Призрак великой смуты

Призрак великой смуты
Александр Борисович Михайловский

Александр Петрович Харников

Ангелы в погонахОднажды в Октябре #5
Объединенная эскадра флота Российской Федерации, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, неведомым путем оказалась в Балтийском море октября 1917 года. Разбив у Моонзунда германскую эскадру, наши современники помогли большевикам взять власть мирным путем.

Но власть еще требуется удержать, а также не допустить сползание страны в пучину Гражданской войны. А вот это сделать непросто. Слишком многие желают развалить государство, посмевшее бросить вызов мировой плутократии.

«Пожарной командой», которая мечется по просторам великой страны, стараясь загасить угольки, из которых может вспыхнуть пламя братоубийственной войны, стал Корпус Красной Гвардии, возглавляемый полковником Бережным. Сформированный как из «попаданцев», так и из местных уроженцев, он наводит порядок на всей территории бывшей Российской империи, и даже в Персии и Ираке, пока Советское правительство решает внешнеполитические задачи, борется с заговорами и мятежами. «Великой Смуты» в России случиться не должно.

Картинка для обложки была сгенерирована Автором на сайте ArtGeneration.me.

Александр Михайловский, Александр Харников

Призрак великой смуты

Том 5

17-я часть

«Даурский фронт»

22 января 1918 года. Петроград Таврический дворец

Руководитель ИТАР Александр Васильевич Тамбовцев

Подготовка к всеобщим выборам в Советы шла полным ходом. И значительная часть этой огромной работы легла на плечи нашего Агентства. Поскольку телевидения здесь еще нет, пресса в информационных войнах играет роль тяжелой артиллерии РГК. В первую очередь, нам требуется качественно преподнести электорату (тьфу, до чего я не люблю это слово!) наших кандидатов и постараться посильнее лягнуть конкурентов. В поте лица вкалывают все – и Сталин, и Ленин, и другие вожди большевиков. Ирочка Андреева заработалась так, что Иосиф Виссарионович на меня косится: дескать, совсем заездил девку, креста на мне нет.

Но мы знали только одно – нам требуется победить, причем победить с огромным перевесом над остальными партиями. Лишь тогда, опираясь на легитимное большинство во всех органах власти, мы сможем дожать своих оппонентов и, не оглядываясь больше ни на кого, проводить свою политику.

Кстати, как и в нашей истории, партия эсеров снова раскололась на правых и левых, и левые опять взяли курс на союз с большевиками, и сколько времени продлится у них эта бурная страсть, неизвестно. Дальнейший дрейф этой партии влево приведет ее на позиции близкие к анархо-синдикализму, а ее лидер Мария Спиридонова – женщина со сдвигом по фазе, экзальтированная и почти неуправляемая. Но это будет потом, а сейчас левые эсеры льют воду на нашу мельницу, отбирая симпатии у своих правых собратьев и анархистов.

Но парламентские дрязги и интриги – это так, больше для виду. Главная работа нас ждет на местах. Причем в этой реальности в основном бороться приходится не с отрядами белогвардейцев, а с теми, кто называет себя большевиками и их союзниками, на самом деле не имея отношения ни к тем, ни к другим.

Дело в том, что наша власть была сильна в больших городах, индустриальных центрах. А в глубинке часто правили бал всякие прохвосты, которые записались в пламенные революционеры с единственной целью – под шумок пограбить вволю, покуражиться, поизгаляться над теми, кто раньше таких люмпенов и на порог бы не пустил.

Ну, даст Бог, с этими «большевиками» мы управимся. На них у нас есть ведомство товарища Дзержинского, которому с «наполеонами» уездного розлива вполне по силам справиться. В основном нас беспокоили те дела, что происходили за Уралом, в Сибири и на Дальнем Востоке.

Вот там работы был непочатый край. Сибирь будет для нас крепким орешком… Крестьянство там испокон веков не знало крепостного права и помещичьего землевладения. На безземелье сибирские мужики тоже никогда не жаловались. Народу там мало, а землицы полно. Бери сколько сможешь, если только у тебя хватит сил раскорчевать и распахать дремучую тайгу. Поэтому Декрет о Земле, который всколыхнул европейскую крестьянскую Россию, за Уралом мужиками был почти не замечен. Рабочий класс тоже был довольно малочислен. В основном сибирский пролетариат состоял из тех, кто обслуживал тамошние железные дороги и многочисленные речные пароходы на Оби, Енисее и Амуре.

К тому же, издавна Сибирь была тем местом, куда царское правительство отправляло всякого рода возмутителей спокойствия, как политических, так и уголовных. Политические, правда, после того, как в феврале семнадцатого им всем была объявлена амнистия, в основном подались туда, где их и замела царская охранка. Лишь некоторое их число, успевшее жениться на местных и обрасти жильем и хозяйством, остались в Сибири. А вот уголовнички, или, как их еще называли, «птенцы Керенского», тоже угодившие под амнистию, домой не заспешили. Им в Сибири понравилось. К тому же, нахватавшись у своих сокамерников-политических трескучей революционной фразеологии, они быстро поняли, что к чему, и стали пробиваться во власть.

«За что боролись, за что мы кандалами звенели?» – орали они перед местными обывателями. И обыватели и не догадывались, что стоящий перед ними «страдалец за народную свободу» загремел в Сибирь-матушку не за борьбу с самодержавием, а за грабежи и разбои. А то и за душегубство.

С этими властями в Сибири, на словах большевистскими, а на деле бандитскими, нам тоже придется воевать не на жизнь, а на смерть. Это не прекраснодушные интеллигенты, мечтающие об эфемерном «царстве свободы», а засиженные варнаки, для которых человека зарезать – что высморкаться. Такие типусы привыкли решать все проблемы с помощью ножа и кистеня, а в случае опасности сбиваться в стаи.

Настоящих же, «идейных» противников Советской власти в Сибири было сравнительно немного. К сожалению, их число увеличивалось из-за беспредела вчерашних уголовников, а нынешних «большевиков». Поэтому-то борьба с последними и была для нас так важна.

Значительно облегчало положение лишь то, что по Транссибу не следовали эшелоны с Чехословацким корпусом. То есть не было той реальной военной силы, которая в нашей истории свергла советскую власть (какая бы она ни была) по всей Сибири, и разожгла пожар гражданской войны на огромных территориях. Чехословацкие части были заблаговременно разоружены Корпусом Краской Гвардии, и их солдаты и офицеры сейчас частично готовились к отправке на Западный фронт, через Швецию и Норвегию, а частично вступили в Красную Гвардию, образовав сводный чехословацкий батальон. Те же из них, кому война окончательно осточертела, осели в России, и на правах обывателей занялись частным бизнесом, не имея желания встревать в российские политические разборки.

А вот в Забайкалье и на Дальнем Востоке нам еще предстоит как следует повоевать за власть. Там заварилась такая каша, что с ходу понять, «кто есть кто», для нормального человека просто невозможно. Группировки, претендующие на то, что именно они являются настоящей властью, наслаивались друг на друга, как коржи в вафельном торте.

Первыми были большевики, которые по факту завоевали большинство в местных советах крупных городов – Омска, Томска, Красноярска, Иркутска и Читы. Второй властью были эсеры, в основном правые, еще при Временном правительстве выигравшие выборы в так называемую Сибирскую думу. И пусть эта говорильня пока еще не была созвана, но господа депутаты уже считали себя выше звезд и круче яиц. Третьей властью считали себя казачьи атаманы, которые, при подпитке их финансами и оружием из-за рубежа, готовились к установлению военной диктатуры. Атаман Семенов собирал свое войско в Манчжурии и целился на Забайкалье, атаманы Гамов и Кузнецов – в Амурской области, атаман Калмыков – в Приморье. И за всеми этими деятелями поблескивали хитрые самурайские глазки, а в их карманах шуршали британские фунты и французские франки.

Особо опасным врагом советской власти, по нашему мнению, считался бывший есаул Забайкальского войска Григорий Семенов. Он отличался редкой храбростью и беспринципностью. Семенов успел повоевать в Первую мировую на Западном фронте и в Персии. Оказавшись на Румынском фронте, он направил рапорт тогдашнему военному министру Керенскому, с предложением сформировать в Забайкалье отдельный монголо-бурятский конный полк, как он писал: «с целью пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело».

После прихода к власти большевистского правительства Сталина Семенов перебраться в Харбин. Там на деньги японцев и англо-французов он начал формировать свой отряд для борьбы с Советской властью. Если дела пойдут так же, как и в нашей истории, «особый маньчжурский отряд» атамана Семенова в самое ближайшее время двинется на Читу. В ТОТ РАЗ местные читинские красногвардейцы вместе с вернувшимся с фронта пробольшевистским 1-м Аргунским казачьим полком под командованием Сергея Лазо разбили воинство Семенова и вышвырнули его обратно в Маньчжурию.

Такое развитие событий нас категорически не устраивало. Атамана Семенова и его отряд надо было не просто разбить и отогнать, а полностью уничтожить. Самого Семенова и его подельника, отмороженного на всю голову барона Унгерна, при этом следовало обязательно ликвидировать, после чего советская власть окончательно укрепится в Забайкалье. Оттуда, удерживая контроль над Транссибом, мы могли продвигаться дальше на восток, устанавливая свой контроль над верхним течением Амура и областью КВЖД, отказываться от которой, как в прошлой истории, мы не собирались.

Для этого нам еще предстояло послать в Читу специальную группу особо опытных товарищей. Нашим людям, которые остались во Владивостоке вместе с адмиралом Колчаком, назначенным в начале декабря прошлого года решением ВЦИК командующими всеми вооруженными силами Советской России на Дальнем Востоке, заниматься Семеновым и Унгерном было несподручно. Расстояние от Владивостока до Читы составляет почти тысячу семьсот километров по прямой и больше двух с половиной тысяч километров по трассе Транссиба. К тому же им хватало забот и хлопот на местах. Приходилось воевать с врагами советской власти, засевшими в самом Владивостоке, Хабаровске и Николаевске. А ведь им еще надо внимательно следить за не в меру алчными соседями – японцами и американцами, мечтающими подгрести под себя богатства Приморья. Мы поддерживаем с ними постоянную связь и по мере возможности информируем обо всем происходящем в европейской России.

Я вздохнул. Выборы выборами, но о наших делах по всей Руси Великой тоже не следует забывать. Поэтому я и собираюсь отправиться к Сталину, чтобы обсудить с ним ситуацию, сложившуюся к настоящему моменту в Сибири и на Дальнем Востоке…

24 января 1918 года. Иркутск. Набережная улица, 24. Резиденция Центрального исполнительного комитета советов Сибири – «Центросибирь»

Военный комендант гарнизона Иркутска Сергей Георгиевич Лазо

Вчера утром я получил из Петрограда шифрограмму, которой председатель Совнаркома товарищ Сталин поручал мне на основе 1-го Аргунского казачьего полка начать формирование Забайкальской бригады Красной Гвардии. Этот полк имел большой боевой опыт, участвовал еще в японской войне на кровавых полях Манчжурии, а во время германской, в составе 1-й Забайкальской казачьей дивизии, отличился во время знаменитого Брусиловского прорыва.

Аргунский полк был полностью большевизирован. Его бойцы выразили полную поддержку линии товарища Сталина еще до прихода большевиков к власти в Петрограде. Потом в полк из Петрограда пришло письмо от генерала Деникина, бывшего во время японской войны начальником штаба Забайкальской казачьей дивизии. В нем он вспоминал свою боевую службу с лихими забайкальцами и высказывал надежду, что они и сейчас, после отстранения от власти Временного правительства, останутся верными своей Родине, новой России, и так же, как и прежде, будут защищать ее от внешних и внутренних врагов. В полку еще служили офицеры, которые помнили Антона Ивановича, бывшего в ту войну еще подполковником.

Надо сказать, что новости, которые, хотя и не регулярно, но все же доходили до нас из центральной России, были настолько удивительными, что некоторые просто отказывались верить в происходящее. Разгром германского флота и десантных частей у острова Эзель, добровольная передача власти Керенским большевикам, наведение порядка в Петрограде, возвращение в столицу бывшего императора Николая II и его открытое письмо в поддержку новой власти – все это никак не укладывалось в головах депутатов созванного в Иркутске Всесибирского съезда советов. Но, как бы то ни было, именно эти депутаты создали ЦИК советов Сибири (Центросибирь), который сразу высказался в поддержку новой центральной власти в Петрограде.

Еще более удивительными оказались действия сформированной в Петрограде бригады Красной Гвардии, которая впоследствии так разрослась численно за счет притока добровольцев, что была развернута в особый корпус по подавлению разного рода «самостийников», попытавшихся повсюду провозглашать свои «державы», национальные по лозунгам и буржуазные по сути. Особенно меня порадовало известие о разгоне «Сфатул Церий» – жалкой буржуазно-националистической пародии на правительство в моей родной Бессарабии. Причем там все обошлось без кровопролития. Стоило только народному комиссару по военным и морским делам товарищу Фрунзе слегка нахмуриться, и вся эта банда новоявленных «государственных мужей» разбежалась в разные стороны.

Покончив с бессарабскими националистами, корпус Красной Гвардии обрушил свой удар на Романию Маре – Румынию, возмечтавшую стать наследницей «Римской империи» и оторвать от России территории до Днестра, а может, даже и до Днепра. В историю операция корпуса Красной Гвардии против буржуазной Румынии, наверное, войдет под названием Однодневная война. На рассвете 16 декабря прошлого года началась артиллерийская подготовка, а к полудню румынская армия уже разбежалась, временная столица Яссы оказалась захвачена, а королевская семья и правительство попали в плен.

И вот, похоже, немного наведя порядок в Европейских губерниях России, в Петрограде теперь решили вплотную заняться и нашими сибирскими делами. Именно для этого товарищу Сталину потребовалась реальная вооруженная сила, которая сможет поставить на место наших сибирских сепаратистов и автономистов всех мастей. Ведь и у нас, в Сибири, таких было хоть пруд пруди.

Думая, что Иркутск далеко, и что Петроград вообще им не указ, некоторые товарищи в местных советах решили, что они сами себе власть, и наиздавали таких указов и декретов, что, когда я их читал, у меня волосы вставали дыбом. Нет, с этой нашей доморощенной сибирской «самостийностью» надо тоже кончать как можно скорее. А для этого, как правильно указывают питерские товарищи, нам необходима надежная и профессионально подготовленная вооруженная сила.

Конечно, не все в Центросибири обрадовались тому, что и у нас вскоре появится своя регулярная Красная Гвардия. Особо бурно возмущался поступившим из Петрограда указанием председатель Центросибири Борис Захарович Шумяцкий, сторонник и хороший знакомый бывшего «межрайонца» Льва Троцкого, убитого в октябре прошлого года при подавлении левацкого мятежа в Петрограде. Правда, узнав о произошедших в Петрограде событиях, товарищ Шумяцкий на словах осудил, как он выразился, «авантюру антипартийной группы Троцкого-Свердлова», которая «вступила в преступный сговор с врагами революции». Но по кислому выражению лица председателя Центросибири было видно, что его мысли изрядно расходятся со словами, произносимыми с трибуны.

Досконально разобравшись с шифрограммой и узнав, что Забайкальская бригада Красной Гвардии будет состоять в основном из казаков, Шумяцкий стал публично возмущаться, заявляя, что в Петрограде руководство партии большевиков оказалось поголовно подверженным правому уклону. Вместо того, чтобы расформировать и разоружить казаков, которые, по его словам, «всегда были палачами и угнетателями русского народа», он сказал, что власти в Петрограде хотят сделать из этих «держиморд в папахах» своих преторианцев.

Я попытался было доказать ему, что казаки тоже бывают разные, и что в Петрограде именно они помогли подавить мятеж авантюристов, действовавших рука об руку с уголовниками, выступивших против руководства большевистской партии. Похоже, напоминание о печальной судьбе его приятеля Троцкого пришлось Шумяцкому сильно не по душе. Он злобно посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но промолчал и, быстро покинув заседание, закрылся в своем кабинете.

Другим противником формирования бригады Красной Гвардии был Иван Никитич Смирнов. В отличие от меня, бывшего левого эсера, это был старый большевик, человек неукротимой энергии, отличный конспиратор, который еще при царском режиме не раз арестовывался, отбывал ссылку и сидел в тюрьмах. Но у него был один большой недостаток – он был крайне честолюбив и нетерпим к мнению окружающих.

Иван Никитич чуть ли не при первом нашем знакомстве заявил, что считает меня лишь «временным попутчиком», так как я офицер и представитель эксплуататорских классов. На мое замечание, что и товарищ Ленин, с которым я познакомился летом 1917 года в Петрограде на I-м Всероссийском Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, тоже по происхождению дворянин, Смирнов сквозь зубы процедил, что, дескать, «придет время, когда дойдет очередь и до Ленина». Я даже растерялся от таких его слов, и не смог ничего сказать в ответ.

Я уже понимаю, что с началом формирования бригады мне придется столкнуться с фрондой со стороны товарищей Шумяцкого, Смирнова и их сторонников. Меня радовало, что были люди, которые меня поддерживали, и среди них – член ЦИК Центросибири Николай Андреевич Гаврилов. Он, как и Смирнов, являлся выходцем из крестьян и старым большевиком. Николай Андреевич по приговору царского суда четыре года отсидел в Бутырской тюрьме, где выучил четыре иностранных языка. Но, в отличие от Ивана Никитича, он не делил людей по социальному происхождению, а также высказал полную поддержку всем решениям правительства товарища Сталина.

Но я все же надеюсь, что внутрипартийные разногласия в Центросибири не помешают нам сформировать бригаду Красной Гвардии. Радует то, что обстановка в Иркутске относительно спокойна. Брожение среди юнкеров и офицеров местного гарнизона утихли после того, как Красная Гвардия и верные правительству Сталина армейские части разгромили под Ригой 8-ю германскую армию. Потом начались мирные переговоры, и была закончена война с Германией. После этого со страниц газеты «Правда» товарищ Сталин заявил, что армию распускать никто не собирается, и все офицеры, желающие продолжить службу в ней, найдут достойное место в ее рядах.

Но вместе с тем нам также стало известно и о том, что окопавшийся в полосе отчуждения КВЖД есаул Семенов начал собирать под свое крыло всех недовольных новой властью. Похоже, что этот интриган при поддержке японских агентов (а мы прекрасно знали, кто именно является подлинным хозяином в тех краях) собирается начать наступление на Читу, и далее на Иркутск. Так что, похоже, что именно против банды есаула Семенова и будет нацелен удар вновь сформированной бригады Красной Гвардии Забайкалья.