Старинные миньятюры

Неординарный человек, как любая нестандартная вещь, – везде не по размеру, что, в конце концов, утомляет окружающих. Именно таким был Варфоломей Иванович, отпрыск известного в прошлом купца Катышева, упавшего после обильного возлияния с лестницы и разбившегося насмерть. Мечтая изобрести Рerpetuum mobile или что-нибудь не менее грандиозное, Варфоломей забросил отцовское дело и спустил все деньги на поездки по заграницам, где изучал совершенно бесполезные для торговых дел науки. Когда финансы иссякли, он вернулся на родину.

Утратив отношения с бывшими друзьями, Катышев вел жизнь тихую и непримечательную. Единственным человеком, с которым он общался, была родная сестра – Варвара Ивановна, проживающая с ним под одной крышей и взвалившая на свои плечи все домашнее хозяйство. Рано овдовевшая, она продала имение мужа-полковника и жила на pension, выплачиваемый государством.

– Ох, Варфоломеюшка, – причитала сестрица, шумно потягивая из блюдечка горячий чай. – Когда за ум возьмешься? Мне уже тридцать пять, скоро ослабну, а за домом следить и тебя обслуживать некому. Ты об этом думал?

– Не ослабнешь! – спокойно отвечал Варфоломей, делая какие-то записи на листе бумаги. – Вот доведу до ума звуковое ружье, запатентую – и деньги рекой потекут. Представляешь, оно вместо пули будет сгустком звука стрелять! Летит себе такой сгусток в оболочке из плазмы, попадает в цель и разрывается внутри. А-а-а, да что тебе объяснять, все равно ничего не поймешь!

– Эхо-хо, – горестно вздыхала Варвара Ивановна, наполняя блюдечко в очередной раз. – Одни бредовые фантазии в твоей голове. Оттого и личная жизнь неустроенна!

Опухшая, перепачканная копотью Луна излучала бледный свет кровавого оттенка. Выдыхая облака дыма, она походила на севшего перекурить истопника, по чьей физиономии прыгали блики огня. Звезды то выныривали, то снова исчезали в омуте ночи. В общем, на небе творилось что-то непонятное и, по всей видимости, скверное. Надо сказать, и на земле все было не совсем гладко: тягостно шумели листвой всклокоченные липы, где-то за заборами истерично рыдала нежданно-негаданно овдовевшая свинья.

Варфоломей вышел во двор. В руках он держал странное приспособление, по виду отдаленно напоминающее самоварную трубу с прикладом. Пристроив штуковину к плечу, изобретатель навел ее на Луну и нажал спусковой крючок. Гулкий выстрел эхом прокатился над крышами и тут же растаял в темноте. Подняли гам испуганные вороны, исступленно залаяли псы. В сонных окнах вспыхнули тусклые огоньки свечей. Покрытый оспинами диск надменно взирал на изобретателя и безмолвно вопрошал: «Ну что, дурень, убедился в собственной глупости?» Разочарованный отсутствием какого-либо результата Варфоломей чертыхнулся; сморщив лоб, зашел в дом и погрузился в раздумья: «Вроде бы все рассчитал правильно, ошибки быть не должно. Почему же нет никакого эффекта?» – с этими мыслями он брякнулся на кровать и постарался уснуть.

Ни с того ни с сего началась жуткая гроза. Казалось, будто ангелы войны собирались сойти на землю и оповещали о своем гнусном намерении. Но что-то не сложилось. Гроза кончилась так же внезапно, как и началась. Ни молний, ни грома, ни дождя, ни ветра. Уши Варфоломея заложило от навалившейся тишины. Душа успокоилась. Он повернулся набок и мгновенно уснул.

Семен Евграфович Сытин, преподаватель физики и астрономии в земской гимназии, наблюдал в собственноручно собранный телескоп за ночным небом. Мерцание далеких планет, кои простые обыватели называют звездами, будоражило сознание учителя, навевало мысли о бесконечности Вселенной. «Светит звезда, и люди принимают это как должное, не догадываясь, что небесное тело давно погасло, а его лучи только достигли Земли», – рассуждал Сытин, любуясь недоступными мирами. Собираясь покинуть чердак, приспособленный под обсерваторию, он обратил внимание на странное явление: над поверхностью луны поднималось пыльное облако, возникшее, по всей видимости, от столкновения с крупным метеоритом. «Вот так штука! Я стал очевидцем небольшой космической катастрофы. Сейчас же отпишу в академию наук о своем наблюдении, – потирая руки, Сытин представил, как кратер назовут его именем. – Возможно, мне присвоят ученую степень и вручат орден!»

Пьяные братья Алтанай и Хурукучон с трудом добрались до чума. Забравшись внутрь, они улеглись на оленьи шкуры. Поболтав о гостеприимных русских, от души напоивших их водкой, эвенки решили отблагодарить их рыбой и мясом. Алкоголь усыпляюще действовал на мозги, и вскоре чум содрогнулся от храпа. Разбудил братьев сильный свист, донесшийся непонятно откуда. Ничего не понимая, Алтанай испуганно посмотрел на Хурукучона.

– Никак, лесной дух в гости пожаловал. Спасаться надо!

Не успел он договорить, как ветер смел убогое жилище братьев. Яркая вспышка ослепила эвенков, и ужасный грохот потряс землю. Раскаленное дыхание стихии пронеслось по тайге. Словно щепки ломая высокие сосны, невидимая сила испепеляла на них хвою. Вспыхнул ягель. Густые клубы дыма устремились вверх и заволокли небо. С ужасом взирая на конец света, Хурукучон схватил обезумевшего брата за шиворот и потащил к реке. Бросившись в холодные воды, эвенки готовились к смерти. Но жар постепенно сошел на нет, оставив после себя уничтоженный лес и всполохи над горизонтом.

– Слышал, что в Сибири случилось? – Варвара Ивановна сунула под нос брата газету. – Читай! Огромный булыжник с неба упал. Много шума наделал, тайгу испепелил; люди пострадали.

Ознакомившись с заметкой, Варфоломей заперся в кабинете. «Значит, все-таки сработало! Я знал, что расчеты верны! Вот только последствия эксперимента не смог предвидеть!» – он поднялся с дивана и направился в кладовую. Размотав мешковину, извлек звуковое ружье и со всего маху треснул по нему топором. Уничтожив доказательство своей причастности к трагедии, Катышев больше никогда не занимался изобретательством.

Семена Евграфовича Сытина вызвали в Санкт-Петербург, где взяли подписку о неразглашении тайны. Вручив скромную премию, астронома-любителя отправили обратно. Сытин так и не догадался, что стал единственным очевидцем рождения тунгусского метеорита.

Диалог

Косолапый танцор неуклюже переваливался, притуплял внимание толпы. Пока восторженные ротозеи хлопали в ладоши, хозяева медведя потрошили их сумки и карманы. Обобрав один населенный пункт, табор срывался с места. Мелкое воровство приносило прибыль, но незначительную. Престижным промыслом считалась кража коней. Под руководством Забара этим ремеслом занимались страдающие зооклептоманией люди. Поговаривали, что опытный Забар знал о лошадях все и даже понимал их язык.

Цыганский обоз бусами рассыпался по дороге. Поднимая клубы пыли, он увозил кочевников в ничего не обещающую даль. Под плач гитары над залатанными кибитками парила грусть. На глазах соловья-разбойника навернулась слеза и скатилась в отравленные никотином усы.

Солнце тем временем пряталось за черные кроны, тускнеющим заревом призывая цыган к ночлегу.

Пожирая дрова, костер швырял ввысь конфетти искр. В отблесках танцующего пламени из мглы появилось чумазое лицо Шандора. Мальчишка протянул к огню руки.

– О чем думаешь, сынок? – спросил старый Забар.

– Слышал я, что коня можно научить чтению, так ли это?

– Можно, мальчик мой! Если перед тем, как накормить Бельведера, ты будешь тыкать его мордой в табличку с надписью «Овес», то он запомнит эти буквы и, возможно, даже произнесет их на человеческом языке.

– Интересно, а может он запомнить всю азбуку? – глаза мальчишки вспыхнули любопытством.

– Конечно, даже не сомневайся! Посмотри, какая у коня здоровенная голова. А теперь представь: сколько в ней мозгов. Сдается мне, их гораздо больше, чем у тебя! – Забар набил трубку самосадом, раскурил ее от уголька и пустил клубы пушистого дыма. – Если постараться, то можно научить Бельведера читать стихи! Пушкина, например! Представляешь, какую толпу соберет жеребец, с выражением декламируя: «Я памятник воздвиг себе нерукотворный»? Пока он будет развлекать зевак, ты обчистишь их подчистую. Сплошная выгода!

– Слушай, Забар, а тебе попадались говорящие лошади?

– Нет, сынок! Попугаев видел, а вот с лошадьми – проблема. Но они есть, поверь! Встречался мне в жизни барин, занимался разведением рысаков, так он уверял, что в его конюшне одна кобыла латынь изучила! Да-а-а, умнейшая была, стерва. Все труды Цицерона перечитала! Ее даже на дворянские собрания приглашали, чтобы всякие интересные истории послушать. Самим-то читать лень. Проще от скотины – за ведро овса – все узнать! Хотел я на ту кобылку глянуть, да барин ее в институт пристроил, математику изучать. Желал, шельмец, чтобы она гипотезу Пуанкаре доказала.

– Ну и как, выучилась? – Шандор подсел поближе.

– Нет. Курить со студентами стала и сдохла в расцвете лет! – Забар развалился на мягкой траве.

– Забар, а ты слово «Овес» можешь написать? Хочу попробовать с Бельведером.

– Нет, не могу. Я же не барская лошадь, азбуки не знаю!

В черной вышине мерцала россыпь звезд. Волны широкой реки с плеском набегали на берег, шуршали галькой и удалялись восвояси. Отлитым из олова глазом луна рассматривала невзрачные окрестности и, не найдя ничего интересного, пряталась за ширму облаков. Мир отдыхал. Даже не признающий покоя ветер, потрепав листву, угомонился. Ночь укрыла землю сотканным из тишины и сумрака одеялом; измотанные бессонницей цикады крутили скрипучую шарманку. Обхватив костлявые ноги, Шандор смотрел, как переливаются рубиновые угли.

– Дядька Забар, а лягушка – это рыба или зверь?

Бубня проклятья, старый цыган приподнял голову.

– Чего не спится тебе, чавалэ? Завтра в дорогу, отдыхай! – он хотел отвернуться, но цыганенок не унимался.

– Так птица или зверушка?

Будто услышав, что разговор идет о них, пучеглазые бестии завели какофонию.

– В соседнем таборе жил чудной цыган Дарвинэ. Когда нормальные люди уводили чужих коней, он лисой шнырял по курятникам и воровал птицу. Надо отдать должное, приносил самых больших курей и называл это естественным отбором. Так вот, любопытству Дарвинэ не было предела. Его постоянно терзал вопрос: почему одни куры кудахтали, другие крякали, а третьи гоготали. Рассматривая добычу, Дарвинэ пришел к выводу: всякая живая тварь изменяется в зависимости от среды обитания, в которую она попала. Теперь о лягушках! – Забар зевнул. – Шандор, ты слышал, чтобы рыбы издавали звуки?

– Нет, рома, не слышал!

– Значит, лягушка – не рыба! Послушай, как они поют! Загляни ей в пасть, есть ли там острые зубы?

– Нет там никаких зубов!

– У всех зверей есть зубы, иначе они умрут от голода! Значит, она не зверь! Остается одно: лягушка – это птица!

– А почему она не летает, Забар?

– Она пытается. Разве ты не видел, как далеко и высоко лягушка прыгает? Просто, она находится в стадии развития: переходный период! Удали ее от водоема – и она со временем оперится и полетит!

– Так значит, птицы произошли от лягушек?

– Выходит так, и не только птицы!

– Кто же еще, Забар?

– Послушай, как поет старая Лэйла. Она не поет, а квакает! Видимо, у Господа не хватило перьев, и он нарядил ее в платье.

– Зачем ты так о моей матери?

– Так и ты на орла не похож, лягушонок!