Небеса моего брата

Мама с этим согласилась. Мой брат, первым делом, вошел в класс будущих балалаечников. Вышел он оттуда минуты через две под напором и давлением снова оскорбленной до глубины души мамы, видевшей в Тиме будущего солиста с мировым именем, виртуозно владеющим пианино и роялем, ну, в крайнем случае, скрипкой, но никак не балалайкой.

Класс, где готовили клавишников, также закрыл перед ней двери под предлогом отсутствия мест.

– Приходите на следующий год, – услышала мама ответ, который ничем не смогла парировать.

Ждать двенадцать месяцев она не хотела. Дарование сына, по ее мнению должно быть оценено по достоинству уже сегодня, в крайнем случае, завтра. И никак иначе. Но ни скрипку, ни на рояль с пианино в ближайшее время было не попасть. Взяток мама не предлагала. А потому оказалась, в итоге, ни с чем.

Ситуация поменялась сама собой и в нашу пользу. В числе преподавателей музыкальной школы оказался некий мужчина, который когда был знаком с нашим дедушкой. Упомянув в разговоре с мамой об этом, он заявил, что обучает детей в этих же стенах по классу гармони и баяна. И за скромную пару бутылок дорогого коньяка готов подумать над зачислением Тимы под свою опеку до следующего года. За одно он заявил, что сможет пролоббировать дальнейшее его вхождение хоть в класс скрипки, хоть в клавишники.

Мама сдалась. Моего брата записали в гармонисты-баянисты. Что тут началось!

Талантливый человек, как говорится, талантлив во всем!

Тима начал разрывать между рисованием, что ему небывало нравилось и занятиями с гармонью и баяном, где у него также все шло весьма не плохо. Где ему лучше он и сам не мог определиться. Но его руки оказались приспособлены ко всему. Он великолепно рисовал и, по началу, довольно неплохо заиграл на музыкальном инструменте. У него все получалось. Приходилось только корректировать время посещения художественно и музыкальной школы.

Тут на помощь пришел дедушка. Пока мама и папа были на работе, он, под видом служебных поездок, возил Тиму на занятия и туда, и сюда. Свободного времени ни у дедушки, ни у моего брата, на этом основании, совершенно не оставалось. Нагрузка росла. Все терпели и помогали юному таланту расти и развиваться.

Каким-то невероятным образом мой брат успевал все и, казалось, не уставал при этом. Шли месяц за месяцем. Тима заявил о себе на выставках художников и уже получил от продажи своих картин первую прибыль. К нам домой пожаловал первый клиент, пожелавший себе персональный портрет в обмен на деньги. В музыкальной школе мой брат выступил с номером, где в паре с более опытным гармонистом сорвал овации зала и получил приглашение выступить на нескольких праздниках и на концерте, посвященном кокай-то дате в администрации города. Все предложения наша мама тогда приняла. Она расплывалась в довольной улыбке, пожинала плоды Тиминой гениальности и уже мыслила об уходе с работы, чтобы всецело посвятить себя младшему сыну, который уже начал генерировать финансовую отдачу.

Тиме девять, он учится в пятом классе с ребятами, что старше его минимум на два года. Он круглый отличник. Одновременно ходит в музыкальную и художественную школы. Там он тоже в передовиках с большим отрывом от остальных детей, особенно в деле освоения изобразительно искусства. У него выставки, в том числе персональные. Он получает заказы на портреты, пейзажи и натюрморты. Нашей маме платят за них деньги. От музыкальной школы он выступает с гармонью на концертах. У него берут интервью, о нем пишут в местных газетах. О нем снят репортаж для новостей, а потом и целый документальный фильм. Тиму навещают корреспонденты, телевизионщики и блогеры. Мама увольняется из-за него с работы. Наша семья начинает на всем на этом зарабатывать, но прежде всего на картинах.

На фоне явно встающей перед нами перспективы финансового благополучия, я и папа начинаем мириться со своей ролью постоянного пребывания на четвертом и пятом плане. Мы безропотно слушаемся нашу маму и выполняем все ее приказания. Тиму мы стараемся не отвлекать и, более того, подходим к нему по любому вопросу только после разрешения вышестоящей мамы. Главный в нашей семье мой брат! Непроницаемый и бронированный колпак над ним – это наша мама. Все остальные: прислуга и безропотный обслуживающий персонал.

Вскоре состоялся выезд Тимофея заграницу. Все началось с предложения того самого преподавателя, что принял его на исключительной основе под свою опеку в музыкальной школе. Он заявил маме о возможности участия моего брата в поездке в одну из европейских стран, для участия в международном музыкальном конкурсе. Напарником ему был назван тот самый мальчик, с которым Тима уже не раз выступал вместе в качестве второго номера. Тот был старше, опытнее и считался местным юным дарованием областного значения по классу гармони. Этому парню светило огромное будущее и широкие перспективы.

Но и мой брат был хорош. Преподаватель музыкальной школы уже не раз говорил нашей маме о том, что Тима прогрессирует очень заметно и уже наступает на пятки своему напарнику. А на этом основании следовало ожидать смещение признанного дарования со своего места и занятия его другим человеком. Само собой, мы понимали кем! И этого все ждали от Тимы.

Тут нашу Маму смущало только одно. Гармонь! Этот баян, который, как музыкальный инструмент в ее глазах не может конкурировать с такими гигантами мира исполнительского мастерства, где царствуют рояль и скрипка. Гармонь – не то! Это для местных ценителей, для свадеб, для посиделок, для застолья, для концертов в деревенских клубах, для бабушек. Другое дело фортепьяно или скрипка. Это ценит весь цивилизованный мир. Все помнят великих пианистов и скрипачей, и никто, совершенно никто не знает ни одного гармониста. Спросите хоть кого на улице. Может быть кто-то один из случайных прохожих и назовет хотя бы одно имя? Такие имена есть. Есть и в нашей стране. Может, кто и вспомнит, назовет имя. А вспомнит ли кто зарубежного мастера гармони и баяна. А если задать этот вопрос об именах мирового значения, прославивших себя игрой на рояле или скрипке. Вот тут процесс немного затянется. Большинство назовет пару, другую имен. Именно это и давило на сердце и на душу нашей мамы с той силой, что выталкивала ее вместе с младшим сыном из мира музыки.

– Гармонь не принесет Тимофею абсолютно ничего! – плакала она, причитая.

Плач, не плач. А поездка на зарубежный музыкальный конкурс стояла куда выше очередной выставки картин, где принимал участие мой брат. Билеты и паспорта в коридоре на тумбочке. Чемоданы собраны. Лучше синица в руках, чем воробей в небе и утка под кроватью. Слава художника из нашей семьи росла на глазах. Но темп не был высок, а прибыли от продажи портретов и пейзажей на тот момент времени еще не впечатляли. А тут концерт заграницей. Конкурс с открывающимися перспективами в случае результативного выступления на нем. Просто нужно не провалить его и все. Городское телевидение снова расскажет о Тимофее в новостях. Потом последует приглашение еще куда-нибудь.

Но в руках Тимы всего лишь гармонь! Не скрипка, не фортепьяно. Мама негодовала, но поехала с ним. Она никогда не было заграницей. Там не были и Тима, и я, и папа. Не был никто из нашей семьи. Куда там? Я на море всего раз был с родителями. Еще раз он ездили туда без меня, еще до моего рождения. В детстве их свозили всего по разу на отдых и под южное солнце бабушки и дедушки. Все!

Поездка удалась. В своей номинации Тимофей с товарищем заняли первое место. В родную музыкальную школу они привезли кубок-приз, что был непременно выставлен напоказ. Дирекция и преподаватель почувствовали себя счастливыми. Лавина счастья обрушилась и на музыкантов-победителей. Отсюда и городское телевидение, и блогеры, и фото на доске почета школы. Даже призовые деньги выплатили. И довольно не малые по меркам нашего города.

Деньги маму обрадовали. Ощутив их присутствие в своих руках, она задала преподавателю Тимы вопрос о дате следующего конкурса и возможности в нем участвовать. Тот в ответ лишь пожал плечами. Заглянуть в будущее он, увы, не мог. На этом основании наша мама, как опытный в прошлом бухгалтер, посчитала расходы на Тимино образование во всех направлениях. Прикинула уже попавшие к нам доходы. Свела воедино дебит с кредитом и недовольно чмокнула губами.

Мне сразу стало все ясно. Увольнение мамы с работы для полного погружения в дела младшего сына пока не приносило должной отдачи, ожидаемой от простого суммирования маминой зарплаты, что могла бы у нее быть, и сравнения полученного числа с тем, что уже смог заработать Тима. Разница хоть и была в положительную для нас сторону, но не впечатляла никого, прежде всего нашу маму. Винила она, прежде всего пресловутая гармонь. Кусала губы, но уже ничего не могла поделать. Младший сын, вопреки ее желанию не проявил интереса к скрипке и пианино, когда она все же смогла добиться прослушивания при поступлении в музыкальную школу на следующий год. Тима увлекся гармонью настолько, что за три последующих года, занимаясь параллельно рисованием, занял позицию лучшего ученика, уступая только своему напарнику. Да и то, совсем незначительно.

Маму это злило. Мой брат должен был быть первым. И только первым. Но не с гармонью в руках.

Ситуацию с музыкой сильно сгладил рост популярности Тимофея как художника. Его триумфальное возвращений из заграничной поездки с конкурса гармонистов совпало с ростом числа заказов и результатами продаж его картин с выставок. Все хотели портрет его кисти. Его начинали сравнивать с маститыми живописцами прошлого и настоящего. Мамина электронная почта разрывалась от входящих посланий желающих позировать юному дарованию. Растущий в ответ ценник большинство просителей не пугал. Люди были готовы расставаться с деньгами в обмен на свое изображение, выполненное моим братом.

И тут случилось чудо. Пока мама искала способ реализации одновременно всех талантов Тимы, пытаясь остановиться почему-то именно на скрипке или рояле, то есть застолбить место сыну в музыке, он проявил себя на новом поприще. Мой брат начал писать стихи! Все члены семьи опять остолбенели. Талантливый человек талантлив во всем. Списано с нашего Тимофея. Мама всплеснула руками.

– Он еще и поэт! – завопила она, слушая оду чему-то там, написанную моим братом примерно за час до того на нескольких тетрадных листах.

Все мы сияли от счастья. Мама – больше всех.

– На следующем музыкальном конкурсе Тимофей не только сыграет, но потом еще и прочтет стихи собственного сочинения, – декламировала она, едва не падая на пол от волнения и переполнения чрезмерно положительными эмоциями.

Не тут то было. Тима, найдя в себе дар поэта, утратил интерес к музыке. Все произошло само собой. Такое мы уже пережили, когда он преодолел очередную планку в рисовании, потом загорелся гармонью, но потерял вкус к науке, которым обладал, читая один за другим учебники по физике, химии, астрономии и биологии. Мой брат положил гармонь в кладовку и заявил маме, что больше не пойдет в музыкальную школу. Ее глаза в ответ сделались такими, что обе мои бабушки кинулись к ней, предупреждая попытку наброситься с кулаками на младшего сына.

Накал страстей спас вал заказов на картины. Всю последующую ночь мама не спала, ходила из угла в угол и думала. Потом брала в руки калькулятор, ручку и бумагу, открывала электронную почту и что-то подолгу считала. Утром она огласила нам всем результат прошедшей бессонной ночи:

– Раз это была всего лишь гармонь, а не фортепьяно или скрипка, как я хотела, то ладно. Баяном и гармонью не особо проживешь. Есть шанс спиться.

Мне только потом дедушка объяснил, почему есть вероятность угодить в ряды алкоголиков, если увлекаться игрой на гармони. Раньше я этого и не знал. Оказывается один из видов заработка баянистов и гармонистов – это выступление на свадьбах. А там не пить нельзя.

– На картинах и стихах мы заработаем больше, – продолжила мама. – На этом и остановимся, пока Тима не утратил интерес, как было раньше с наукой, а потом с музыкой.

Я считаю, что мама предсказуемо попала в точку. Наука и музыка ушли из головы моего брата. Возможно, что безвозвратно.

– Да устал он просто от повышенной нагрузки! – громко заявил в адрес мама дедушка. – Достала ты его! У него и минуты не т свободной. Всю свою коротенькую жизнь только и пашет тебе в угоду.

В данный момент, как я и другие присутствующие в нашей квартире понимали складывающуюся ситуацию, модно было ожидать решительного броска нашей мамы на нашего дедушку. Последний, кстати, уже осознал всю тяжесть произнесенных слов и принял защитную стойку. А здесь надо было отдать должное его сопернице. Та, сначала зашипев и побагровев, а потом, издав тоненький звук резко выдыхаемого воздуха, заявила:

– Тима – гений! С ним по-другому нельзя!

Никто, конечно, не стал разбираться в этом вопросе. Все просто побоялись нашу маму. На том внутрисемейный конфликт и закончился. Даже больше. Конфликт исчерпался сам собой, плавно переплыв в нишу грядущего финансового достатка.

В перерывах между выполнениями заказов на портреты, пейзажи и натюрморты, Тима расслаблялся с тетрадью и ручкой в руке. Нет, он не рисовал в этот момент. Он писал стихи, и довольно быстро выдавал на бумаге очередные два-три десятка строк. Мама сияла от восторга. Она прижимала к себе тетрадки младшего сына, и танцевал с ними по всей квартире. Для последующей оценки его творчества она перенесла все то, что сочинил мой брат в печатный формат, и напросилась на прием к нескольким ближайшим к нам поэтам и литераторам. Всех нас волновал вопрос качества Тиминых стихов. Нашу маму этот вопрос не просто волновал, он ее будоражил. И когда один из признанных поэтов нашего города, уже издавший свои поэмы, запросил для своего личного просмотра сочинений моего брата довольно значительную сумму денег, он получил ее. Мама ни перед чем не останавливалась. В итоге она увидела письменный отчет, написанный таким языком, что был понятен едва, что людьми из мира профессиональной литературы. Просьба о расшифровки данного документа на словах выглядела примерно так:

– Все в порядке. У вашего сына талант. У него явно прослеживается собственный стиль. Пусть пишет дальше. Его когда-нибудь, через годы издадут.

– Через годы? Талант? – возмутилась наша мама. Посылая в адрес оценщика нелицеприятные для него реплики. – Это ты, обычный поэт и талант. А мой сын гений! Его будут печатать!

Тима не обратил на мамины слова и словесную расшифровку никакого внимания. Он изучил, со свойственным ему вниманием текст официального ответа, почесал лоб и негромко заявил:

– Учту и приму к сведению.

Все прочие члены нашей семьи, пытавшиеся вникнуть в написанные в отчете слова, не поняли абсолютно ничего. Мир профессиональной поэзии остался для нас закрытым. Поддался он только лишь моему брату.

Тем временем наша мама, с присущей ей энергией, начала отправлять стихотворения Тимы в различные издательства. В ее электронные письма обязательно были включены слова с описанием гениальности младшего сына, перечень его достижений на поприще изобразительного искусства, музыки, науки и, наконец, сочинительства. Результата она ждала немедленно. Однако ни одно издательство не реагировало молниеносно. Сроки ожидания ответа составляли от пары месяцев до года. Более того, весомая их часть и вовсе не отчиталось перед нашей мамой о получении ее послания. Через некоторое время ответы стали все же приходить. И, какие? Вежливые отказы шли один за другим. Редакторы сопротивлялись напору незнакомой им женщины и ее сына. Лишь только один из них выдал хоть какой-то понятный нам ответ:

– Ваш гениальный сын никому как поэт не известен. Вкладывать в него мы не готовы.

– Как это не известен? – Возмутилась в ответ наша мама. – Его по телевизору показали, о нем фильм сняли, репортажи сделали. У него медали, гран-при, призы, грамоты.

Но издательства оставались непроницаемы. Ни одно из них не открыло нам двери. Тима молчал, писал стихи и поэмы дальше. Мама негодовала, но недолго. За то время, что она штурмовала литературные редакции, мой брат не переставал штамповать картины на заказ. Деньги шли, ценники росли, банковский счет пополнялся, а вместе с ним увеличивались аппетиты членов семьи. И тут выход из сложившейся ситуации был найден. Мама приняла решение издать стихотворения Тимы за наш счет. Благо, что такая услуга существует на белом свете. Реализацию напечатанных книг она брала на себя. Помощь издательств ее теперь не интересовала.

Через пару месяцев нам домой доставили коробки, в которых лежало пятьсот экземпляров книги со стихами нашего Тимофея. Твердый переплет, запах типографии, шелест бумаги, яркое оформление и портрет автора в задумчивой позе на обложке. Мы сияли от счастья. Мама, само собой, больше всех. Бегать по магазинам, чтобы уговорить взять на реализацию печатное творчество моего брата она не стала. На это у нее не было времени, да и мама сама по себе считала себя куда более высоким творением, подарившим миру гения, чем все те обыкновенные людишки, что владели магазинами и стояли за прилавками. Книги стали продаваться прямо у нас на дому. Нет, мы не давали объявлений через социальные сети и не расклеивали их по столбам по округе. Реализация стихотворений в твердой обложке шла через заказчиков картин, как будущих и настоящих, так и тех, кто уже удовлетворил свое желание стать запечатленным в красках руками юного мастера. Цена на книги, если честно, зашкаливала. Я бы точно пожалел свой бюджет на творческое творение какого-то мальчика, заранее не зная, что это мой родной брат.

Наша мама, в свою очередь, придумала некое условие заказа картин, при котором покупка книги со стихами Тимы становилось обязательным. Иначе он отказывала клиенту с порога. Таким образом, любой пожелавший получить в свои руки портрет от юного дарования был обязан купить экземпляр плода его литературного творчества. Впрочем, как и следовало ожидать, отказов не было. Платежеспособность клиентов обозначалась на старте объявленной ценой будущего творения мастера. Таким образом, стихи моего брата с небольшой скоростью покидали нашу квартиру.

Несмотря на некоторое скупердяйство нашей мамы, привыкшей все создаваемое руками и головой младшего сына преобразовывать в деньги, некоторое количество книг она все же дарила. Это, по ее мнению, было неким рекламным ходом. С другой стороны она, видя в клиенте полезного в будущем человека, брала с него деньги исключительно за портрет, прикладывая стихи Тимофея в качестве подарка или сувенира. Само собой, что всем это нравилось. В кругу друзей и близких можно было похвастаться не только качественным изображением себя в рамке на стене, но еще прибавить лоску, небрежно листая томик сочинений прославившегося за последние годы гения.