Я лишь улыбнулся:
– Взаимно, виконт и мистер Каттлей.
Дальнейший разговор, к моему вящему удивлению, был поначалу практически точным повторением нашей беседы в Шотландии. Я мысленно поблагодарил Женю Васильева за то, что он тщательно вбивал в мою голову легенду и то, что мне следовало и разрешалось донести до неприятеля. Вопросы задавались по-разному, с разных точек зрения, и я пару раз чуть не влетел – то, что знал Федор Ефремович Филонов, не обязательно должно быть известно сэру Теодору. Примерно через час мои собеседники переглянулись, и Каттлей мне торжественным тоном доложил:
– Ну что ж, сэр Теодор. Про ваше существование будут знать немногие. Кроме того, даже для этих немногих вы всего лишь гость нашего правительства, бежавший от русской тирании.
– «Он выбрал свободу!» – не удержавшись, процитировал я расхожий американский пропагандистский штамп времен Холодной войны и сразу же пожалел, что вовремя не прикусил себе язык. Но, как ни странно, Палмерстон лишь широко улыбнулся мне улыбкой Чеширского кота:
– Именно так, сэр Теодор, именно так. У вас, оказывается, талант ритора. Именно так – для практически всех вы выбрали свободу и ее величество милостиво предоставила вам убежище и необходимые средства для ведения достойного образа жизни. То, что этим дело не ограничивается, знают весьма немногие: ее величество, я и господин Каттлей. Настоятельно прошу вас более ни с кем не откровенничать по этому поводу.
– Я вас понял, господин премьер-министр.
– Еще не премьер-министр, сэр Теодор, я еще только исполняющий обязанности – Парламент пока не утвердил мою кандидатуру. Так вот, хотелось бы у вас узнать про некоторых лиц из вашего будущего. Начнем с адмирала Кольцова.
А вот хрен вам, подумал я про себя. Мы с Женей и этот вопрос подробно обсудили.
– Адмирал Кольцов боевым морским офицером не является. Да и вообще он был не на самом лучшем счету среди своих коллег и сумел сделать карьеру, лишь используя личные связи. В нашем будущем его потому и назначили командующим группы кораблей, отправлявшейся с визитом в Южную Америку, так как делать при этом было практически нечего, а человек в чине капитана первого ранга, каковым он являлся на тот момент, нужен был лишь для того, чтобы наши венесуэльские партнеры не обиделись.
Мысленно попросив у Дмитрия Николаевича прощения за ту чушь, которую про него рассказывал, я продолжал в том же духе и про него, и про командиров других кораблей, и про полковника Сан-Хуана, каждый раз смакуя тот факт, что «в наше время» они были намного ниже рангом и ни в каких боевых действиях не участвовали. Получалось, что то, что произошло на Балтике и в Крыму, увенчалось успехом лишь потому, что им «просто повезло», да и оружие у них все-таки было гораздо лучше. Да, подумал я, «пою» я ничуть не хуже среднестатистического оппозиционера из моего времени…
В дверь осторожно постучали. Палмерстон посмотрел на часы и сказал:
– Простите, сэр Теодор, но уже шесть часов, и у меня сегодня, увы, дела. Давайте встретимся с вами завтра здесь же в половину седьмого. Я привезу своего повара, и мы поужинаем вместе с мистером Каттлеем и заодно продолжим столь интересную беседу. Тогда же мы сможем обсудить с вами наше дальнейшее сотрудничество, которое, как мне кажется, имеет все шансы стать долгосрочным и очень плодотворным для всех. А сегодня вас, насколько мне известно, ожидает весьма неплохой ужин в Голландском доме.
За дверью нас ждал сэр Стэффорд. Палмерстон улыбнулся:
– Сэр Теодор, позвольте вам представить сэра Стэффорда Генри Норткота, баронета Соединенного Королевства. Именно он будет вас опекать в вашем «выборе свободы».
После обычных в таком случае «хау ду ю ду»[1 - Эфраза (how do you do) в настоящее время практически не употребляется, а ранее использовалась в основном именно при знакомстве; «как дела?» и how are you?] Пальмерстон продолжил:
– Сэр Стэффорд, будьте так добры, привезите сюда сэра Теодора завтра в половине седьмого вечера.
– Сделаю, виконт. Сэр Теодор, идемте, пароход уже ждет нас.
Но, к моему удивлению, «Матильда», не пройдя и мили вверх по течению, после очередного изгиба реки причалила к какому-то пирсу, где сэр Стэффорд передал меня с рук на руки шести вооруженным людям в красной форме, которые «предложили» мне перебраться на другой пароход, чьего названия я не успел прочитать. Там меня поместили в каюту с зашторенными иллюминаторами. Впрочем, меня не третировали, а усадили за дубовый столик и напоили чаем, но ни на один мой вопрос не ответили. Единственное, что мне показалось, – это то, что мы опять развернулись и пошли в направлении, откуда только что приплыли. Высадили меня у каких-то мостков, рядом с которыми я с дрожью разглядел мрачные стены Тауэра. Меня передали десятку людей в такой же форме, но с алебардами в руках. Те, не говоря ни слова, повели меня внутрь через неприметную дверцу в стене. Интересно, подумал я, обменяют меня на их шпионов или я проведу остаток своей жизни в мрачных подземельях лондонской Бастилии? Хотя, насколько я помнил, англичане не любили долго морить заключенных в своих застенках: колесуют, отрубят голову – и вся недолга – виселицы мне можно не бояться, все-таки я «сэр»…
Вот только не успели мы войти в ворота замка, как мои конвоиры передали меня с рук на руки одинокому рейвенмастеру, или «мастеру воронов», который вежливо со мною поздоровался, после чего провел меня по двору Тауэра и рассказал историю замка. Затем я оказался в небольшом средневековом зале, где рейвенмастер оставил меня, а его место заняла шестерка бифитеров в красных мундирах. Через несколько минут туда же вошла ее величество королева Александрина Виктория, которая в ответ на мой глубокий поклон и поцелуй ее руки промурлыкала:
– Сэр Теодор, принц Альберт опять уехал в Бат, поэтому я сочла возможным принять вас в моей древнейшей резиденции. А у меня есть для вас небольшой подарочек. – И она вложила в мои руки свиток, из которого следовало, что я теперь не просто сэр Теодор Фэллон, но и баронет Соединенного Королевства сэр Теодор Фэллон.
Что было дальше, расскажу лишь вкратце. Сначала мне показали сокровища британской короны, а потом повели в залу, где нас накормили весьма обильно, хоть мясо было жестковатым, а овощи переваренными. А после ужина продолжилось то, чем мы с Викулей когда-то занимались в Стирлинге. Вот только теперь мне все вспоминался анекдот про то, как на лицо нежеланной партнерши лучше всего положить подушку, а на нее – портрет любимой женщины. В моем случае – Катрионы, моей соседки по Голландскому дому…
Но если серьезно, то чувствовал я себя весьма мерзко – изменял девушке, с которой у меня, понятно, никаких отношений нет и, наверное, быть не может, но которая всего за несколько минут успела завладеть моими умом и сердцем. Как многие обитатели XXI века, я, увы, стал самым обыкновенным жиголо, да еще и не только в переносном, но и в самом что ни на есть прямом смысле. А то, что у меня был титул, особо погоды не делало. И разве что тот факт, что я был здесь на задании, а не для собственного удовольствия, хоть немного, но притуплял угрызения совести.
15 (3) ноября 1854 года.
Османская империя. Бургас
Штаб десанта отлично потрудился над разработкой плана захвата порта и города. Согласно этому плану, за сутки до начала высадки основных сил разведывательно-диверсионные группы устроили набег на Варну. Цель набега – уничтожение складов с боеприпасами и отвлечение внимания от Бургаса. Расстояние между этими городами – чуть больше полутора сотен верст. Турецкие вестники с сообщением о набеге должны менее чем за сутки добраться из Варны до Бургаса. Одновременно с курьерами сочувствующие русским болгары и греки должны были распустить по городу слух, что, дескать, на Варну напало огромное войско царя Николая и сейчас там идет страшная резня.
Главные силы гарнизона Бургаса, точнее того, что от него осталось после перевода большей его части в Кёстендже[2 - Турецкое название Констанцы.] двумя неделями раньше, немедленно отправятся на помощь «ведущим неравный бой союзникам в Варне». И потому высадка главных сил десанта в Бургасе станет для неприятеля полной неожиданностью.
В отличие от Варны и Кёстендже, в Бургасе не требовалось взрывать, поджигать и крушить. Наоборот, город должен был остаться в полной целости и сохранности. Склады с боеприпасами еще послужат русской армии, равно как и склады с продовольствием.
По замыслу командования, русскими войсками Бургас будет превращен в узел снабжения тех частей, которые нанесут удар с тыла по турецким частям, обороняющим Шипкинский перевал и перевал Троян, после чего начнется общее наступление в направлении Адрианополя.
Бургас было решено захватить с использованием техники пришельцев из будущего. Первыми к Бургасу подойдут малый десантный катер «Денис Давыдов» и КВП[3 - Корабль на воздушной подушке.] «Мордовия». На их борту будут три обычных бронетранспортера и одна САО «Нона». Бронетехнику планировалось высадить на подходе к порту. Она обеспечит устойчивость штурмовых групп и поможет им в ночном бою вокруг города. Затем «Мордовия», используя свою воздушную подушку, легко перемахнет через узенький перешеек и, войдя в Атанасовское озеро, сможет обойти город и взять под контроль единственную дорогу, ведущую из Бургаса в Ислимие[4 - Современный Сливен.].
С началом захвата порта в бой вступят диверсионные отряды, состоящие из местных жителей и казаков, в течение последних нескольких дней тайком просочившихся в город. А после захвата причалов к ним подойдут транспортные корабли Черноморского флота, с которых будут высаживаться главные силы десанта. Бургас следовало захватить быстро и без больших жертв и разрушений.
Так все и произошло на деле. Подкравшиеся со стороны моря на надувных резиновых лодках (слава «Надежде» и ее бездонным контейнерам!) морпехи без единого выстрела уничтожили часовых на пирсе и захватили береговые батареи. На стоявших в гавани двух военных кораблях – турецком бриге и британском пароходе – все же почуяли неладное и подняли тревогу. Но, не успев открыть огонь, тут же были уничтожены «Шмелями». При свете пылающих кораблей противника десантники зачистили причалы. Еще несколько минут – и порт оказался под их полным контролем.
Вскоре к пирсу подошел первый русский корабль – колесный фрегат «Громоносец». С него на причал горохом посыпались солдаты Селенгинского пехотного полка и севастопольские матросы. С десяток морпехов выгрузили на берег несколько пулеметов «Корд» и АГС «Пламя». Ожидавшие их проводники – местные болгары и греки – повели десантников в город, где уже гремели выстрелы и слышны были крики «Ура!». Солдаты, обученные ведению ночного уличного боя, с ходу начали теснить неприятеля. В основном против них сражались турки – немногие англичане и французы еще вчера вечером покинули Бургас и отбыли в направлении Варны, где, по их мнению, и происходили главные события.
Турки, не обученные сражаться ночью, в панике метались по улицам. Они были настолько деморализованы, что начинали кричать «Теслим!»[5 - «Сдаюсь!» (тур.)], едва завидев всего нескольких русских. Особый ужас на них нагнали морпехи в своей пятнистой форме и с размалеванными черным тактическим гримом лицами. Пленные турецкие солдаты потом с ужасом рассказывали про «воинов Иблиса», сражавшихся на стороне русских. О них уже ходили самые невероятные слухи. Дескать, они питаются сырым человеческим мясом, видят ночью как днем, стреляют с удивительной меткостью и могут метать во врага огненные стрелы. Насчет каннибализма насмерть напуганные аскеры, конечно, хватили лишнего, а вот насчет прочего они оказались недалеки от истины. Морпехи пользовались приборами ночного видения, отлично стреляли, а в случае необходимости пускали в ход РПГ.
Еще больше турок напугали бронетранспортеры – стальные чудовища, способные двигаться и по суше, и по воде без помощи лошадей. Они ревели как дюжина ишаков, поливали противниками пулями, легко прошивавшими стенки домов, а самое главное, их самих не брали пули, даже выпущенные в упор.
Активная фаза боя закончилась где-то через час после начала высадки десанта. К тому моменту, как ночная мгла рассеялась, а на небе появился предрассветный румянец, гарнизон Бургаса был частично уничтожен, частично пленен. Толпы расхристанных пленных под командованием солдат-селенгинцев и болгарских ополченцев вывели за город и разместили лагерем на ближайшем выгоне.
Интенданты, как это бывает нечасто, в числе первых высадившиеся во вражеском порту, начали оприходовать трофеи. Наступило их время. Без нормального снабжения десант обречен. Черное море капризно и по осени часто штормит. Волнение, которое способно помешать снабжению десантников всем необходимым, может продлиться неделю, а то и больше. Поэтому следовало как можно быстрее разгрузить в порту транспортные суда, раскидать грузы по пакгаузам и складам и взять на учет все захваченные трофеи. Все интенданты прошли краткий курс обучения азам логистики под командованием капитана 2-го ранга Льва Израилевича Зайдермана. До того тыловики, как он потом сказал по секрету своему знакомому, Николаю Домбровскому, кроме как воровать в циклопических размерах, больше ничего не умели. После краткого ликбеза Зайдерман отобрал из числа интендантов десятка полтора наиболее смышленых и толковых. И храбрых – потому, что некоторые из кандидатов, узнав, что исполнять свои обязанности им придется не в глубоком тылу, а на передовой, резко заскучали и сказались больными.
Вскоре транспортные корабли, выгрузив содержимое трюмов на причал, под охраной боевых кораблей Черноморского флота вышли из Бургаса и направились в сторону Одессы. Там они примут на борт подкрепления и грузы, после чего снова возьмут курс на Бургас. А десантники, зачистив город, срочно начали формировать подвижные отряды, которые на следующее утро отправятся в поход…
16 (4) ноября 1854 года.
Галац. Лагерь Дунайской армии.
Поручик медицинской службы Гвардейского Флотского экипажа Николаев Александр Юрьевич, глава 1-го полевого лазарета при Черноморском Экспедиционном корпусе
Итак, началось… Вчера наши саперы под руководством полковника Тотлебена приступили к наведению переправы через Дунай. Река эта, конечно, широкая, но русские за время многочисленных войн с турками форсировали ее уже не раз. Вот и сейчас через водную гладь беспрерывно снуют паромы и лодки греков – Галац населяли в основном греки, которые настроены были против турок и их прихвостней и добровольно вызвались помочь русским.
Ситуация в этих краях сложилась парадоксальная. До начала войны местное начальство было настроено пророссийски. Но после того, как император Николай I приказал вывести наши войска из Дунайских княжеств, сменившая их австрийская оккупационная администрация сместила прежние власти и посадила на их место своих людей. Те популярностью у населения не пользовались. И, как только австрийцы стали очищать территорию княжеств, эти «квислинги» сбежали вместе со своими хозяевами. Поэтому нынешняя администрация состояла или из тех, кто снова вернулся на прежние места, или из русских офицеров, которые совмещали должности военных комендантов и глав городков и местечек.
А меня, по согласованию с Юрой Черниковым, направили с двумя моими севастопольскими коллегами в Галац в составе новосозданного Первого полевого лазарета. На подмогу мне дали двоих моих санитаров из Севастополя, двух курсантов-второкурсников из Юриной группы, плюс трех девушек-крестовоздвиженок. Но, слава богу, активных боевых действий пока не ведется и работы для нас с ребятами практически нет. Есть солдатики, получившие травмы по собственной дурости при проведении инженерных работ. Были случаи инфекционных заболеваний, но армейские врачи получили надлежащий инструктаж о соблюдении санитарных правил, и того, что творилось у наших противников в их военных лагерях, у нас не было.
Лафа, да и только. Не хватает лишь одного – моей Оленьки. Как там она без меня? Зная ее характер, не удивлюсь, если она сейчас пытается всеми правдами и неправдами попасть в санитарки нашего Экспедиционного корпуса. Мы с ее отцом, есаулом Даваевым, договорились пресекать на корню подобные попытки, да и Юру Черникова я проинформировал, и он тоже торжественно пообещал сделать все, чтобы этого не допустить, буде она объявится в Измаиле – именно там сейчас находится наш основной военный госпиталь.
Так что бояться, наверное, нечего и можно сидеть на горушке и наслаждаться видом того, как наши части форсируют Дунай. Зрелище это занятное, тем более что один из саперных офицеров вкратце рассказал мне о том, что, собственно, происходит.
Оказывается, понтонные парки существуют в русской армии чуть ли не с середины XVIII века. Понтоны, с помощью которых происходит переправа, разработал капитан артиллерии Андрей Немой (ну фамилия у него такая!). Им была предложена конструкция разборного понтона с парусиновой обшивкой и деревянным каркасом. Преимущество такой конструкции по сравнению с цельнодеревянными и металлическими понтонами – меньший вес и компактность. Да и лошадей для перевозки парка требовалось меньше. К тому же полотняную обшивку было легче чинить – для того, чтобы ее «заштопать», требовалось всего несколько минут. По штату в понтонной роте было полсотни понтонов, что обеспечивало наведение наплавного моста максимальной длиной в четверть километра. По такому мосту можно было переправлять повозки общим весом три с половиной тонны. А если понтоны использовать как паром, то его грузоподъемность составляла уже до восьми тонн.
У меня замирало сердце, когда на наплавной мост заезжали тяжелые орудия с зарядными ящиками и деревянный настил, лежащий на понтонах, начинал волнообразно изгибаться. Но саперы работали четко, и переправа проходила без ЧП. Правда, по мосту на правый берег Дуная переправлялись в основном артиллерия и обозные фуры, а также кавалерия. Пехоту перевозили греки. На своих лодках и небольших гребных судах они сновали словно челноки, ловко приставая к берегу и высаживая наших солдат, которые пересекали Дунай, что называется, не замочив ног.
А вот откуда-то мчатся наши казаки. Похоже, что они возвращаются из разведки: на одной из лошадей со связанными руками сидит пленный – судя по мундиру, английский офицер. А один из станичников с трудом держится в седле. Видимо, он ранен. Так, мое ничегонеделание на сем заканчивается, и мне пора идти в палатку, в которой мы принимаем пациентов.
Точно, от группы отделились двое – раненый казак и еще один, который помогал ему удержаться в седле и не упасть на землю. Я вздохнул и направился к своему рабочему месту. Можно, конечно, поручить раненого одному из коллег, но пусть они посмотрят, что им следует делать, и наберутся опыта.