Турецкий марш

Сначала турки меня не заметили. Они остановились и стали разглядывать кусты, пытаясь понять, откуда по ним стреляют, что мне было только на руку. Но продолжалось это недолго, и вот на меня уже несутся три всадника, с дикими криками размахивающие над головой кривыми саблями. Двух я отправил к райским гуриям, но тут у меня кончились патроны, и я лихорадочно стал перезаряжать свое оружие, чувствуя, что не успею это сделать и третий башибузук точно меня зарубит. Неожиданно за моей спиной раздался выстрел, и турок, вылетев из седла, упал прямо на меня, сбив с ног. Конь его, храпя и роняя пену с губ, промчался рядом со мной, обдав острым запахом лошадиного пота. Я вставил магазин, передернул затвор и вновь выстрелил по ближайшему ко мне башибузуку. Скакавшего рядом с ним головореза снял неизвестный стрелок, только что спасший мне жизнь.

Откуда-то со стороны раздался топот копыт – небольшой отряд донских казаков, развернувшийся лавой, с шашками наголо ударил по туркам. Я успел выстрелить дважды, но тут рядом со мной рухнул конь одного из казаков. Бедное животное забилось в предсмертных судорогах, и я, получив удар копытом в бок, улетел в бурьян. Каким-то чудом собравшись с силами, я приподнялся и увидел, что сражение уже закончилось. Единственный чудом уцелевший башибузук удирал, припав к шее быстроного коня. Вскинув «Винторез», я выстрелил в беглеца, после чего в глазах у меня потемнело, и я потерял сознание…

Неизвестно, сколько времени прошло, когда я пришел в себя. Лежал я на сене, в какой-то отчаянно скрипящей повозке. Веки у меня дрогнули, и тут в моих ушах прозвучал любимый голос, который на родном английском языке произнес:

– Милый, лежи спокойно, похоже, что у тебя сотрясение мозга.

«Ну все, – подумалось мне, – видно, я уже на том свете. Вот только непонятно, что тут делает моя Мейбел?»

А моя любимая тем временем продолжала:

– Мы отбились от этих бандитов, спасибо тебе.

«Нет, не похоже, это на рай. Но и на ад тоже не похоже. Значит, я жив…»

Немного подумав, я задал единственный правильный в данном случае вопрос:

– Милая, а какого хрена ты здесь делаешь?

Конечно, слово «хрен» было несколько другим – английским словом, тоже состоящим из четырех букв, причем слово сие было из числа тех, которые порядочная девушка знать не должна. Но та лишь обняла и поцеловала меня, после чего заставила проглотить ложку какой-то горькой гадости. И я опять провалился в забытье.

Очухался я уже на койке в большой палатке, и первое, что увидел, – сидящего на корточках капитана Ильина, глядевшего на меня впервые за все время нашего с ним общения без ехидства, вполне дружелюбно.

– Ну, тезка, ты даешь… Тринадцать зарубок можешь добавить себе на приклад. Эх, расскажешь кому – ни за что не поверят. Ничего, что я с тобой на «ты»?

– Конечно! Только вот кто стрелял по этим бандитам из фургонов? Если бы не он, мне несдобровать.

– Не «он», а «она». Это невеста твоя устроила небольшое сафари. Двоих положила, еще одного подранила.

– Гони ее на хрен обратно в тыл, – выпалил я.

– Вот то же самое я хотел сделать и с тобой, – усмехнулся он. – Ладно, КМБ ты, как видим, провалил, но это ничего не значит. Разрешаю тебе, когда оклемаешься, свободную охоту. Только согласно правилам, если только у тебя это получится. Я вот тебе книжицу полезную принес про действия снайпера: почитай на досуге, когда голова болеть перестанет.

– А что с Мейбел?

– Тут надо с ее начальством переговорить. Впрочем, вон она идет. Оставлю-ка я вас, голубков, наедине. Бывай, тезка, – и Коля Ильин, поднявшись, похлопал меня по плечу и направился к выходу.

16 (4) ноября 1854 года.

Степи Западного Причерноморья.

Протоиерей Дамиан Амвросиевич Борщ, старший священник 45-го Азовского пехотного полка

Когда командир полка, полковник Николай Павлович Криденер, скомандовал привал, я, по своему обычаю, начал петь акафист Пресвятой Богородице. Но успел я дойти лишь до конца третьего икоса[9 - Икос – хвалебная песнь, одна из составных частей акафиста.]:

…Радуйся, всего мира очищение.
Радуйся, Божие к смертным благоволение;
радуйся, смертных к Богу дерзновение.
Радуйся, Невесто неневестная.

И тут вдруг где-то недалеко, верстах в полутора, я услышал выстрел. Сунув молитвослов в сумку (в которой находились различные богослужебные принадлежности, бинты и водка), я побежал к своей смиренной кобылке, прозванной мною Клеопатрой. Стрельба тем временем продолжалась, и я наскоро приторочил сумку к седлу, а потом поскакал туда, откуда доносились выстрелы. Но когда я добрался до места, где произошла схватка, все уже кончилось: с десяток казаков рубил уцелевших башибузуков – тела их незадачливых товарищей валялись в ковыле, один раненый лежал ничком на земле и стонал, а еще один уцелевший улепетывал верхом от преследовавших его станичников. И лишь только я подумал, что ему удастся удрать, как услышал поблизости тихий хлопок, и последний турецкий всадник в черной феске, красном кафтане и зеленых шароварах, взмахнув руками, вывалился из седла и с треском упал в колючий кустарник.

– Молодцы, казачки, – сказал я, на что один из «гаврилычей» ответил:

– Да мы-то что, батюшка. Вот это он все сделал, – и показал мне на человека в пятнистой униформе, лежавшего без сознания, но все еще сжимавшего в руке ружье с прикладом странной формы.

– Когда мы прибыли, он уже перестрелял половину их или более того. А еще кто-то пулял вон от тех фургонов и тоже положил то ли двоих, то ли троих.

Пятнистая униформа мне была знакома: именно в ней служили люди с той самой знаменитой эскадры. На них я успел наглядеться в Севастополе, хотя лично встречаться мне ни с кем из них не приходилось, разве что с их доктором, Александром Николаевым, который лично спас троих раненых, которых я вытащил из огня в сражении при Альме. Одного еле-еле; я перевязал его рану обрывком своей рясы, а рана возьми да и загноись. Именно Александр подарил мне бинты, а также объяснил, почему раны необходимо промывать алкоголем. С тех пор у меня в сумке всегда имеется бутылка с крепкой водкой.

Едва я наклонился к «пятнистому», как к нам подбежали двое санитаров с носилками – молодой светловолосый человек лет двадцати и девица весьма приятной наружности, которая довольно бегло, но со смешным акцентом объявила, что штабс-капитан Домбровский нуждается в срочном лечении и потому его немедленно следует погрузить в фургон. Я помог положить его на носилки, и они понесли их обратно к поезду, а я перевязал выжившего турка, которого сразу же увели станичники.

Затем я осмотрел поле боя и увидел, что моя помощь более никому не требуется. Услышав от казаков, что троих из них забрали в лазарет, я пошел к ним. Один из санитаров, внимательно посмотрев на меня, спросил:

– Батюшка, скажите, а вы, случаем, не отец ли Дамиан?

– Аз есмь…

– Батюшка, благословите! Про вас рассказывают, как вы ходили в атаку с солдатами и под Силистрией, и под Альмой, перевязывали раненых обрывками рясы, а потом вытаскивали их с поля боя на своем горбу. И офицеров, и простых солдат, и казаков.

– Слушай больше, – усмехнулся я. – Ты из меня прямо какого-то Анику-воина хочешь сделать. – И, пока он собирался с мыслями, чтобы ответить мне, благословил его и вышел на улицу.

Из соседнего фургона послышался жаркий спор на неизвестном мне языке. Заглянув, я увидел штабс-капитана Домбровского и все ту же барышню, которая всплеснула руками и выбежала прочь. Я же подошел к штабс-капитану и спросил:

– Сын мой, не хочешь ли ты исповедоваться?

После исповеди тот попросил меня:

– Батюшка, прошу вас, поговорите с моей невестой.

– Так это была твоя невеста?

– Да, батюшка – она сестра Крестовоздвиженской общины. Зовут ее Мейбел Катберт. А теперь, после Святого крещения – Аллой Ивановной.

– Мейбел? Она что у тебя – англичанка?

– Да нет, батюшка, она из Североамериканских Соединенных Штатов. Именно Мейбел стреляла по туркам и спасла мне жизнь. Но, прошу вас, скажите вы ей, что нельзя ей здесь оставаться, ведь ее могут убить!

– А что она тебе об этом сказала?

– Говорит, что я ранен и что меня нужно срочно эвакуировать в тыл. Я не ранен, батюшка, меня лишь ударил копытом конь, и я вполне могу обойтись без лазарета!

– А ее, значит, нужно отправить подальше от того места, где стреляют?..

– Батюшка, я не хочу ее потерять!

– А если вас убьют? Вы об этом подумали? Тем более что вы и в самом деле не вполне здоровы.