – и усадили на узкую койку. «Подождите пару минут, – сказали операторы, – мы сейчас принесем камеру и будем вас снимать». С этими словами они вышли. Через две минуты в уши мне неожиданно ударил вой сирены, и из включившегося репродуктора хорошо знакомый, как бы возникший из подкорки моей памяти голос закричал: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Сердце мое бешено заколотилось. Я съежился, обхватив голову руками. Глаза мои вылезли из орбит, и на них выступили слезы. Оказывается, все это время операторы снимали меня скрытой камерой, а потом вставили это в фильм. Ну и методы! Почти как у Анджея Вайды в картине «Все на продажу»!
Через пару дней после показа этого фильма по телевидению мне позвонила моя давняя приятельница, литературный критик Ирина Муравьева: «Я хотела поговорить с тобой о блокаде, но я видела по телевизору фильм и не буду тебя тревожить».
Тает в часах песок.
Вся голова в снегу.
Черствого хлеба кусок
Выбросить не могу.
Не понимает внук
Мой полуночный бред.
Шепчут, смеясь, вокруг,
Дескать, свихнулся дед.
Вынь мне из сердца боль,
Мой ленинградский Бог,
Чтобы муку и соль
Не запасал я впрок.
Не угождал беде
В мире, где тишь да гладь,
Веря, что черный день
Может прийти опять.
В 2014 году, в 70-летний юбилей полного снятия блокады Ленинграда, много шума наделал опрос, проведенный телеканалом «Дождь» о том, что, возможно, следовало бы сдать город немцам и тем самым попытаться спасти миллионы оставшихся в нем мирных жителей. Более половины успевших принять участие в этом опросе проголосовало за то, что город следовало сдать. С сожалением должен сказать, что они, а это в основном молодые люди, не виноваты в своей исторической безграмотности. Виноваты мы, старики. Это мы не смогли объяснить следующему поколению, чем грозило бы падение Ленинграда.
Многие до сих пор не знают о планах Гитлера в отношении города, о том, что кормить его население немцы не собирались. Об этом прямым текстом говорится даже в оперативных документах Вермахта: «Относительно города Ленинграда принцип остается прежним: мы не занимаем город и не кормим его население». Ленинград-Санкт-Петербург – располагается в местности со слаборазвитым сельским хозяйством, вокруг него не поля пшеницы, а торфоразработки. При этом группа армий «Север» снабжалась по одной-единственной железной дороге, и ее командующий генерал-фельдмаршал фон Лееб считал, что этой магистрали недостаточно для снабжения его собственных войск, не говоря о населении даже уже занятых Вермахтом пригородов Ленинграда. У немцев имелись планы отгородиться от города колючей проволокой и минными полями. Психологические проблемы расстрела голодных толп мирных жителей они планировали решать стрельбой из артиллерийских орудий с дальних дистанций, превращая скопления людей в кровавое месиво. Поэтому сдача или потеря города в результате штурма привела бы к чудовищной по своим масштабам катастрофе – гибели почти всех, кто оказался в Ленинграде на момент начала блокады.
В военном отношении потеря города на Неве имела бы роковые последствия уже для всей страны: уничтожение Балтийского флота, переброска высвободившихся немецких войск на взятие Москвы в решающий момент битвы за столицу, захват железнодорожной линии, идущей на Архангельск и далее вдоль Белого моря к магистрали Петрозаводск – Мурманск. При таком развитии событий Мурманск – в 1941 году единственный пункт, через который шли военные поставки по ленд-лизу – вряд ли бы смог удержаться, и на Севере разразилась бы еще одна катастрофа.
Безусловно, нельзя было допускать блокаду, и тут мы имеем полное право обсуждать ошибки руководства и лично Сталина. Но это – уже другая история. Сдавать Ленинград нельзя было ни в коем случае!
Помимо чисто военных и исторических аргументов, есть и другие аргументы – нравственные. Мне, как и всем ленинградцам, сама мысль о сдаче нашего родного города врагу представляется чудовищной.
Вспомним блокадные скорбные были,
Небо в разрывах, рябое,
Чехов, что Прагу свою сохранили,
Сдав ее немцам без боя.
Голос сирены, поющей тревожно,
Камни, седые от пыли.
Так бы и мы поступили, возможно,
Если бы чехами были.
Горькой истории грустные вехи,
Шум пискаревской дубравы.
Правы, возможно, разумные чехи —
Мы, вероятно, не правы.
Правы бельгийцы, мне искренне жаль их, —
Брюгге без выстрела брошен.
Правы влюбленные в жизнь парижане,
Дом свой отдавшие бошам.
Мы лишь одни, простофили и дуры,
Питер не выдали немцам.
Не отдавали мы архитектуры
На произвол чужеземцам.
Не оставляли позора в наследство
Детям и внукам любимым,
Твердо усвоив со школьного детства:
Мертвые сраму не имут.
И осознать, вероятно, несложно
Лет через сто или двести:
Все воссоздать из развалин возможно,
Кроме утраченной чести.
Новая Голландия
Был и я семиклассник зеленый,
И, конечно, в ту пору не знал,
Что ступаю на землю Коломны,
Перейдя через Крюков канал.
Поиграть предлагая в пятнашки,
Возникает из давних времен
Между Мойкой, Фонтанкой и Пряжкой