– Пане Миколае, передайте, пожалуйста, вот этот перстень Витольду. А этот – мой родовой перстень – я хочу подарить вам, на добрую славу. И… молитесь за меня, великого грешника.
Я прошел с ним мимо казачьего патруля, обнял и расцеловался с ним, а затем отправился в свои «нумера». Подходя к корчме, я услышал вдалеке одиночный выстрел. Вскочив на свою кобылу, я в сопровождении десятка казаков поскакал к тому месту, где стреляли. В небольшой рощице мы нашли труп пана Михала с ужасной раной головы. Пистолет он зажал в руке, а положение трупа и следы сгоревшего пороха вокруг его раны однозначно указывали на то, что произошло самоубийство.
Впрочем, тут были обнаружены и следы копыт, заметные при свете факела. Явно кто-то его здесь ждал, а потом ускакал на одной лошади, ведя вторую в поводу. Я перекрестился и встал на колени, вознеся к Господу молитву за упокой души воина Михаила. Да, он предал христианство, но в моей истории он вернулся в православие и, думаю, сделал бы то же самое и в этой истории, если бы я не разбередил ему душу. А что он покончил с собой – Господь ему судья, но никак не я.
Краем глаза я увидел, что все казаки, кроме двух, последовали моему примеру, да и те двое, хоть и несли караул, шептали слова молитвы.
Когда мы возвращались, десятник неожиданно рассказал, что мой батальон ушел дальше, в сторону селения Сатышкёй. Подумав, я направился в корчму, где приказал хозяину разбудить меня еще до рассвета, и лег спать. Кто ж знал, что меня поднимут среди ночи? И что Садык-паша перед смертью отдаст своим людям приказ сложить оружие и сдаться…
17 (5) ноября 1854 года.
Лондон, Даунинг-стрит, 10.
Баронет сэр Теодор Фэллон, бонвиван
Вчера я затемно покинул Тауэр – меня в сопровождении сэра Стэффорда вывезли из крепости на возке, на котором туда обычно привозят почту. Нас выпустили во внутреннем дворе главпочтамта, и я пожалел, что был не один – самое время было бы сейчас отправить письмо нашим. Впрочем, в здание мы не заходили: нас забрала другая карета, и мы отправились по туристическому маршруту.
Знаете, приятно погулять по Британскому музею, пока он еще не открыт для посетителей и когда сам директор музея ведет экскурсию, рассказывая о своих экспонатах… Заехали мы и на Бейкер-стрит, хотя мой спутник был несколько озадачен таким моим пожеланием. Кстати, ничего особенного я там не обнаружил, улица как улица, а номера 221-б, как я и предполагал, в природе не существовало. А вот Трафальгарская площадь, Национальная галерея, Национальная портретная галерея – это, конечно, не Дворцовая площадь с Эрмитажем, но все равно нечто. Затем были цирк Пиккадилли (где мы насладились послеобеденным чаепитием в отеле «Бат»), Оксфорд-стрит, Гайд-парк, Букингемский дворец, на который, впрочем, мне дозволили посмотреть только снаружи.
И тут к сэру Стэффорду подошел некто в ливрее и протянул ему конверт. Тот, прочитав, посмотрел на меня с виноватой улыбкой и сказал:
– Увы, сэр Теодор, ваш визави просит вам сообщить, что у него сегодня не получится с ужином и был бы очень благодарен, если бы вы согласились прибыть днем позже. Я сегодня вечером доставлю вас обратно в Голландский дом, откуда завтра заберу около трех часов дня. А пока давайте съездим в Кенсингтон – вас приглашают в Оранжерею.
После осмотра парка – во дворец, понятно, не пускали – меня привели к Оранжерее, где лакей, впустив меня, попросил сэра Стэффорда вернуться за мной в девять часов вечера. Внутри меня ожидал богато накрытый стол и – сюрприз! – ее величество Александрина Виктория… Не буду утомлять вас подробностями нашей встречи, тем более, я их помню смутно, а по дороге к причалу я даже заснул в карете. Как меня смогли погрузить на «Матильду», а затем вновь выгрузить и довести до спальни в Голландском доме, я представить себе не могу…
На следующее утро я решил прогуляться по Саду Королевы – как вы, наверное, помните, он находится за Голландским домом и пускают туда лишь его гостей. Погода была довольно мерзкая: моросил мелкий холодный дождик, небо было затянуто серыми тучами – в общем, Архангельск или Питер летом…
Но, к моему удивлению, Катриону Макгрегор я нашел все в той же беседке. Болтали мы часа три – о России, о Шотландии, об Ирландии, о других странах, о литературе, о театре… Все было вполне невинно: мы сидели на ротанговых[16 - Изготовленные из стеблей ротанговой пальмы – материала легкого, прочного и гибкого.] креслах по разные стороны стола в центре беседки и даже не притронулись друг к другу. Потом, спохватившись, что вот-вот подадут обед, мы поодиночке вернулись в Голландский дом – как оказалось, даже обедали мы в разных залах…
А после обеда меня забрал все тот же сэр Стэффорд и повез сначала в Сады Воксхолла – как ни странно, именно этот парк развлечений дал название русскому «вокзал», – а потом и на Даунинг-стрит, где он раскланялся, пообещав забрать меня после ужина.
В зале сидели трое: сам виконт Палмерстон, Каттлей и неуловимо знакомый молодой человек, одна из рук которого представляла собой забинтованную культю.
– Знакомьтесь, баронет, это сэр Альфред Черчилль.
– Хау ду ю ду, – вежливо сказал я, пожав однорукому руку и, увидев, что тот хочет привстать, улыбнулся, сделав успокаивающий жест:
– Не надо, сэр Альфред, сидите!
– Сэр Альфред был вчера назначен моим секретарем по вопросам Российской империи. Как вы знаете, он, гражданское лицо, попал в русскую тюрьму, где подвергался всяческим пыткам и потерял руку, а потом сумел бежать через Копенгаген еще до того, как последний был захвачен татарской ордой. Про него подробно писали и «The Times», и «The London Evening Standard», а «The Illustrated London News» посвятило его подвигу целый номер. Если вам интересно, могу потом вам его подарить.
Я опешил. Историю того, как сэр Альфред попал к нам, я знал, равно как и про условия его содержания – о них мне подробно рассказала все та же Лиза, у которой, кстати, были планы если не захомутать сэра Альфреда, то войти в местное общество с его помощью. С другой стороны, почему это меня должно было удивить? Именно английские СМИ – мастера лживой пропаганды с незапамятных времен… Я с улыбкой кивнул головой, мол, буду благодарен за столь щедрый подарок.
Как и полагается, разговор во время обеда – кстати, он был с явным французским уклоном и в любом случае намного вкуснее, чем тот, которым меня угощали два дня назад, – шел о чем угодно, только не о делах. Сэр Альфред еще раз рассказал про ужасы московитского плена, а я лишь охал и ахал, думая про себя, какая же он все-таки гнида. А когда принесли виски и сигары, виконт сказал:
– Сэр Теодор, причина, по которой мы не смогли вчера встретиться, следующая. Как минимум две русских эскадры прошли через Датские проливы и начали охоту за нашими кораблями. Судя по всему, одна из них действует между Скагерраком и Абердином, а вторая пиратствует в Ирландском море. Обе, по рассказам свидетелей, состоят из нескольких кораблей странного облика. Первая захватывает наши суда и уводит их куда-то на восток, вторая же их попросту топит, сначала забрав из их трюмов все ценное и обобрав до нитки их команды. Впрочем, людей они по возможности не убивают.
– Какое варварство! – вздохнул я, про себя подумав, что тут как раз тот самый случай, когда англичан начали потчевать их же снадобьем.
А виконт тем временем продолжал:
– Сэр Теодор, нам нужно всего лишь узнать как можно больше о вашей эскадре, ее составе и ее вооружении. Сэр Альфред нам уже кое-что сообщил, но он видел ваши корабли лишь снаружи, да и лишь некоторые из них.
Ну что ж, подумал я, извольте. Тут мы как раз все с Женей обсудили; разве что тот факт, что они одну нашу эскадру приняли за две, требует определенных корректур. И я начал:
– Виконт, сэр Альфред, сэр Чарльз, я, конечно, не специалист по военным кораблям (я, понятно, не стал говорить о том, что служил срочную на флоте), но вот что я могу вам рассказать…
17 (5) ноября 1854 года.
Учебный корабль «Смольный».
Ирландское море.
Капитан 1-го ранга Степаненко Олег Дмитриевич
Отправив на Фареры пароход «Virago» с призовой командой, мы решили железной метлой пройтись по Ирландскому морю, чтобы показать, кто правит здешними волнами[17 - Отсылка к британскому гимну «Правь, Британия», где есть строчка «Британия, правь волнами!»]. Призы мы пока брать не будем: адмирал Кольцов решил, что нам просто не хватит призовых команд, да и отправлять их без сопровождения в Тронгисвагский фьорд, который стал нашей временной базой, было рискованно – по дороге они запросто могли нарваться на военные корабли британского королевского флота.
Дмитрий Николаевич отдал команду – встреченные торговые корабли англичан топить, а если на них будет что-либо представляющее для нас ценность – перегружать на «Бойкий» и «Смольный». Экипажи торговых судов по возможности отправлять на шлюпках в сторону берега, а если погода не позволит, то временно размещать на наших кораблях. А при первой же возможности переправлять их на встреченные нами пассажирские суда. Мы не жаждали крови – лишние жертвы нам были ни к чему.
«Урожай» в Ирландском море мы собрали неплохой: известия о том, что русские крейсера объявились в прибрежных водах Англии, еще не успели дойти до владельцев торговых судов. Хотя в портах уже объявили тревогу и выход в море был строго-настрого запрещен. Но тех, кто до этого предупреждения все же вышел в море, ожидал неприятный сюрприз.
Нашей добычей стали в основном суда каботажного плаванья, следовавшие из портов Ирландии в британские порты. Грузы, которые они перевозили, чаще всего не имели отношения к военному ведомству. Но нашей задачей было блокирование британских портов и уничтожение торговых кораблей для того, чтобы вызвать панику среди судовладельцев и нанести ущерб экономике страны, с которой мы находились в состоянии войны.
Мы без особых затей останавливали встреченные нами колесные пароходы и парусники, осматривали их, после чего, заставив экипаж покинуть обреченный корабль, уничтожали его. Чтобы не тратить боеприпасы, чаще всего мы просто поджигали захваченные суда, благо большинство из них были деревянными, и горели они, словно рождественские свечки. Для этого по указанию адмирала Кольцова еще в Кронштадте были изготовлены зажигательные снаряды, которые исправно воспламеняли обреченные на уничтожение корабли.
Иногда грузы, которые они везли, были горючими, и мы экономили нашу пиротехнику. Помнится, среди прочих нам попался бриг, в трюме которого находилось десятка три бочек с ворванью – китовым жиром. Призовая команда вскрыла несколько бочек, вывернула их содержимое, а потом бросила в трюм зажженный факел. Полыхнуло так, что наши ребята едва успели спуститься в катер. Огонь горящего брига был виден потом на расстоянии нескольких миль.
Дмитрий Николаевич решил навести порядок в водах рядом с Ливерпулем – одним из крупнейших британских портов. Конечно, был риск столкновения с боевыми кораблями королевского флота, но «Бойкий» и «Смольный», пользуясь преимуществом в скорости, всегда могли уйти от превосходящих сил противника. Мы не собирались вести с ними артиллерийский бой – тратить дефицитные снаряды наших орудий было ни к чему. А вот обозначить свое присутствие и навести страх на торговые суда – это то, что доктор прописал. Зрелище пылающих кораблей должно было впечатлить жителей британских прибрежных городов.
Как и предполагал адмирал Кольцов, боевые корабли британского флота так и не вышли навстречу нашему отряду. Видимо, военно-морское начальство проинформировало своих подчиненных, чем может закончиться артиллерийская дуэль британских фрегатов и линкоров с «Бойким» и «Смольным». А несколько небольших торговых судов, перехваченных нами неподалеку от Ливерпуля, были показательно сожжены. Экипажи их, пересаженные на шлюпки, мы с миром отпустили.
Правда, Дмитрий Николаевич предупредил меня, что британцы могут и огрызнуться.
– Олег Дмитриевич, – передал он по рации, – мне кажется, что англичане готовят какую-то подлянку. Скорее всего, они подтянут наиболее боеспособные корабли своего флота к выходу из Ирландского моря. В проливе Святого Георга они попытаются устроить нам «торжественную встречу». Там потомки адмирала Нельсона навалятся на нас всем скопом, чтобы уничтожить или захватить наши корабли. Понятно, что они понесут большие потери, но им надо во что бы то ни стало сохранить лицо, иначе никто уже не будет считать всерьез, что Британия – самая сильная морская держава мира.
– Дмитрий Николаевич, – спросил – и что вы собираетесь предпринять? Думаю, что мы сможем прорваться с боем, но наши корабли при этом могут получить повреждения, которые нам трудно будет исправить при нынешнем уровне техники.
– Нет, Олег Дмитриевич, мы не будем сражаться с британцами в артиллерийском бою. Нам это ни к чему. Мы проведем разведку, выявим их силы и ночью тихонечко проскочим мимо них. У нас есть радиолокаторы, с помощью которых легко будет выяснить местонахождение главных сил неприятеля. К тому же в этих местах часто бывают туманы, которые скроют нас, словно шапка-невидимка.
Все произошло так, как и предполагал адмирал Кольцов. Мы заранее обнаружили отряд британских военных кораблей – где-то около тридцати линейных кораблей и фрегатов. Они ждали нас в бухте Милфорд-Хейвен. Дождавшись ночи, «Бойкий» и «Смольный» в темноте тихо прошмыгнули мимо англичан и вырвались в Атлантический океан. Обогнув с юга Ирландию, мы пошли вдоль ее побережья, уничтожая все встреченные британские торговые суда.
– Олег Дмитриевич, – сообщил мне адмирал Кольцов, – будем истреблять вражеский тоннаж до Голуэйя, а потом снова начнем захватывать призы. Нас ждут в Твёройри, где мы подведем итоги нашего рейда, заправимся и дадим отдых экипажу. И заодно узнаем, как оценят результаты этого крейсерства британцы. Думаю, что у них появится обильная пища для размышлений. Будем надеяться, что выводы из всего случившегося они сделают правильные…
17 (5) ноября 1854 года.
Кройцвальд, Лотарингия.
Лейтенант-полковник[18 - Leutnantoberst – подполковник.]Дитрих Диллензегер, Эльзасско-Лотарингский легион