Россия в поворотный момент истории

Россия в поворотный момент истории
Александр Фёдорович Керенский

В этой книге Александр Федорович Керенский рассказывает о своей семье, годах учебы и революционной деятельности, о масонской ложе, членом которой был, царской семье и виднейших государственных деятелях самой важной для Российской империи поры. Блестящий оратор, умелый политический манипулятор, Керенский все же не стал спасителем отчизны, многие патриоты не без основания считали его виновным в потере Россией своей государственности.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Александр Керенский

Россия в поворотный момент истории

ALEXANDER KERENSKY

RUSSIA AND HISTORY’S TURNING POINT

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2022

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2022

Историческая прелюдия

30 августа 1880 г. Ф.М. Достоевский писал в своем «Дневнике писателя»: «…предчувствую, что подведен итог. Окончательный же расчет, уплата по итогу может произойти даже гораздо скорее, чем самая сильная фантазия могла бы предположить. Симптомы ужасны. Уж одно только стародавне-неестественное политическое положение европейских государств может послужить началом всему. Да и как бы оно могло быть естественным, когда неестественность заложена в основании их и накоплялась веками? Не может одна малая часть человечества владеть всем остальным человечеством как рабом, а ведь для этой единственно цели и слагались до сих пор все гражданские (уже давно не христианские) учреждения Европы, теперь совершенно языческой. Эта неестественность и эти «неразрешимые» политические вопросы (всем известные, впрочем) непременно должны привести к огромной, окончательной, разделочной политической войне, в которой все будут замешаны и которая разразится в нынешнем еще столетии, может, даже в наступающем десятилетии…»

Для такого пророчества Достоевскому не требовалось быть ясновидцем. Из одного лишь пристального наблюдения за действиями Бисмарка и других современных ему политиков и государственных деятелей писатель пришел к логическому выводу, что борьба великих держав за мировое господство неизбежно приведет к войне. Предсказание Достоевского оправдалось уже в начале XX столетия.

В начале 1890-х гг. возможность всеобщей европейской войны очень серьезно рассматривалась всеми, кто подмечал ухудшение отношений между великими державами и непрерывный рост их военных бюджетов, оправдываемый известным принципом: «Если хочешь мира, готовься к войне». Движение за разоружение набирало популярность, а эксперты по военному делу и экономике указывали на катастрофические социальные и политические последствия европейской войны, ведущейся современными армиями с использованием новейшего оружия. Например, выдающийся историк И.С. Блиох таким образом подвел итог настроениям, преобладавшим среди специалистов на исходе века:

«Любая грядущая война приведет к возникновению новых явлений в экономике. Великие европейские державы расколоты на два враждебных лагеря, вследствие чего война, не ограничиваясь отдельными местностями, распространится на весь континент. Доселе военная и морская блокада была неизвестна, но после 1870 г. произошли перемены исключительной важности. Прежде всего, налицо колоссальное промышленное развитие, сопровождающееся распространением путей сообщения и международных финансовоторговых связей; во-вторых, следует упомянуть экономическое давление, оказываемое обширной Северо-Американской республикой на Европу. Гигантское индустриальное развитие Северной Америки представляет собой потенциальную угрозу для европейского рынка, который в случае войны окажется парализован… Если гонка вооружений продолжится такими же темпами, как в последние 30 лет, будет уничтожена культура, созданная многими поколениями».

В том же духе выражался фельдмаршал фон Мольтке:

«Война уничтожит войну. Совершенно очевидно, что гонка вооружений и вытекающая из нее равная готовность всех стран к войне основаны на иллюзии, будто бы воинственные амбиции сейчас можно реализовать с такой же легкостью, как и в прошлом.

Едва ли кто-либо в европейских правящих кругах осмелится отрицать, что средства массового уничтожения могут приобрести такую мощь, которая сделает невозможным само ведение войны. Наша задача – выяснить, не достигли ли мы такого этапа, на котором война становится не только деструктивной, но и политически бессмысленной».

Весной 1899 г. была предпринята попытка в последний момент остановить эту гонку. По российской инициативе в Гааге прошла Первая международная мирная конференция, на которой были представлены все великие державы, включая новичков – США и Японию. Эта конференция оказалась столь же тщетной, как и все последующие мирные переговоры, так как она лишь выявила полное нежелание всех империалистических правительств сократить свои вооруженные силы. В первую очередь это касалось усиливавшихся морских держав, которые отчаянно состязались друг с другом и с Англией.

Но в ту эпоху неистового экспансионизма идея империализма еще не успела заслужить всеобщей ненависти, а, напротив, рассматривалась великими державами как миссия, которую следует выполнить на благо человечества. Эта концепция воплощалась в личности выдающегося защитника империализма и военно-морской мощи Альфреда Тэйера Мэхена (1840–1914), о котором так пишет его биограф Уильям Ливзи:

«Будучи ревностным сторонником сильного флота, неприкрытым империалистом и откровенным националистом, Мэхен нашел для себя объяснение своей эпохи; и эта эпоха гонки морских вооружений, безудержного империализма, всепроникающего национализма и беззаконного милитаризма признала за ним роль своего пророка и защитника… Мэхен был экспансионистом, верившим в то, что политика благодетельного империализма несет величайшее благо максимальному числу людей… он утверждал, что непрерывный рост вооружений в Европе не только способствует сохранению мира, но и предотвращает деморализацию европейских народов, создавая заслон против лавины социалистических мероприятий, к которым привела бы экономия средств, затрачиваемых на вооружение…»

Союзная России Франция, одержимая идеей «отмщения» за катастрофу 1871 г, не менее настойчиво, чем Германия, старалась подорвать работу мирной конференции в Гааге. Тщетность переговоров о сокращении вооружений в мире, полном пороха и взаимного недоверия, стала еще более очевидной в октябре 1899 г, когда Англия объявила войну бурам. Эта несчастная авантюра продолжалась почти три года, вплоть до мая 1902 г. Затем, прочувствовав наконец враждебность всей континентальной Европы, Британия отказалась от своей политики «великолепной изоляции», что послужило сигналом к резким изменениям в международной политике.

Великобритания решительно приступила к заключению союза с такими традиционными врагами, как Франция и Россия. В апреле 1904 г, после того как Россия объявила войну Японии – союзнику Британии, – между последней и Францией было заключено «Сердечное соглашение» («Entente Cordiale»). Сразу же после окончания Русско-японской войны России были сделаны секретные авансы, которые в сентябре 1907 г. привели к вступлению России в Антанту.

Европа оказалась расколота на два непримиримых блока, почти равные по силе. Первая мировая война, разразившаяся 1 августа 1914 г., стала поворотным пунктом в судьбе человечества; результаты этой войны в полной мере проявились лишь после окончания следующей мировой войны.

В долговременной исторической перспективе последствия Первой мировой войны, которая, как утверждали в то время лидеры величайших демократических держав, должна была «покончить со всеми войнами», в реальности превратили наше столетие в эпоху международных конфликтов, революций и восстаний – фактически в эпоху перманентной войны.

Война, от которой ждали уничтожения всех остатков абсолютизма и установления нового демократического порядка, вместо этого породила беспрецедентную тоталитарную идеологию, которую впервые воплотили на практике в 1917 г. русские большевики. Однако новая форма диктатуры не являлась чисто российским феноменом. 10 декабря 1918 г, после капитуляции Германии, группа «Спартак» предприняла первую попытку захватить власть в Германии. В начале января 1919 г. совместно с группой независимых левых социалистов из Берлина она снова попыталась поднять мятеж. Новые коммунистические восстания произошли в феврале и марте в Мюнхене и Берлине. Коммунистическое движение в Германии быстро набирало силу. 4 марта 1919 г. в Москве был основан Третий интернационал. В Венгрии несколько месяцев свирепствовала жестокая коммунистическая диктатура Белы Куна, сменившись ультраправой диктатурой адмирала Хорти, которая продержалась до конца Второй мировой войны. В декабре 1920 г. на съезде в Туре раз и навсегда было разрушено единство Французской социалистической партии, когда большинство ее членов приняло программу Третьего интернационала. Бесповоротно раскололась и Итальянская социалистическая партия в 1921 г. на съезде в Ливорно.

28 июня 1919 г. Германия, после падения империи, основанной в 1871 г. Бисмарком, провозглашенная демократической республикой, подписала Версальский мирный договор на условиях, продиктованных бывшими союзниками России. Версальский мир обладал нереалистичным и карательным характером. Весной 1920 г. Адольф Гитлер совместно с генералом Людендорфом (де-факто диктатором Германии в последние два года Первой мировой войны) основал «национал-социалистическое» движение – как и коммунизм, движение тоталитарное и антидемократическое, но, в отличие от коммунизма, пропитанное духом крайнего национализма. Апрель 1921 г. был отмечен вооруженными столкновениями между фашистами Муссолини и коммунистами по всей Италии. 28 октября 1922 г. вооруженные фашисты, не встретив сопротивления, заняли Рим и их дуче стал диктатором Италии. В первой половине ноября 1923 г. произошел «пивной путч» в Мюнхене – неудачная попытка Гитлера захватить власть в Баварии. В конце 1920-х гг. Западная Европа превратилась в арену борьбы за идеологическую и военную гегемонию между двумя фундаментально непримиримыми тоталитарными движениями.

30 января 1933 г. Гитлер был официально назначен канцлером, оставаясь неофициальным правителем Германии – ее фюрером. Он решительно покончил с «Версальским диктатом» и приступил к бешеному перевооружению Германии. В результате рухнула сложная структура европейской политики – «Версальская система». Фашистские и полуфашистские диктаторы, марионетки фюрера, захватили власть по всей Европе, от Урала до Испании[1 - Этот процесс не затронул только Англию, Францию, Бельгию, Нидерланды, Швейцарию и Чехословакию.].

Как и предсказывал маршал Фош, Версальский мирный договор в реальности оказался временным перемирием, прелюдией к еще более катастрофической войне. Англия и Франция объявили войну Третьему рейху 3 сентября 1939 г. К концу 1941 г. нацисты оккупировали всю континентальную Европу. Франция капитулировала 22 июня 1940 г. Великобритания, изолированная на своих островах, доблестно продолжала вести воздушную и морскую войну, хотя казалось, что ее дело окончательно проиграно. Как ни странно, именно Германия и Япония дали Британской империи передышку. Во-первых, 22 июня 1941 г. германские танки вторглись в Россию. Затем 7 декабря Япония осуществила внезапное нападение на Пёрл-Харбор точно так же, как 37 годами ранее атаковала русский флот в Порт-Артуре. В обоих случаях японцам удалось полностью изменить баланс сил в свою пользу.

Великобритания, Россия и США разгромили Германию, Италию и Японию лишь после шести долгих военных лет. После окончания этой апокалиптической войны континентальная Западная Европа была истощена и физически, и морально. Она исчезла с карты мира как арбитр всемирной политики.

Рычаги власти оказались в руках вождей Великобритании, СССР и США. «Большая троица» – Рузвельт, Сталин и Черчилль, пребывая в мнимой гармонии, приступили к перестройке мирового сообщества на основе принципов мира, свободы и социальной справедливости.

Однако война едва закончилась, как всемогущий триумвират тут же развалился. Этот раскол ознаменовал финальный этап поворотного момента истории: мир вступил в эпоху «холодной», то есть психологической войны.

К ситуации добавился новый фактор: национально-освободительное движение, добивавшееся расового и политического равенства, а также социальной справедливости, переросло в борьбу с иноземным угнетением и колониализмом. Ветер свободы превратился в ураган, пронесшийся над бескрайними просторами Африки и Азии. В апреле 1955 г. представители афро-азиатского освободительного движения, собравшись в Бандунге, провозгласили неотъемлемое право своих стран на независимость и на участие в построении нового политического, социального и экономического порядка. В течение невероятно короткого времени многие молодые страны Африки и Азии получили независимость; их рождение стало зарей новой эры.

Таким образом, мировое господство великой цивилизации подошло к внезапному и трагическому концу, утонув в кровопролитной оргии, какой стали оба этапа мировой войны 1914–1945 гг.

Борьба империалистических держав за мировое господство, за колонии, протектораты, сферы влияния и подопечные территории, начавшись в 1914 г., закончилась в 1955 г. крушением колониальной и империалистической системы.

Отныне судьба человечества находится в руках представителей всех народов, а не одного лишь меньшинства, воспитанного в тех эллинско-христианских идеалах, которые оно само предало. Великий всемирный катаклизм пронесся над миром, и теперь мы стоим на пороге неведомой эпохи.

История против автобиографии

Излагая события крутого поворота, каким отмечена наша эпоха, я не намеревался писать «объективную историю». Мне думается, что такая попытка была бы преждевременной. Поэтому я лишь попытался зафиксировать свои воспоминания о том периоде в истории моей страны, участником или свидетелем которого я был. Ко мне нередко обращаются представители послевоенного поколения, включая и советских студентов, с вопросами о тех поразительных событиях, которые ожидали Россию на пути от глубин деградации в ноябре 1917 г. до ее нынешнего положения как одной из могущественных мировых держав. Сам для себя я нашел ответы на эти вопросы, но не желаю навязывать свое мнение другим – потому что пришел к этим выводам не как историк, а как очевидец.

Часто можно слышать, что историк создает объективную картину, в то время как свидетельства очевидцев подвержены искажениям и, следовательно, должны быть тщательно изучены историками. Однако и от историка, и от очевидца разумно ожидать лишь объективности по отношению к фактам. Что касается интерпретации фактов и соответствующих выводов, то они в обоих случаях субъективны. Иначе и быть не может: все внешнее, идет ли речь о прошлом или о настоящем, воспринимается и историком, и очевидцем через свое «эго», уникальное для каждого человека. Чтобы убедиться в этом, можно почитать о каком-нибудь событии в описании двух разных историков. Например, есть «История Великой французской революции», написанная Жюлем Мишле, большим приверженцем этой революции, а есть написанная ее критиком Ипполитом Тэном[2 - П. Милюков, известный историк, ставший политиком, говорил, что до русской революции отдавал предпочтение Мишле, но после 1917 г. перешел на позиции Тэна.]. В обеих книгах описываются одни и те же события, однако им дается диаметрально противоположная оценка. Аналогичным образом и рассказы двух очевидцев, побывавших в одной и той же ситуации, могут сильно различаться в соответствии с их точкой зрения.

Тем не менее «эго» не занимает и не должно занимать ключевого места в историческом описании в том смысле, что историк не пишет от первого лица, хотя при оценке событий и их участников он выражает мысли и выдает суждения, обусловленные его конкретным мировоззрением.

С другой стороны, в сочинениях очевидцев «эго» играет центральную роль, ведь очевидец, пересказывая чувства и поступки других людей, не может избежать разговора о себе. У него нет права оставаться в стороне. Он должен писать от первого лица, и поэтому волей-неволей его рассказ превращается в автобиографию.

Разумеется, личность взрослого уходит глубокими корнями в его детство. Человека с самого момента рождения омывает могучий поток впечатлений и ощущений. Однако в противоположность тому, что пытался нам внушить Жан-Жак Руссо, мозг ребенка не является tabula rasa – чистой доской, на которой можно писать все, что угодно. Ребенок – не просто скопление условных рефлексов. Помимо животных инстинктов и нейрофизиологических реакций, он обладает духовной сущностью или субстанцией – уникальным ощущением «себя», которое стремится к внешнему самовыражению и самоутверждению. Человек с того мгновения, когда появляется на свет, не просто пассивно реагирует на поток внешних впечатлений и чувств, а сортирует их, отбирая то, что наиболее близко и совместимо с его «эго».

Духовная сущность человека, о существовании которой он не подозревает в начале своей жизни, по мере его взросления становится самоосознанной и независимой «личностью».

Именно поэтому жизнь человека по большей части определяется не законом причинности материального мира, а свободным интуитивным выбором его «эго», который выражается в сознательных волевых актах.

Оказавшись перед лицом новых внешних обстоятельств, взрослый человек имеет возможность реагировать по-своему и делать выбор между несколькими доступными вариантами ответа. Чем выше его положение по политической и социальной шкале, тем большее влияние он оказывает на окружающих и тем больше его ответственность за тот путь, по которому другие следуют за ним к избранной цели.

В стабильные и мирные эпохи люди с трудом способны почувствовать свою связь с историей и не подозревают о той роли, которую играют в ее создании. Они довольствуются мыслью, что конкретная социально-политическая система, в которой они живут, практически не связана с их повседневной деятельностью, интересами и амбициями. Они воображают, будто политика их не касается. В такие времена набирают силу материалистические идеологии и становится модным приуменьшать значение роли человека в истории и считать его простым винтиком в огромной машине «объективного» прогресса.

В годы моей юности вера в независимую «роль личности» в истории считалась в интеллектуальных кругах признаком культурной отсталости и даже политической реакции. Но впоследствии, в период бурных и радикальных перемен на мировой сцене, отрицать роль личности в истории стало все труднее.

К твердой вере в ее величайшее значение меня привел весь опыт моей жизни.

Александр Керенский

Часть первая

Корни моего мировоззрения