Царь и схимник

Впрочем, это же не здесь.
Абрис – образ…
Кружит взвесь
Под апсидой[16 - Апсида – выступ здания, полукруглый или граненый.] храма в круг.
Кто ты, недруг или друг,
средь пустыни ждешь меня?
Факел мертвого огня
у тебя горит в руке,
чертишь знаки на песке.
Абрис – образ – образа…
Не молитва, а гроза
у меня в душе горит.
Каин Авелем убит.
Черный, в копоти, кивот,
и распятый там – не тот.
В окна – неба бирюза.
Абрис – образ – образа…

– Здорово, – отозвалась девушка. – Я бы так не смогла.

– Ага, – отметил парень. – Значит, мы тоже что-то пописываем? Впрочем, девчонки почти все через стихотворное словоблудье проходят.

– Не совсем так, – возразила новая знакомая. – Но я вполне понимаю тех, для кого стихотворный язык с детства был средством общения. Я, например, часто писала ни к чему не обязывающие стихотворные рисунки:

На солнечной милой планетке,
где только покой да уют,
растут на деревьях монетки
и три статуэтки живут.
Грызут обезьянки бананы,
от дождика прячутся в тень.
И пляшут под бубен бараны,
когда им бодаться не лень.
А три статуэтки-кокетки
веселые песни поют
и дарят баранам конфетки,
и три апельсина жуют.
На солнечной милой планетке,
там можно капризничать всласть.
А вам не хотелось бы, детки,
на эту планетку попасть?

– Ух ты! – воскликнул Давид. – Просто удивительно! У пацанов ни времени, ни чувств на такое никогда не хватает. А когда рады бы что-то выразить необыкновенное, не как у всех, то восприятие тонких материй уже отставлено и невостребованное утрачено навсегда. Недаром же Христос говорил, что у имеющих прибавится, а у неимущих отнимется последнее, то есть не зарывай свой талант в землю, чтобы его совсем не потерять.

– «Всякое писание богодухновенно и полезно есть[17 - Василий Великий (2 Тим. 3:16)]», значит, тебе не зря такие мысли в голову приходят, – подытожила девушка. – Ведь нынешний патриарх Кирилл еще в 90-х годах прошлого столетия какими-то путями получил от государства лицензию на импорт табачных изделий Европы. По всем городам смутной советско-демократической России появились ларьки, где малолеткам продавали пиво, сигареты в любом количестве и паленый спирт «Ройял». То есть пастух травил ягнят своего стада, но получал за это благословение золотого тельца. Вот и выходит, что

«…Каин Авелем убит. Черный, в копоти, кивот да распятый там – не тот».

– Странно, – Давид искоса посмотрел на подружку. – Я раньше не задумывался над тем, что написал. А ты разложила все по полочкам. Странно!

– Что тебе не понятно? – ядовито скривила губы его собеседница. – Странно, что страну нашу превращают в помойку? Или что никогда ни одна кухарка не сумеет управлять государством, как завещал «великий Ленин»?

– Ладно тебе, – попытался унять девушку Давид. – Расскажи лучше о странностях метрополитена. Меня это больше сейчас интересует. Притом, ты обещала рассказать.

– Конечно, расскажу, – согласилась девушка. – Мы с тобой сейчас находимся на «Площади революции».

– Да, я знаю.

– Но ты не знаешь того, что здесь несколько раз видели огромную гусеницу больше полутора метров в длину с раздвоенным хвостом, украшенным костяными иголками, как у скорпиона. Правда, гусеница еще никого не успела ужалить, ей все вовремя уступали дорогу, но факт появления или мутации каких-то подземных существ неоднократно замечен.

– Сбываются предсказания Герберта Уэллса… – хмыкнул Давид. – Он в одном из своих романов упоминал о подземных жителях. Нищие, бездомные и никому не нужные люди переселились под землю и начали жить и развивать свою цивилизацию. Уэллс их называет морлоками.

Глаза девушки вспыхнули болезненным блеском искателя истины, отстаивающего свои убеждения:

– Именно так!.. А между «Тульской» и «Нагатинской» также неоднократно видели человеко-обезьяну с телом, покрытым бесцветной шерстью. А на станции «Сокол» – привидений. Настоящих! Чаще всего их видят работники метро. Служащие постоянно чувствуют там потустороннее присутствие каких-нибудь призраков, как будто кто-то тайком наблюдает за ними. Некоторые рассказывают о призрачных фигурах, появляющихся на станции, когда там еще нет пассажиров. Предполагаемая причина аномальных явлений – находившееся неподалеку огромное кладбище, где хоронили воинов, погибших в Первой мировой войне. Могилы не перенесли, как полагается, с соответствующими обрядами, а мрамор с надгробий использовали в отделке новых станций. Такое, как известно, бесследно не проходит. А воздействие негативных факторов в подземке усиливается в несколько раз по той простой причине, что там нет солнечного света, который является естественной преградой для отрицательной энергии. Для подземных жителей солнечный свет не очень-то приятен… Диггерам врать незачем, а их «страшилки» не хуже американских «ужастиков».

– Может, что-нибудь присочиняют? – предположил Давид. – Так же, как рыбаки возле костра хвастаются, кто и какую рыбу сумел подцепить на крючок.

– Не думаю, – упрямо мотнула головой девушка. – В общем, столичные диггеры утверждают, что все городские коммуникации давно обжиты привидениями. В мрачных подземных тоннелях можно встретить оборотней, гномов и таких тварей, у которых и названий-то нет. Диггеры сами придумывают им имена – «глюки», «ползунки», «мешки», «фонарики», «хохрики»…

– Хохрики? – перебил девушку Давид. – Вот откуда в московском сленге появилось это слово.

– Ну да, – согласилась та. – Я сама не очень-то им верила, пока мне на компьютер не сбросили несколько фотографий подземных жителей.

– Так они у тебя есть? Здорово! Надеюсь, покажешь?

– Покажу… – девушка ненадолго замолчала, видимо, выбирая дату, когда сможет показать новому приятелю интригующие фотографии.

Наша парочка уже доехала до метро «Первомайская» и шла сейчас по одноименной улице вдоль трамвайных путей.

Возле дома на углу 11-й Парковой девушка остановилась.

– Вот здесь я и живу, – она посмотрела в глаза Давиду, как будто хотела о чем-то спросить, но не решалась.

– Ты что-то хочешь узнать? – помог ей парень.

– Да, – кивнула девушка. – Ты меня проводил, спасибо. А как же сам? Ведь метро уже не работает.

– Ладно тебе, успокойся, – отмахнулся Давид. – Я – мужчина. Не пропаду.

– Ну, уж нет! – тряхнула головой девушка. – Пойдем ко мне, – это было произнесено таким тоном, что возражать не осмелился бы самый упрямый из мужчин.

Давид пытался никогда никому не доставлять неудобства, тем более своей персоной. Но девушка решительно взяла его за руку и потащила в подъезд.

– Только нам надо пробраться, что называется, на цыпочках, – предупредила она. – Я здесь комнату снимаю, и хозяева не любят, когда я поздно прихожу.

– Такое случается часто? – ухмыльнулся Давид.

– Тихо ты, – одернула девушка. – А то, учитывая твое еврейское имя, получишь обрезание… языка!

– Языка?!