Турецкий марш

Кто-то из торговцев поднес служивым поднос с горячими лепешками, кто-то дал корзину с фруктами, кто-то щедро угостил аскеров крепким и душистым «самсуном»[26 - Сорт табака.].

Юзбаши, выпив пиалу воды, сел под навесом, скрестив ноги, и стал внимательно следить за тем, как насыщались подчиненные. Его обступили самые уважаемые торговцы и стали задавать вопросы: куда движется отряд, когда последний раз они видели неприятеля и что будет с Османской империей. Юзбаши отвечал степенно, взвешивая каждое слово. И от того его слова вызывали доверие у торговцев, которые немало повидали на своем веку и научились с ходу определять, правду говорит человек или нет.

– Уважаемые, то, что вы видите перед собой – это все, что осталось от моего бейлюка[27 - Бейлюк – в армии Османской империи соответствует роте – примерно около сотни человек.]. Два десятка измученных аскеров, которых я веду в Стамбул, чтобы защитить столицу нашего государства от наступающих русских. Они словно вода во время паводка растекаются по нашим землям…

– И войска нашего падишаха не могут их остановить? – дрожащим голосом спросил Али-бей, торговец коврами. – Неужели неверные настолько сильны?

– О, уважаемые, вы даже не можете представить себе, с какой силой нам пришлось столкнуться! – воскликнул юзбаши. – Эти русские – настоящие дели[28 - Дели – дословный перевод с турецкого: «безумный», «сорвиголова», «отчаянный»; так в армии Османской империи называли воинов, безрассудно храбрых в бою.]. Они артиллерией сметают все на своем пути, убивают всех, не щадя даже тех, кто хочет сдаться. А если бы видели, что они вытворяют в захваченных городах и деревнях!

Почтенные купцы, услышав слова юзбаши, побледнели и затряслись от страха. Они уже слышали нечто подобное, но в душе надеялись, что все это россказни трусов, которые бежали с поля боя, а теперь искали оправдание своему бегству.

– И что, эфенди, от них нет спасения? – запинаясь, произнес Али-бей. – Ведь эти слуги Иблиса могут ворваться и в наш город.

– Я слышал, что если какой-нибудь город или селение демонстрировали покорность и не оказывали русским сопротивления, то они никого не трогали и даже запрещали своим аскерам обижать жителей, невзирая на их веру. Тут у них строго: если начальник приказал, то ни один русский не посмеет нарушить его приказ. Может быть, и ваш начальник гарнизона не станет рисковать и выведет войска из города. Пусть он движется вслед за нами в Стамбул. Все равно он не сможет защитить Люлебургаз от гнева русских.

– Эх, куда там! – обреченно махнул рукой Али-бей. – Наш Искандер-паша храбр как лев, но глуп и упрям как ишак. Он непременно полезет в драку с русскими и тем самым обречет на разрушение и погибель и город, и его жителей. О, наши бедные дети! О, наши бедные жены и дочери! Неужели мы все погибнем от штыков русских солдат и сабель их ужасных казаков?!

Вскоре юзбаши собрал своих аскеров, и они снова отправились в путь. А на базаре еще долго кипели страсти. В конце концов самые уважаемые люди города решили отправиться к командующему гарнизоном Искандер-паше, чтобы уговорить его оставить город и отправиться в Стамбул.

Но их ждало разочарование. Разъяренный Искандер-паша приказал своим слугам гнать просителей прочь плетьми. А Али-бея, который вздумал дерзить ему, Искандер-паша приказал обезглавить.

Казнь человека, которого уважал и любил весь город, переполнила чашу терпения жителей Люлебургаза. Ночью дом, в котором находился штаб Искандер-паши, охватило пламя. Двери оказались подпертыми огромными камнями, а тех, кто пытался выпрыгнуть из окон, встречали меткие выстрелы из ружей.

Сам же гарнизон предпочел сохранять нейтралитет. Солдаты и офицеры не испытывали никакого желания воевать со страшными «дели» царя Николая, и потому после гибели Искандер-паши они покинули город и отправились в Стамбул. Правда, дошли до голубых вод Золотого Рога далеко не все. Больше половины дезертировало.

А еще через два дня в Люлебургаз вошли русские войска…

18 (6) ноября 1854 года.

Лондон.

Сэр Теодор Фэллон, баронет Соединенного Королевства

– Сэр Теодор, скажите, а вы… женаты? – спросила моя прекрасная собеседница, мило покраснев и смущенно вертя в руках платочек.

– Был, – хмуро ответил я. – Но, увы, недолго.

– Вы… не подошли друг другу? – кокетливо улыбнулась Катриона.

– Ее убили, – жестко ответил я. – Практически сразу после нашей свадьбы, – я пытался сдержать себя, но неожиданно перед моими глазами появилось милое, улыбающееся лицо Сонечки, ее ямочки на щеках, зеленые глаза, чуть широкие скулы… А потом вспомнился ее окровавленный, истерзанный труп, и мои кулаки непроизвольно сжались, а в глазах предательски защипало.

– Вам ее, наверное, очень не хватает, – вздохнула Катриона и взглянула на меня с жалостью и сочувствием. – Простите меня, я не хотела бередить ваши раны.

Вместо ответа я прочитал стихотворение, рассказанное мне Соней, когда после нашей единственной брачной ночи мне пришлось уезжать. Прочитал по-русски:

Ты не расслышала,
А я не повторил.
Был Петербург, апрель,
Закатный час,
Сиянье, волны,
Каменные львы…
И ветерок с Невы
Договорил за нас.
Ты улыбалась.
Ты не поняла,
Что будет с нами,
Что нас ждёт.
Черёмуха
В твоих руках цвела…
Вот наша жизнь прошла,
А это не пройдёт.

Помнится, я тогда спросил у нее, чье это стихотворение. Сонечка засмеялась, чмокнула меня в нос и сказала: «Георгия Иванова, невежда. Наверное, лучшего поэта русской эмиграции».

Потом я купил томик его стихов, но смог прочитать лишь биографию поэта: почему-то даже мысль о других его стихах слишком уж больно напоминала мне о моей любимой. А стихотворение это врезалось в память.

Спохватившись, что Катриона не понимает русского языка, я перевел ей текст стихотворения, как смог. Она долго молчала, а потом сказала:

– Как бы я хотела, чтобы это было про меня…

– Желаю вам, мисс Мак-Грегор, – ответил я, – чтобы ваша жизнь была долгой и счастливой, и чтобы вам не пришлось пережить того, что пришлось пережить ей. Или автору этих строк.

– А Санкт-Петербург действительно так красив? – неожиданно спросила Катриона.

– Это самый красивый город в мире, – с ходу ответил я, вспомнив перламутровый блеск белой ночи, мосты, выгнувшие лебединые шеи над сонной Невой, и плывущие из Ладоги в Финский залив корабли…

– Как бы я хотела его увидеть… – тут она вдруг ойкнула.

В беседку вошел сэр Стэффорд собственной персоной. Увидев нас, он отвесил легкий поклон и сказал:

– Сэр Теодор, нам нужно срочно покинуть Голландский дом. Ваши вещи уже упакованы и перенесены на «Матильду». Мисс Мак-Грегор, вам также следует немедленно вернуться в ваши комнаты. Причем прямо сейчас, без всякого промедления.

У беседки нас уже поджидали трое: двое мужчин в штатском, но с несомненной военной выправкой, и дама квадратных пропорций и с такой же квадратной физиономией. Последняя отконвоировала – иначе это и не назвать – мою спутницу в направлении Голландского дома. Увидев это, я попытался было вступиться за Катриону, но тут же почувствовал, как что-то твердое уперлось в мою спину, а один из моих спутников скрипучим неприятным голосом предупредил меня:

– Сэр Теодор, держите рот закрытым. Вот так, молодец…

Сэр Стэффорд молча шел впереди нас, словно поводырь, а двое его подручных поволокли меня под руки под мелким холодным дождем к Темзе, где у мостков нас ждала моя старая знакомая – «Матильда».

На пароходе мне завязали глаза черной косынкой и стянули руки за спиной, после чего втолкнули в какое-то помещение, усадили на табуретку и заперли на ключ. Сколько я там сидел, не знаю, но прошло никак не менее часа или двух, когда меня вывели из моего узилища и снова куда-то потащили.

И вот, наконец, косынку сняли с моих глаз, и, после того, как мои глаза снова привыкли к свету, я увидел… двор лондонского Тауэра, где мне недавно уже пришлось побывать. Затем кто-то развязал мне руки, и вскоре я с наслаждением растирал их, пока меня вели в одно из зданий королевского дворца-тюрьмы. Сначала сэр Стэффорд провел меня в подвал здания, где я увидел дыбу, кнуты, щипцы, а также некоторые другие приспособления для членовредительства. Что ж, весьма приятная обстановка…

– Не бойтесь, сэр Теодор, этот реквизит не для ваших апартаментов, – «пошутил» сэр Стаффорд и хрипло рассмеялся. – Я очень надеюсь, что вам он не понадобится. Хотя среди обслуги Тауэра есть люди, которые еще не разучились правильно пользоваться этими инструментами для задушевных бесед. А теперь пойдем, посмотрите, где вам предстоит отныне жить.

Комната, куда меня привели, несмотря на скромную обстановку, все же выглядела намного приятнее, чем пыточная. Большая кровать с сырыми простынями, тазик с водой, кусочек мыла на деревянной тарелочке, ночная ваза, небольшой столик и колченогий табурет рядом с ним. И, как говорится, всё. Но хотя бы потолки здесь высокие. Единственное окно было забрано решеткой и находилось на высоте не менее двух с половиной метров. Показав на лежащий в углу чемодан, сэр Стэффорд сказал с кривой усмешкой:

– Ваши вещи, сэр. По крайней мере, те из них, которые мы сочли нужным вам предоставить.

– И что же мне теперь делать? – я постарался, чтобы моя физиономия выглядела испуганной и глупой.