Планета Тивит

– А вы помните всех своих пациентов? – насторожился Максим, вспомнив, что он все-таки начал службу в должности простого опера, и допросы были его насущным хлебом.

– В большинстве своем, – осторожно заметил доктор, – если случай достаточно интересный с точки зрения медицинской практики, то уж точно…

– А некоего господина Олега Митусова?

Главный врач недовольно стрельнул глазами в его сторону. Его острый взгляд пронизал полковника милиции насквозь, заставив на миг растеряться.

– Что-то не припомню…А в каком году он проходил у нас лечение? – протянул он.

– В девяносто девятом году он погиб от туберкулеза в стенах вашего заведения, – подсказал Максим.

– Не могу сказать, так сразу…Митусов…Митусов…

– Вы не могли его не запомнить! – подхватил муж Красовской. – Век…Вак…

Краем глаза Максим заметил, как после этих, вроде бессмысленных сочетаний, главный врач психиатрической больницы испуганно вздрогнул. Лицо его резко изменилось, а холеная надменная благодушная улыбка сползла с лица.

– Что вы сказали? – переспросил он.

– Век…Вак, – повторил полковник, – ваш пациент любил писать на стенах бессвязные слова. Эта фраза была его любимой.

– Олежка! Конечно же…Как я мог его забыть! – спохватился Сарышев. – Их столько через мои руки прошло, что голова кругом. Разве в них во всех сразу сориентируешься. Конечно, я помню этого парня! Милый, добродушный, открытый…Не проявлял никакой агрессии. Мы его заболевание определили, как шизофрению, но там…Там был полный букет! Мы приняли его на лечение за пять лет до смерти, сдала его в психиатрию его собственная мать, которая устала жить, словно в сумасшедшем доме…Вокруг были надписи, сделанные им, не имеющие никакого смысла или подтекста. Ужас…

– А как вы считаете, что могло…сподвигнуть его на эти письмена, – подобрал нужное слово Максим, внимательно слушая доктора.

– Сильная стрессовая ситуация, коей стала потеря его диссертации в трамвае. С тех пор в его голове, что-то повернулось, увы, безвозвратно, – пожал плечами Сарышев, старательно отводя взгляд.

– Это официально, а на самом деле?

– Мозг сложная штука, молодой человек…Его возможности до конца не изучены! Нам остается гадать и тыкаться, как слепым котятам в стену непонимания, подходить индивидуально в ходе лечения каждого из наших пациентов.

– А как вы считаете, какое-то сакральное значение имеют эти предложения?

– Сложно утверждать точно, но в ходе лечения мы пришли к выводу, что «Вак»– это краткая аббревиатура Всесоюзной аттестационной комиссии, а «век» … «Век» нам расшифровать, так и не удалось. Увы…Мы ведь тоже не Боги, а всего лишь доктора.

– Как он умер? – поинтересовался Максим, внимательно все запоминая. В спасении Яны могла сыграть роль каждая, даже самая незначительная деталь.

–Митусов был болен последней стадией туберкулеза. Это частая форма заболевания у наших пациентов, неправильное питание, неблагоприятная среда, все это играет особую роль…– начал пояснять Сарычев, но был тут же прерван полковником милиции, который за счет своего многолетнего опыта работы в органах и постоянных допросов понял, что психиатр пытается увести разговор в сторону. На какие-то доли секунды в глазах Сарышева промелькнуло подобие страха. Это могло быть просто неприятным воспоминанием, а могло и чем-то посерьезней.

– Это не тот ответ, который я хотел бы от вас получить, – резко вскрикнул Максим, грохнув со всего маху кулаком по столу, – как умер Олег Митусов?

– В одно утро, мне доложили, что он найден мертвым в своей собственной палате. Вскрытие показало, что причиной смерти стал оттек легких! – затараторил доктор, отодвигаясь подальше от нависшего от над ним милиционера, но тот и не думал останавливаться, почувствовав слабину собеседника. Допросы были его хлебом, и не таких отъявленных негодяев ему приходилось раскалывать, служа столько лет в полиции. Может Сарышев и говорил правду. Но для того, чтобы убедиться в этом…

– Где история его болезни? Быстро, не думая! Отвечай! – рявкнул он, угрожающе замахав кулаком напротив дорогих очков-половинок психиатра.

– И…история болезни хранится в учреждении не больше пяти лет…– затараторил торопливо врач. – Я вас уверяю…

– От его он умер? – снова задал свой вопрос Макс, у которого начала постепенно лопаться терпение.

– Туберкул…

– Правду, господин Сарышев. Мне нужна правда!

– Я…Что вы себе позволяете, молодой человек! – воскликнул главный врач психушки, наконец, справившись с первым оцепенением.

– Что я себе позволяю? – разозлился Макс.– А что вы себе позволяете? Имеет ли врач право принимать на дому? Или за это стоит у него отнять лицензию?

– О чем вы говорите?

– О наркоманах и алкашах, господин Сарышев, которых выводите из ломки, находясь вне этих стен! Или вы считаете, что милиция настолько глупа, что не замечает ваших милых шалостей? Повторяю, мне нужна правда о смерти Олега Митусова! От нее зависит жизнь моей жены, и если для этого мне придется вас посадить, то, будьте уверены, что я это непременно сделаю.

– Я не понимаю…

Сильный удар кулаком опрокинул доктора с его антикварного стула. Врач завалился назад, мгновенно заливая халат полившейся из носа кровью. Нелепо завыл, закрывая лицо руками. Максим мгновенно обогнул широкий стол, оказываясь прямо над психиатром.

– Говори, б…дь! – мощный удар в область ребер сотряс тело Сарышева. Оно подлетело и опустилось вниз, неприятно хрустнув.

– Прекратите…– прошептал тот, чуть не плача. – Он умер действительно от туберкулеза в своей постели.

– Уверены? – строго спросил полковник милиции, решив, что все-таки ошибся и пройдохе доктору действительно нечего скрывать. – А если я начну вырывать твои ногти плоскогубцами, тварь? – нахмурился он.

– Стойте! Прекратите! Я…я все скажу…– испуганно попятился назад, подальше от разъяренного правоохранителя Сарышев. – Только не бейте больше…

Лицо его стремительно начало опухать. И Макс был уверен, то уже к вечеру на холеной морде врача появится два фиолетовых фингала. Но, если быть до конца честным, ему было глубоко наплевать, главное спасти Яну.

– Говори!

– Он просто исчез из палаты…Простите меня, я не хотел огласки. У меня только-только карьера пошла в гору, я начал набивать себе постоянную клиентуру, и эта история с психом-художником мне была точно не к чему. Мы решили все скрыть, сообщив о его смерти и немедленной кремации…

– Кто это мы? – нахмурился Макс.

– Наш дежурный врач Гриценко и медсестра Полинка. Она после того случая вообще ушла из медицины.

– После пропажи Митусова?

– Да! Той ночью двое санитаров оскорбили его, публично унизили, а утром их нашли мертвыми в процедурке. А сам Митусов исчез. Что мне было делать? Я заявил, что санитары перепились некачественного алкоголя, от того и умерли, такое в то время было не в диковинку. А Митусов от туберкулеза…

– То есть, Олег может быть и жив до сих пор?

– Я его тело не видел! – шмыгнул разбитым носом доктор. – но и побег со строго отделения нашей клиники невозможен. У нас лечатся и принудительно, так что это исключено!

– Тогда как объяснить пропажу Митусова? – спросил Максим, начиная сомневаться уже в своей способности логически мыслить и принимать решения.

– Мистика…– пролепетал доктор.

– В том-то и дело, что мистика…– кивнул Максим, выходя в коридор, набирая знакомый номер Дворкина, чтобы поделиться результатами своих поисков.

19