Истории с приставкой «ГЕО»

Почему случайно?

Изначально была задача завалить, чтобы мяса на весь сезон хватило.

Мы в четыре лодки шли. Первый – Генка. На него этот лосяра и вышел. Они же любопытные страшно – обязательно надо поглядеть, что за шум на реке. Генка говорит: «Плыву, вдруг шум, треск, повернулся, а из прибрежного месива зелёнки, чуть ли не над лодкой, – морда здоровенная, рога как лопаты, и смотрит – интересно ему!» Бабахнул с ходу. Видел, что попал.

Лосяра – вверх по склону, кроша мелкие деревца. Генка причалил и за ним. Тут остальные подплывать начали – лодки бросают, ружья в руки и следом.

Он в болото ломанулся и встал без сил – Генка его хорошо зацепил.

Там и добили. А как вытаскивать? Болото, а он здоровый, как две коровы.

Жара! Ни ветерка. Мошка, комар – жуть! Оводы ещё… Пот в три ручья.

Освежевали, порубили и на слегах по частям к лодкам вынесли.

Мы с Пашкой ногу тащили – насилу подняли. Бредём, слега прогибается, нас от тяжести из стороны в сторону мотает. Целый день возились – умучились, ты не представляешь!

Зато вечером – свежая печень на костре, только чуть обжаренная – чудо, за уши не оттянешь! Натрескались от пуза. Утром просыпаюсь, ну и пописать… От страха чуть не обделался – струя зелёная! Не зеленоватая, а ярко зелёная, как зелёнка! Жуть!

Это мне уже потом рассказали, что свежая лосиная печень дает такой эффект.

А черт его знает, почему такое действие…

С лосем-то? Вертолет вызвали, загрузили лосятину, тушенки наделали. Так не только этот полевой сезон с мясом были, но и почти весь следующий. Здоровый был лосяра!

***

Чернобыль… Про это надо говорить отдельно…

Самому не довелось, а вот ребятишки из нашего отдела съездили.

Я поехал уже осенью, на машине, в район Гомеля, недалеко от Припяти. Поразили совершенно темные без единого огонька деревни, мимо которых проезжали, и колодцы, полностью замотанные зловещей черной полиэтиленовой пленкой. Наш водила по вечерам, пока мы копались в вечно барахлящей аппаратуре, усаживался у нас за спиной на свернутый спальник и планомерно выпивал бутылку водки, твердо веря, что спирт спасет его от излишков радиации.

Сейсмостанция, на которой была установлена наша аппаратура, обслуживалась молодыми ребятами. Вот им-то как раз и досталось. Майские праздники выдались жаркими, все повалили на берег Припяти – загорать. Девочки, шашлыки… Как результат – у всех серьезные проблемы с щитовидкой.

На этой станции у нас проводились долговременные наблюдения – ездили туда летом, из года в год. В мае вклинился Чернобыль – плюнул радиацией, и она неравномерно растеклась, размазалась, проникая и заражая всё и вся.

Мы к тому времени уже обзавелись счетчиками, поэтому поначалу мерили, где только можно, потом бросили – бессмысленно. Почему? Ну например, ставим палатки на поляне, предварительно замерив фон – в пределах допустимого. Я, как ярый индивидуалист, отодвигаю свою палатку под деревья на краю леса – расстояние от остальных двадцать метров, не больше. Совершенно случайно замеряю фон – уже намного выше.

Или идем на Припять купаться, счетчик, естественно, с собой. На берегу – пощелкивает, но если недолго, то ничего страшного. Опять же случайно, кто-то из нас измеряет «бечевник» – самый край берега возле воды, там, где река вынесла водоросли и разный мусор. Полоска-то шириной всего в полметра… Мама родная! Зашкаливает!

Ну ладно, это всё прелюдия, я сейчас не про это хочу рассказать.

Сразу предупреждаю – за что купил, за то и продаю. Как услышал… От себя ничего не сочиняю, а уж правда или нет – с меня взятки гладки.

Так вот… Грянул Чернобыль. Страна вздыбилась, поднялась на борьбу с бедою. Засуетились и у нас в институте. Собрали команду…

А теперь небольшое отступление. Экскурс, так сказать, – краткое субъективное восприятие того времени.

Серый тягучий застой – годы и годы. Жизнь скучна до оскомины. А взращены-то с детства на подвигах отцов и дедов – уши все прожужжали об их героическом прошлом, как строили они для нас это «прекрасное далёко». Я хочу сказать, что предпосылки для подвига были налицо. И стоило только начальству выкрикнуть: «Кто? Добровольцы?» Многие сделали шаг вперед не раздумывая. Да и раздумывать было нечего – информации-то никакой. А где-то в кулуарах невнятно шептали что-то про ордена и денежные премии… Но уверяю вас, не это было главным. Надо было что-то сделать, доказать самому себе да и всем, что жил и живу не зря, что если надо, то готов собственной грудью…

От нашего отдела поехало человек десять. От членкора до техника. Задача была простая – поставить как можно ближе к реактору сейсмоприемники, для того чтобы регистрировать продолжавшиеся там мелкие взрывы.

Приехали, рассказывают, бардак там был страшный… Штаб – все бегают, генералы в погонах щеки надувают, орут друг на друга, кто за что отвечает – не поймешь. Общего руководства нет – каждый суетится сам по себе.

Наконец, выделили им какой-то угол. С грехом пополам оборудовали себе рабочее место – расставили аккумуляторы, самописцы, разложили и прозвонили «косы».

Ранним утром команда во главе с начальством на выделенной машине с сопровождающим отправилась к реактору. Эдакий наскок – краткий по времени – быстро забетонировать сейсмоприемники, раскинуть провода и назад. На базе, на самописцах, остался Рафик. Раций, естественно, нет, связи никакой, но договорились, что он будет отслеживать их по подключающимся сейсмоприемникам.

Что-то, всегда так и бывает в подобных случаях, не заладилось. Как оказалось позднее, обыкновенная «сопля» – контакт где-то полетел.

Проходят три часа – сейсмоприемники молчат, пять часов – молчат. Рафик начинает нервничать, постоянно выходит на улицу, ожидая, что команда вот-вот появится и наконец-то прояснится, почему работы срываются. Шесть часов – никого!

И вот тогда Рафик не выдерживает. Этого человека надо знать… Южная непосредственность способствует принятию нетривиальных решений.

Выйдя на середину улицы, он начальственным взмахом руки нагло останавливает катящийся на него БТР. Тот замирает, и из люка высовывается перепуганный сержант-срочник.

Рафик, приняв грозный вид, орет:

– Куда? Доложить!

Царящая вокруг неразбериха, общая нервозность, доходящая порой до истерии, способствовала полному ступору мыслительного процесса в голове сержанта. Срывающимся голосом он отрапортовал.

Рафик сменил гнев на милость.

– Отставить. Дорогу к третьему блоку знаешь?

Сержант знал.

Рафик полез внутрь машины.

– Гони!

Вконец обезумевший сержант развернул БТР и втопил педаль газа в пол.

Их никто не остановил.

Получая бешеную дозу радиации, они побродили по пустынному помещению блока и вернулись назад.

На базе произошла радостная встреча с пропавшими. Оказалось, разминулись по дороге. Совместными усилиями нашли неполадку – аппаратура заработала.

Эпилогом к этой истории могла бы послужить реплика жены Максимова – инженера, технаря от Бога, классного прибориста – «просыпаюсь я ночью, а мой стоит у окна, курит и… весь светится».

Всё это, конечно, весело…

Сашка, самый молодой из той команды, умер через три года от рака крови.

***