Высшая мера

– Идите,– махнул рукой Коноваленко, сделав вид, что решил поработать с бумагами.

– А?

– Свободны, товарищ Бергман!

Дверь закрылась очень тихо и аккуратно. Нет…Не быть ей «хозяйкой», куда ей с ее темпераментом против Вальки? Так…Ни о чем… Только потрахаться и горазда! Уж в этом ей равных нет… А ну-ка…

Он отставил в сторону несколько папок, лежащих на столе, выбрав самую тонкую. На обороте на него смотрели зелено-серые глаза Клименко. Ненавистные глаза Клименко, сумевшего испоганить ему всю его жизнь одним своим существованием.

В самом верхнем уголке крупным размашистым почерком судебного делопроизводителя стояла пометка «строго секретно», бывший сотрудник органов госбезопасности.

– Волчара говоришь…– вспомнил он слова Бергман об замполите Ковригине.– И этот волчонок…

Словно что-то внутренне для себя решив, Андрей схватил трубку телефона, соединённого напрямую с внутренней караульной службой лагеря.

– Ковригин на месте?– коротко бросил он, привыкший со временем к тому, что его голос узнают все, кому это по должности положено.

– Так точно! Пять минут назад прибыл!– браво отрапортовал дежурный.– Доложился и отправился к себе.

– Приказ немедленно явиться к начальнику лагеря!

– Есть!– трубку на том конце положил, зашипела звенящая в трубке тишина.

Если человек человеку волк, то и волк волку не товарищ. Мне марать руки об вас, гражданин Клименко не с руки, подумал про себя Коноваленко, закуривая ароматный « Казбек», а вот если через Ковригина, а потом и через третьих лиц…Уверен, что замполит как никто другой знает, кто в лагере сидит по «мокрому», и кому ради того, чтобы максимально скостить срок, ничего не стоит пощекотать перышки такому молодцу, как Клименко.

Замполит ждать себя долго не заставил. Андрей только и успел, что выкурить терпкую папиросу,затушив ее в массивной металлической пепельнице, где уж свалена была куча окурков.

– Товарищ капитан госбезопасности, старший лейтенант Ковригин…

– Давай без официоза, лейтенант,– махнул рукой Андрей, закуривая еще одну. В кабинете хозяина лагеря висело плотное облако дыма, уже даже не рассасываясь над головой, а просто вися большим густым клубком,– тем более разговор нам предстоит личный и конфиденциальный. Ты в курсе, что это слово обозначает?

Ковригин кивнул, ища взглядом куда бы присесть. Табурет, на котором сидела Бергман был слишком близко подвинут к начальнику. И это не осталось не замечанным бдительным комиссаром.

– Бери табуретку и присаживайся!– разрешил Коноваленко, расстегивая верхнею пуговицу френча, тем самым подчеркивая непринужденность и неформальность их беседы.– Ты, наверное в курсе, моей биографии?

Ковригин решил за лучшее промолчать. Естественно, перед прибытием нового руководителя из центрального аппарата ему прислали копию личного дела Коноваленко, по содержанию которого у лейтенанта осталось множество вопросов, но их он озвучивать не стал, оставив все сомнения при себе…В их конторе не принято было такое. Почему Коноваленко слетел с майоров, руководителей целого регионального управления в начальники не самого перспективного лагеря? За какие грехи его запихнули в эту дыру? Вопросов было много, но ответов на эти вопросы было еще меньше…Потому лейтенант просто кивнул.

– История моя прозаична и банальна.– вздохнул слегка наигранно Коноваленко, наклонился куда-то вниз, пошарив рукой под столом, через пару секунд выудив оттуда бутылку дорогого коньяка, привезенного им еще из Москвы и припрятанного для какого-нибудь особо значимого случая, молодая жена, молодой офицер, ревность…

Ковригин согласно кивнул, мол, понимает прекрасно весь подтекст и всю деликатность ситуации, которая сложилась в личной жизни начальника.

Коноваленко оценил молчание подчиненного. И вправду волчара… Такому палец в рот не клади, по самый локоть откусит. Достал две рюмки, из которых недавно выпивал с Бергман и спокойно разлил по полной. По комнате разошелся терпкий аромат элитного алкоголя.

– Будем!– приподнял свою, стараясь как можно приветливее улыбнуться, но Ковригин не среагировал, подозрительно косясь на стол.

– Что это значит, товарищ капитан госбезопасности?– кивнул он алкоголь, сделав каменное лицо.

– Ничего особенного товарищ лейтенант,– простецки улыбнулся Коноваленко,– просто я человек здесь новый, хотелось бы завязать нормальные отношения со всеми, в том числе и с комиссаром лагеря…

Немного помедлив, Ковригин рюмку поднял. Понюхал, наслаждаясь ароматом. Да…далеко самогонке Головко до таких напитков. Пригубил и осторожно отставил в сторону.

– И что за вашу дружбу я должен сделать?– уточнил лейтенант, не сводя глаз с начальника.

– Ничего,– улыбнулся Андрей, опрокинув решительно в себя всю стопку.– Ровным счетом ничего особенного…Просто, как друг, посоветовать мне нужного специалиста!

– Специалиста?– нахмурился Ковригин.

– Да, именно специалиста. Видишь ли…Так уж случилось, что молодой офицер и моя жена находятся сейчас здесь, в одном лагере. И я не хотел бы, чтобы из капитанов госбезопасности я стал лейтенантом через их неблагонадежность. Конечно, в своей супруге Валентине Владимировне я уверен, но мало ли что взбредет в голову молодому горячему парню. Будет настойчиво искать встречи, давить на нее, вспоминать прошлое…А это, сами знаете, плохо сказывается на репутации.

– Понимаю…Но…

– Вот поэтому мне и нужен специалист узкого профиля. Ты, как человек, который работает с ними непосредственно, обязан знать таких…

– Боюсь, что, Андрей Викторович, я не смогу вам помочь, если не буду знать имя вашего Ромео,– улыбнулся Ковригин, понимая, что вот она удача, сама плывет ему в руки! Коноваленко сам дает ему на себя такой компромат, о котором карьерист со стажем может только мечтать. И самое пикантное то, что капитан, безусловно, это тоже понимает, но ничего не может с этим поделать. Как мотылек, летящий на огонь, он знает, что там его ждет смерть, но упрямо летит вперед, наплевав на опасность.

– Клименко Александр Сергеевич, прибыл с новым этапом в ваш лагерь.

– В наш лагерь!– подчеркнул с легкой улыбкой Ковригин.

– В наш лагерь…И мне бы хотелось, чтобы он тут задержался ненадолго,– согласился быстро Коноваленко, наливая себе еще коньяка.

В кабинете воцарилось молчание. Лейтенант, сволочь, нарочно тянул время. Хотя готовое решение у него уже было. Хотел пощекотать нервы капитану.

– Клименко…Клименко…– пробормотал он, взяв в руки отставленный коньяк.– За столь короткое время этот зэк стал довольно известной личностью тут. Я имел счастье этапировать этого красавца, а потом наблюдать за его поведением некоторое время. Явно асоциальный элемент! Вряд ли поддающийся исправлению, чуть что сразу в морду.

– И я о том же…– подхватил Коноваленко.

– Дело тут даже не вашей супруге, а в том, что он способен принести нам неприятности. Уж очень норов у него неспокойный…

– Зачем нам неприятности? Будет лучше, если в нелепой драке между сокамерниками…Сами знаете, как часто грызётся между собой это отребье? То чифир не поделили, то руку не подали…

– Клименко на этапе поссорился с вором в законе Кислым, Кисловым! Дело дошло до драки, но я вовремя среагировал. Кислова отправили ШИЗО на месяц. Его «шестерки» на воле, но от них мало толка без лидера. А уж вор такого не простит…

– Я думаю, что гражданин Кислов,– улыбнулся Коноваленко, снова поднимая рюмку в знак заключенного союза,– все осознал и до конца недели должен вернуться в свой барак, верно, товарищ старший лейтенант госбезопасности?

– Думаю, да!– Ковригин залпом опрокинул в себя остатки коньяка и выдохнул, наслаждаясь терпким шоколадным послевкусием. Оба остались довольны итогом переговоров. Комиссар получил убойный компромат на своего начальника, а Коноваленко все же решил, что закрыл раз и навсегда вопрос с Клименко. Два волка сделали вид, что дружат, чтобы при первой же возможности укусить друг друга.

ГЛАВА 18

Я одухотворенный шел по грязной разбитой колее из медпункта, прислушиваясь к отчаянно бьющемуся в груди сердцу. Перед глазами стояло заплаканное лицо Валечки, а все вокруг на какое-то время стало обычной декорацией. Руки помнили ее горячее податливое тело, жадные полные губы, до боли впивающиеся раз за разом в мои собственные. Голова кружилась от предвкушения чего-то незабываемого, счастливого, и лагерь стал каким-то другим, и обстановка менее тягостной, да и люди открытее. Валечка…Валя…

Я был уверен, что больше никогда ее не увижу, что не поцелую и не обниму, не почувствую вкус губ, радость прикосновений, не услышу ее голоса…За что, Господь, мне дал возможность увидеть ее еще раз? Чем я заслужил такую милость? Отец Григорий непременно выдал бы на это, что пути Его неисповедимы или привел цитату из Библии, но я, как настоящий комсомолец, объяснить ничем кроме чуда все случившееся сейчас в медпункте не мог!

А как иначе? Среди десятков тысяч лагерей, разбросанных по всей нашей необъятной Родине, мы попали вдвоем в один! Только чудо, только судьба…Судьба…Эх, сейчас бы пригласить бы Валю в ресторан Центральный, что на Пушкинской у «стекляшки» или прогуляться с ней по бульвару Слинько, наслаждаясь морозным свежим колким воздухом, а потом пойти домой пить чай с малиной, слушать бесконечные рассказы матери про цены и очереди в гастрономе, что соседка тетя Зина опять загуляла от своего благоверного. И жить, жить, жить…Не теряя ни секунды, ни минуты, ни мгновения!

– Эй, фраерок!– окликнули меня со спины так неожиданно, что я вздрогнул, погруженный в свои мысли.

За моей спиной стояли трое крепких зэков в помятых рваных телогрейках, из под ворота которых виднелись синие татуировки. Я осмотрелся, медленно поворачиваясь к ним лицом.