Истории с приставкой «ГЕО»

При подлёте к Баку как-то активизировались стюардессы, лица посерьезнели, забегали по салону. А тут и радио заговорило: «В Баку объявлено штормовое предупреждение, садиться будем на запасной аэродром.» Через десять минут всё поменялось и объявили, что садиться будем все-таки в Баку.

Короче говоря, первый заход не удался. Борт просто сдуло боковым ветром с полосы. Со второго раза, прицелившись получше, приземлиться получилось. Пилот дал приличного «козла», все радостно захлопали и облегченно прилипли к иллюминаторам.

О солнце говорить не приходилось – мела метель. Видимость нулевая. Шквальный ветер. Снежинки неслись параллельно земле. Как выяснилось позже, наш борт был последним, который совершил посадку в этот день.

Город был завален снегом по самое некуда. Для южного города такое количество снега – катастрофа. Метель резвилась. Троллейбусы, облепленные снегом, встали. Движение на дорогах практически остановилось. В воздухе метались снежные заряды, по тротуарам из-под снега хлестали потоки воды. Люди передвигались в снежной мути, согнувшись в три погибели.

Кое-как добрались до гостиницы – современная высотка в центре города, окна – огромные стеклянные соты.

Мы же белые люди, из Москвы – номер заказан заранее.

Номер оказался на последнем этаже. И всё бы ничего, да вот окно разбито и на полу приютился такой небольшо-о-й сугробик. А за окном висит белый снежный занавес, и ветер гуляет по комнате.

Наше возмущение было беспредельно! Как так: москвичи, Академия Наук, прогноз землетрясений, а тут такое!

Пылая праведным негодованием, я отправился к директору.

Лощеный красавец с тонкими черными усиками на загорелом лице внимательно выслушал мои возмущенные и оттого довольно сбивчивые претензии.

– Нэ хочэшь – нэ жыви! – потеряв всякий интерес ко мне, отвернулся в сторону окна.

Я оторопел.

– А как же?..

– Что нэ понятно? Я же ясно говорю: «Нэ хочешь – нэ живи».

Пришлось, что-то невнятно бурча, ретироваться.

Разбитое окно мы заткнули подушкой, но теплее не стало – в гостинице не топили.

Нас спас «Агдам» – был в те времена такой портвейн. Кипятильником мы грели его в кружках практически до кипения и пили мелкими глотками, как чай. Надевали на себя всю одежду, вплоть до верхней: я – куртку, Толик – черное демисезонное пальто. Забирались под одеяла.

Особенно уморительно выглядел Толик, который спасаясь от холода, умудрялся ложиться в постель не только в пальто, но еще и в черной фетровой шляпе.

Всего два дня, потом в Баку вернулось тепло.

***

Обычно Вадим не брал женщин в поля, но Людка была, во-первых, отличницей, преданно смотрящей начальству в рот, а во-вторых, что совсем немаловажно, физически выносливой и крепкой.

Грешно говорить, но, по-моему, создатель, намаявшись со скрупулёзной работой по деланию человеков, отбросил в сердцах резец и взял в руки топор. Людка получилась коренастой и мужеподобной. Некрасиво вылепленное лицо с глубоко посаженными глазами. Ко всему прочему, присутствовали зачатки бакенбард, которые она стыдливо скрывала распущенными волосами.

Характер был хороший, да вот не повезло с внешностью.

И жил в ней синдром отличника – всегда и во всём быть первой – то ли из-за внешности, то ли ещё по какой причине, не знаю… Вадим это прекрасно видел и пройти мимо ну никак не мог.

В маршрут обычно забрасывали трех, максимум четырех человек. Вадим прикинул, что самые раздолбаи, менее всех поддающиеся дисциплине, – это мы с Бараном. Вот и решил сыграть – посмотреть, как сложатся взаимоотношения в отряде, если главной над нами поставить Людку. Сказано – сделано. Людка счастлива. Нам с Бараном, в общем-то, всё равно, хотя… баба в начальниках, как-то это не так.

Людка деятельность развила бурную – карту изучает, советуется с Вадимом, где створы ставить, нас гоняет, указывает какие продукты закупать. Одним словом, начальник. Мы с Бараном терпим, а куда денешься? У Вадима особо не посвоевольничаешь.

Каждой маршрутной группе полагалось иметь ружье. Были у Вадима несколько старых раздолбанных одностволок, которые он раздавал старшим в группе.

Людка вцепилась в ружье, как фея в волшебную палочку.

Собрались, загрузились в вертолет, выбросились на реку. Поплыли двумя лодками. На первой – я и Баран, следом – Людка с картой на коленях и ружьем поверх барахла, вдруг утка над водой пойдет.

Вечером у костра, Людка еще раз строго пробубнила нам, что подъем завтра в шесть утра, быстро завтракаем, делаем створ, плывем дальше, через пять километров делаем еще створ, опять плывем… Мы понуро выслушали.

Утро порушило её планы. Бодро откинув полог палатки, она радостно прокричала:

– Уже шесть, подъём мальчики!

– Срыгни с раздачи! – не открывая глаз, зло в ответ рявкнул Баран.

– Дурак! – истерично выкрикнула Людка, и её сдуло.

Выползли мы из палатки около десяти. Людка обиженно сидела у костра. Не спеша позавтракали, сделали створ и поплыли.

Ружье перекочевало к нам в лодку.

***

Средняя Азия, прогноз землетрясений, ну я тебе уже рассказывал… Жарища несусветная, разгар лета. Пустыня ровная, как стол, укрыться негде. И посреди этой раскаленной сковородки торчит ржавый оголовок скважины.

Мы со Славкой занимались тогда изучением изменения уровня подземных вод, пытались привязать эти изменения к землетрясениям. Молодые были, горячие, да к тому же у Славки еще и мышление нетривиальное – вечно что-нибудь выдумает. Как следствие, возникла идея измерять коэффициент фильтрации. В первом приближении это параметр, который характеризует способность воды просачиваться сквозь породу. Значит надо либо откачать воду из скважины, либо наоборот – налить в неё воду. А где взять воду в пустыне? Правильно, негде.

И решили мы воду отчерпать. Взяли здоровущую ржавую трубу, что бесхозно валялась поблизости, и с одного конца забили деревянную пробку, а на другом – прикрутили проволочную петлю. Из подручных средств построили треногу и установили над скважиной. С помощью этой треноги опускали трубу в скважину, она заполнялась водой, а мы верёвкой тащили её наружу. И всё бы ничего, но отчерпать надо было много и, что самое веселое, делать это надо было достаточно быстро.

А вот теперь – картина маслом…

Задыхаясь и хрипя, перекинув через плечо веревку, мы по очереди бесконечно долго таскаем за собой по жаре железную трубу, наполненную водой. В одних трусах, головы обмотаны майками, чтобы не получить солнечный удар, в белых соляных разводах от высохшего пота на спине и груди – на такой жаре пот сразу высыхает, а солнце в самом зените и температура воздуха градусов тридцать пять – это уж точно, а может и больше. В общем, фрагмент триптиха Босха «Ад».

И вдруг посреди этой залитой солнцем пустоты замаячил, колышась в жарком мареве, столб пыли, издали приближающийся к нам.

Лихо подкатил уазик, открылись двери, и перед нами предстало высокое институтское начальство из Москвы во главе с заместителем директора – бывшим партийным функционером, брошенным в настоящий момент на руководство прогнозом землетрясений. В белых рубашках с коротким рукавом, в отутюженных брюках, портфели и папки в руках.

Мы хрипя бегаем, таская за собой железяку с водой на верёвке, прерваться не можем – эксперимент пойдет насмарку.

Постояли, посмотрели, что-то спросили.

Главный смотрел с какой-то, одному ему ведомой, тоской и презрением. Наконец, выдал знаменательную фразу.

– Рабий труд!

Загрузились в машину и отбыли восвояси.

Через месяц, появившись в родном институте, я увидел на доске объявлений приказ – мне подняли зарплату аж на пять рублей. И стал я получать сто двадцать пять рублей в месяц.