Идущие на смех

Трубку положили, но через минуту телефон зазвонил снова.

– Елену Ивановну, пожалуйста.

– Я же вам сказал – здесь её нет.

– Простите, это 233-66-90?

– Да.

– Странно. Извините.

И началось.

Елену Ивановну спрашивали через каждые полчаса. Звонили из Москвы, звонили и по междугородке.

– Что вы все ко мне трезвоните? – с раздражением спросил я у одного из звонарей.

– В справочнике указан ваш номер.

– Очень мило. А кто издавал справочник?

– Наш трест. Отдел кадров.

– Дайте мне номер заведующего отделом.

– Пожалуйста.

Трубка продиктовала семь цифр. Я позвонил завотделом кадров и объяснил ему ситуацию.

– Н-да… Неувязка… – пророкотал бывший командный голос. – Её телефон 293-66-90. Тройку с девяткой перепутали. На виновных наложим взыскание.

– А вы не можете переделать справочник?

– По инструкции справочники переиздаются раз в три года. Осталось два года и семь месяцев.

– А ей часто будут звонить?

– Вообще-то частенько. Наш трест имеет двадцать пять филиалов. Особая интенсивность будет в конце месяцев и кварталов… Финансовые отчёты, заявки…

В этом тресте финансовые отчёты сдавали аккуратно. В конце месяца телефон звонил через каждые десять минут. Я, как хорошо налаженное справочное бюро, кричал в трубку:

– Не 23, а 29! Пожалуйста, запишите и передайте своим товарищам!

Я позвонил на телефонную станцию, рассказал им всё и взмолился. Мне посочувствовали, но помочь не смогли.

– Это не наше дело. Наше – чтобы телефон работал исправно.

Телефон работал исправно. Звонок звенел с раннего утра до позднего вечера. Очевидно, Елена Ивановна была добросовестным работником, засиживалась после окончания рабочего дня, и все об этом знали.

– Поставьте мне розетку, чтоб я мог его выключать! – снова воззвал я к телефонной станции.

– Розетки будут в следующем квартале.

(Тогда и розетки бы в дефиците и телефоны в большинстве «спаренные»: на одной линии – два абонента).

Я попробовал снимать трубку и класть её рядом с телефоном, но, получив грандиозный скандал от соседа по блокиратору, вынужден был отказаться от этой защитной акции.

Я стал плохо спать, вскакивал среди ночи и бросался душить телефон. В общем-то, я человек интеллигентный, никогда не произношу бранных слов. И вдруг в полусонном бреду стал выкрикивать такие фразы, которые переводчики обычно объясняют иностранцам, как непереводимую игру слов. Я даже перестал печатать материалы у своей машинистки: её звали Мальвина Абрамовна – это напоминало мне Елену Ивановну.

Наконец, я не выдержал, через отдел кадров узнал номер директора треста и позвонил ему. Я стонал, выл, плакал, дёргался, как Луи де Фюнес, бил себя трубкой по голове и угрожал повеситься на телефонном шнуре.

– Елена Ивановна скоро вернется из отпуска, что-нибудь придумаем, – пообещал директор.

Потом позвонил Кустанай.

– Слушай, друг, – кричал в трубке хриплый голос, – протолкни вагон кровельного железа вне фондов, а…

– Вы ошиблись номером. Звоните по телефону 293-66-90.

Я повесил трубку, но телефон зазвонил опять.

– Я тебе, бюрократу, до утра буду звонить, понял! Нажми на министерство, выбей железо… Ведь всего один вагон…

Я понял, что от него не избавиться.

– А для чего железо?

– Для школы. Такую красавицу отгрохали…

– Вы хоть скажите, кто вы и к кому звонить?

– Мы – СУ «Спецстроя», а звонить надо заместителю министра. – Трубка радостно продиктовала мне номер. – Я бы сам выбил, да секретарша меня с ним уже не соединяет.

Я позвонил заместителю министра. Это было нелепо, но это был единственный способ избавиться от назойливого кустанайца.

Я просил, требовал, нажимал на любовь к детям, напоминал о всеобщем среднем образовании.

– А кто это говорит? – удивленно спросил замминистра.

На секунду я растерялся, а потом брякнул:

– Елена Ивановна.

После недолгой паузы трубка ответила.

– Хорошо. Дадим. А вы идите домой и лечите простуду…

В последующие дни, таким же образом, ради своего покоя, я выбил брёвна для Винницы, вырвал рельсы для Вологды и выклянчил медные трубы для Одессы.