Царь горы

Многие сокурсники Борисова в этот период написали рапорты и уволились из Вооружённых сил. В недавнем прошлом из армии увольняли только за дискредитирующие офицера проступки, что неизбежно сулило «волчий билет», с которым на «гражданке» нигде не устроишься. Нынче это никого не пугало. «Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше!» – уволенные офицеры тут же вливались в ряды предпринимателей или их охранников и при встречах с бывшими сослуживцами кичились высокой зарплатой и малиновыми пиджаками. А те, кто остался доучиваться в академии, шли на ночную подработку, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи в условиях удорожания столичной жизни и тотального дефицита. Особой удачей считалось устроиться ночным сторожем или «вышибалой» в частные ресторанчики и кафе. Остальные довольствовались разгрузкой железнодорожных вагонов с мукой и сахаром, яблоками и апельсинами и прочими товарами народного потребления.

«Афганская заначка» у Борисова быстро закончилась. Поездки к Майе, оплата гостиниц и походов в рестораны наносили его ежемесячному денежному довольствию невосполнимый урон. Он с трудом устроился ночным сторожем в книжном магазине на Арбате, где последние полгода учёбы совмещал полезное с приятным.

Из книг, что он прочёл во время дежурств, одно высказывание Честертона, величаемого «принцем парадокса», показалось Борисову особенно актуальным. Он даже выучил его наизусть: «Нам нужно не обычаи менять и не привычки, а точку зрения, веру и взгляд. Если мы правильно увидим долг и долю человека, жизнь наша станет простой в единственно важном смысле слова… Всякий прост, когда искренне надеется, верит и любит».

Борисову, как и большинству его сограждан, ничего иного и не оставалось – только надеяться, верить и любить.

Незаметно подошло время выпуска из академии.

Царедворцев предполагал остаться в Москве – главным редактором в одном из центральных журналов Министерства обороны: «Советский воин» или «Коммунист Вооружённых сил», но тут вмешался «личный фактор».

– Тайка совсем сдурела! – посетовал он Борисову. – Повернулась на «самостийности»! Представляешь: она из КПСС вышла и вступила в какое-то непонятное общество «Народное движение Украины за перестройку», главная цель которого – выход из СССР. И это дочь генерала-политработника! Раньше сыпала цитатами из Маркса и Ленина, теперь ярых националистов Костомарова и Драгоманова изучает. Гутарит тильки на украйнской мови, – передразнил он жену. – А меня при последней встрече «клятым москалём» окрестила! Ну, точно: жинка с глузду зъихала… Думаю, если так дело пойдёт, она ещё и Бандеру героем провозгласит…

Таким взбудораженным и растерянным Царедворцева Борисов ещё не видел.

– А ты не перегибаешь, Коля? Не поверю, чтобы твоя Таисия стала националисткой! Она ведь в нашей советской школе училась и книжки про войну такие же, как мы с тобой, читала…

– В том-то всё и дело, что в школе советской училась и книжки правильные читала про «сильных духом» и «людей с чистой совестью»… А вот словно кто-то другие мозги ей в голову вставил – несёт такую ахинею, что у меня уши вянут… Столько лет вместе прожили, но я и предположить не мог, что она такая беспросветная дура!

– Что же её папаша? Куда генерал смотрит? Неужели он не может на дочь повлиять, вразумить её отцовским ремнём, в конце концов?

– Ремнём надо было сечь, пока доня поперёк лавки лежала… Нынче он только руками разводит да корвалол хлещет стаканами! В общем, я с этой антисоветчицей развожусь! Не могу её больше видеть!

– Конечно, это твоё дело, Коля. Только ведь после вашего развода тестюшка тебе больше помогать не станет! Может, потерпишь, пока всё с назначением утрясётся?

– Как-нибудь обойдусь без тестя… – зло сказал Царедворцев. – Сами с усами!

Он развёлся за месяц до выпускных экзаменов, полагаясь на каких-то отцовских знакомых, обещавших решить его кадровый вопрос. В результате пролетел, как фанера над Москвой: получил распределение в политуправление Приволжского военного округа, где ему предстояло курировать окружные газеты.

Борисов о московском гарнизоне даже и не мечтал. Он, чтобы быть поближе к Майе, просил направить его преподавателем в Минское военно-политическое училище, но там вакансий не оказалось. Ему как лучшему на курсе предложили на выбор должность преподавателя на кафедре общественных наук в Харьковском высшем военном командно-инженерном училище ракетных войск имени Маршала Советского Союза Н.И. Крылова и место на кафедре научного коммунизма в Свердловском высшем военном танко-артиллерийском политическом училище имени Л.И. Брежнева.

Конечно, он выбрал Харьков: от него до Минска – рукой подать, а из Свердловска туда даже самолёты не каждый день летают…

В конце августа 1990 года Борисов прибыл на новое место службы.

Первое, что поразило его, – огромный транспарант на плацу училища: «Советские ракетчики! Наша цель – коммунизм!»

«Совсем в политотделе нюх потеряли! Неужели никто не видит, что лозунг издевательский? Нельзя целиться в коммунизм ракетой! Это же явная политическая диверсия… Особенно в современных условиях!»

Многое из того, что происходило в стране, было Борисову непонятно. Он всё ещё жил в плену коммунистических идеалов. Потому-то культивирование собственнических инстинктов, пошлая реклама, страсть к наживе и обогащению, спекуляция под прикрытием предпринимательства казались ему откровенным вредительством. Как иначе назвать ситуацию, когда при государственных предприятиях директора и парторги создают разные кооперативы, которые сами ничего не производят, а только перепродают готовую продукцию этих предприятий государству же, да ещё и втридорога?

«Действительно наши ракеты целят в коммунизм! Пока не изобретут грабли, которые гребут не к себе, а от себя, никакой коммунизм не построишь!» – вынес приговор эпохе Борисов, хотя и понимал, что в СССР ни о каком коммунизме речь давно уже не идёт. Уже и социализм «с человеческим лицом», провозглашённый «перестройщиками», трещит по швам, как и сама первая в мире Страна Советов… Старый слон уже умер, только его хвост об этом ещё не догадывается…

Предчувствия, что система вот-вот обрушится, конечно, возникали у Борисова, но по долгу службы он продолжал читать курсантам-ракетчикам лекции по истории КПСС, той самой партии, которая в эти дни шаг за шагом сдавала позиции «боевого, испытанного авангарда советского народа, руководящей и направляющей силы советского общества и государства».

«Рыба гниёт с головы»! Главными предателями Советской страны стали не рядовые члены партии, а представители высшей партийной номенклатуры.

8 декабря 1991 года три бывших коммуниста, ставшие президентами РСФСР, Украины и Белоруссии, на сходке в Беловежской Пуще, усердно подбадривая себя спиртным, подписали соглашение о создании Содружества Независимых Государств и о прекращении «существования Советского Союза как субъекта международного права и геополитической реальности». Но, хотя в этом документе прямо говорилось, что СССР будет распущен и заменён Содружеством Независимых Государств, Борисов всё ещё думал, что СНГ – это просто иное название того же братского Союза, что ничего в жизни страны существенно не изменится, а если и изменится, то непременно к лучшему.

Этой новой иллюзии и благодушным мечтам способствовали его сердечные дела – в отношениях с Майей как будто пришло «второе дыхание».

В очередной приезд Борисова она была необыкновенно нежна и осталась с ним в минской гостинице на всю ночь.

Муж Майи, Гриша, уехал куда-то по делам своего, как она важно заметила, «бизнеса». Он открыл кооператив по торговле радиодеталями и надумал строить коттедж, под который уже купил землю недалеко от «Ислочи». Обо всём этом Майя радостно сообщила Борисову, но он её словам никакого значения не придал.

Борисову на будущий коттедж Григория и его торговый «бизнес», честно говоря, было наплевать: он упивался счастливой возможностью обладать любимой…

– Как много тех, с кем можно лечь в постель, / Как мало тех, с кем хочется проснуться… – нашёптывал он ей на ушко страстно и горячо. И она отвечала ему взаимностью.

…Через две недели, в новогоднюю ночь, над Кремлём спустили красный флаг страны, которой присягал Борисов, и утром первого января 1992 года он проснулся уже в совершенно другой реальности. Теперь они с Майей оказались в разных государствах.

Но даже это обстоятельство ещё до конца не отрезвило его, ибо вскоре после новогодних праздников Майя сообщила, что ночь, которую они провели вместе, принесла свои плоды.

– Это знак судьбы! – радостно кричал он в трубку. – Теперь мы точно должны быть вместе, понимаешь! Любимая, роди мне сына или дочь!

– Я должна подумать…

– Да что тут думать! Я приеду за тобой и Никитой! Хочешь, завтра же выеду… – Борисов от радости позабыл, что квартиру в Харькове ещё не получил и везти мать его будущего ребёнка вместе с её сыном и вещами некуда. Но это было неважно! Главное, он теперь был уверен, что Майя непременно уйдёт от мужа и они заживут красиво и счастливо.

– Приедешь в следующий раз, поговорим… – неопределённо сказала она.

«Следующий раз» случился нескоро.

В независимых Украине и Белоруссии начались реформы, в том числе и финансовые, заварилась каша с присягой «новой Родине» и переводом Борисова в Российскую армию, и вырваться к Майе он смог только в конце февраля.

Погода в Минске стояла зябкая, промозглая. Борисов ещё по своей давней службе в Щучине хорошо знал эту особенность белорусского межсезонья. Вроде бы на улице всего минус один, а в суконной шинели пробирает до костей, и зуб на зуб не попадает.

Майя встретилась с ним в кафе. Она сменила стрижку и волосы перекрасила в чёрный цвет, отчего её лицо казалось бледнее и строже. В глазах – сплошной гололёд. В голосе – ни намёка на былую нежность и взаимопонимание.

– Ты сказала Григорию о нашем ребёнке? – в лоб спросил он.

– Никакого ребёнка не будет! – скривилась она. – Я решила эту проблему.

У Борисова сердце сжалось и замерло, он простонал:

– Зачем?..

Она пожала плечами.

Говорить больше было не о чем. Они расстались, условившись созвониться позднее, когда оба успокоятся…

Но звонить Майе Борисов больше не стал, посчитав её поступок откровенным предательством.

«Да и ни к чему ей мои звонки и моя любовь! И сам я ей ни к чему. Особенно теперь, когда у её Гриши свой бизнес, когда строится семейный коттедж…» – он вдруг понял, что это она была нужна ему, как жар-птица, как муза. А он для неё был забавой, влюблённым по уши восторженным дурачком, который тешил её женское самолюбие и служил острой приправой к её сытой и пресной жизни.

Боль от разрыва с Майей ещё долго не утихала, саднила, ныла, как ноют раны на непогоду…

Борисов решил, что больше связываться с замужними женщинами не станет: