Рубиновое сердце Глена

– Ну отчего же, в академии тебя учат магии. Тебе не нужно учить скучную алгебру или естествознание каким его знают не волшебники. Ты пока еще первый месяц отучился, но поверь, дальше будет интереснее. Ты будешь изучать интересные заклинания.

– Да, я знаю, – нетерпеливо перебил дядюшку Мортона Глен, – но просто я так плохо все понимаю… Не понимаю, почему я о своем волшебстве не могу рассказать своим знакомым, не волшебникам…

– Великий Секрет, – на этот раз Глена перебил дядюшка Мортон. – Ты просто потеряешь свою волшебную силу, если расскажешь о волшебстве не волшебникам.

– Но почему это произойдет?

– Видишь ли, люди не могут обладать волшебной силой. Мир волшебства им неведом. И узнав о волшебстве, однополярный мозг человека не может осмыслить этого и не выдерживает. Как будто программа на компьютере зависла на бесконечном цикле зацикленного кода. Потому Величайший волшебник прошлого – Люпус Мус, создал самое могущественное заклинание… В результате, когда он его колдовал, то сам испарился. Так говорят свидетели. С тех пор о нем никто ничего не слышал. А заклинание разлетелось по всему миру и околдовало всех: и людей, и волшебников. И как ни пытались волшебники снять с себя заклятье – ничего у них не получалось.

– А правда, что волшебники созданы нести простым людям добро?

– Правда. Волшебство рождает эмоции, которыми наполняются люди. Они не знают об этом. Они думают, что счастливыми их делают

вещи, предметы. Но на самом деле счастливых людей просто окружает сильное волшебство. А хандрят, когда рядом волшебства не происходит. И волшебник заряжает ту искру волшебства, которая есть в каждом, даже в простых людях.

– А почему мы просто не ходим, и не колдуем людям радость так, просто? Встретив их на улицах?

– Потому что волшебство, предназначенное для людей, должно обрести форму. И наибольший эффект будет тогда, когда люди дадут что-то взамен. Для этого кто-то из волшебников создает предметы, выставляя их в магазинах, получая взамен немного денег. Кто-то приносит подарки на Рождество, получая улыбки детей. Кто-то гадает людям, получая взамен благодарность за откровение будущего. Мы, например, сделали цирк. Мы получаем радость взамен. Овации, восторг. Многие сильные волшебники кочуют по землям, показывая уличные или цирковые представления. Я считаю, что это благородно. Наше волшебство дарит очень сильный заряд радости и наполняет сердца людей волшебством.

– А злое волшебство бывает?

– Увы, да. Его изобрел Нарцис Гнус полторы тысячи лет назад. Оно может навредить, причинить боль. Оно разрушительно. Черное волшебство делает людей грустными, печальными. Многие из них от черного волшебства плачут. Как будто без причин. К тому же, есть разрушительное черное волшебство. Оно может быть губительным для людей. Добрым волшебникам пришлось придумать в ответ светлое защитное волшебство. Оно не может навредить людям, но и не может одарить их радостью.

– Звучит страшновато.

– Не волнуйся, Глен, – открыто улыбнулся дядюшка Мортон, – ты будешь изучать защитное волшебство и знакомиться с разрушительным черным волшебством только в старших классах.

Глен притих, пытаясь переварить всю свалившуюся на него информацию. Но дядюшка Мортон не позволил ему этого сделать.

– Глен, мальчик мой, могу я тебя попросить об одолжении?

– Конечно, – ответил Глен, все еще погруженный в свои мысли.

– На окраине нашего Городка есть Кривая башня. В ней живет моя бабушка. Ну, обычно она там живет… Не всегда конечно, – хитро улыбнулся дядюшка Мортон, сверкнув глазами. – Так вот, у нее есть экземпляр книги: «Магия Магуса Магического». Ты не мог бы ее принести?

– Хорошо!

Вообще, долго просить Глена никогда не было необходимости. А если учесть, насколько он полюбил дядюшку Мортона, то заканчивать предложения для последнего было не обязательно, Глен уже был готов помочь.

Глен выбежал на улицу. Над Городком, с крыши на крышу дома, протягивались сети, точно паутинки. С них свисало множество светящихся цветов. Цветки светили по разному и часто разным цветом. То пульсируя равномерно сиреневым, то притворяясь маленьким солнышком, обдавая теплом, то маскируясь звездой. В воздухе пахло, точно после дождя. А вымощенные булыжником дорожки привносили свои сюрпризы: порой дорогу перебегали, нагло хихикая, садовые фарфоровые гномы. Их, кстати, обычные гномы терпеть не могли и не упускали возможности пнуть маленького искусственного собрата.

Глен не шел, он бежал. Он давно оббегал весь Городок и знает, кажется, все его здания. Не внутри конечно, но их расположение. Внутрь, говорит дядюшка Мортон, заходить не стоит. Порой это может быть опасно. Но мальчик знал, что в каждом доме Городка кто-то живет.

В итоге Глен добежал до назначенного места. Кривая башня всегда его впечатляла. На это строение, выглядящее как изгибающаяся под внушающими углами ржавая труба с черепичной крышей и маленькой печной трубой наверху, он в свое время смотрел несколько часов к ряду. Он не понимал его, но оно его привлекало. Глена забавляли неуклюжие окна разной формы: треугольной, овальной, да и просто безобразно кривой, в попытках выглядеть как квадрат или многоугольник. Но теперь его немного испугала необходимость зайти в эту башню. Высотой всего-то метров десять, она выглядела в сумерках немного пугающей. Дверной проем казался пастью дракона. Хотя всего-то был сбит неаккуратными брусьями, а деревянная дверь просто немного почернела от времени. Правда был еще биток для стука в дверь. Он представлял собой голову тигра. Массивную и угрожающую. Раскрывшую пасть и обнажившую зубы. Глен подошел к двери и только хотел было схватить голову тигра и постучать ей, как глаза тигра засветились голубым. Глен одернул руку и уставился изумленными глазами на голову тигра. Та неожиданно зачавкала пастью, а бронза, имитирующая шерсть, превратилась в настоящую шерсть, оранжевую в черную полоску. Глаза стали звериными. При этом голова тигра, по величине с кулак самого Глена, не внушала дикого страха. Но тут тигр издал протяжный рык. Точно разминая затекшую челюсть.

– Мяу, – заявила голова. – То есть, я хотел сказать, привет.

– Эм… Привет, – рассеянно ответил Глен.

– Чего надо-то? – спросила голова.

– Тут живет бабушка Мортон?

– Точно-с… Но ее нет.

– А дядюшка Мортон попросил меня принести от нее одну книгу.

– А-а-а! Ну эт самое. Тогда проходи!

И дверь открылась. Но только было Глен сделал шаг внутрь, дверь со стуком закрылась.

– Ага, сейчас-с! Так я тебя и впустил. Глен остолбенел.

– В общем тебе придется погладить мое брюшко…

– Чего-чего?

– Чего слышал-с.

– Но… Где же у тебя…

– Ну как где?! – возмутился Тигр. – Конечно на обратной стороне башни. А как иначе живет моя голова?!

Не вдаваясь в подробности столь удивительного анатомического нонсенса этого загадочного тигра, Глен поплелся обходить башню. Казалось бы, она была небольшая. Может десяток метров в диаметре. Но Глен был уверен, что прошел уже свыше ста шагов. Однако он увидел маленькое тигриное тельце, лежащее на земле и головой уходящее куда-то в стену башни. Хвост мини-тигра медленно двигался, пузо производило вдохи и выдохи. Глен подошел к тигру, опустился на корточки и начал гладить тигру брюхо. Отчего тот растянул свои лапы и заурчал. Помучив мохнатое брюшко с минуту, Глен встал и направился к входу в башню. Успешно добравшись до входа, он не без интереса обнаружил, что тигриная голова свесилась в блаженном сне. На это Глен не нашелся что другого сказать, кроме как:

– Кыс-кыс-кыс.

Голова дернулась, кошачьи глаза открылись и уставились на мальчика. Затем тигриная голова раскрыла пасть и протяжно зевнула.

– Так и быть, проходи, – сообщило кошачье создание и распахнуло дверь. Глен, наконец, зашел внутрь. Он сразу попал в прихожую, неярко освещенную маленькой люстрой со свечами вместо обычных ламп. Справа был расположен старинный гардероб, слева – урна под зонты. Впереди – винтовая лестница на следующий этаж. Видимо, туда Глену и надо.

Деревянные ступени лестницы скрипели. Казалось, с них на пол сыпался песок. Еще Глена не покидало ощущение, что каждый его шаг может проломить следующую ступень. Но до второго этажа он таки добрался. Поднявшись на последнюю ступень, Глен обернулся. Комната была освещена лучше предыдущей. Во многом благодаря камину на противоположной стороне от входа в комнату. Еще тут был стол и стулья. На столе с зеленой обивкой были раскиданы игральные карты. Забавно в них было то, что они не напоминали обычные. На них не было чисел, только какие-то странные знаки. А вот рисунки были в духе сценок из средневековья: крестьянин на сене, кувыркающийся перед троном короля шут, колодец и так далее. Глен не решился придавать значения картам. Он осмотрелся: слева был огромный шкаф с стеклянными дверями и каким-то древним сервизом на полках. Справа – небольшое круглое окно.

«Странно, – подумал Глен, – ведь окно на втором этаже всегда было прямоугольным». Глен подошел к окну и взглянул вниз. Ярко светящая луна, звезды и освещение гномов делали вид за окном хорошо видимым, и Глен с изумлением обнаружил, что он находится очень высоко над землей. По его прикидкам это был как минимум шестой этаж обычного дома. В десятиметровой башни столько этажей быть не могло. Во всяком случае, в этом был уверен Глен.

Он не решил сбивать себя с толку. За месяц обитания в мире волшебства он научился главному – не удивляться. Посему он решил направиться к следующей лестнице наверх, что пряталась за шкафом с сервизом. Ступив на первую ступень, Глен посмотрел вверх и обнаружил темное пятно сумрака в окончании лестницы. Тогда мальчик на мгновение остановился. Подумал. Почему-то по его телу пробежал холодок и он вздрогнул. Однако подгоняемый долгом двинулся вверх. Медленно, осторожно. Ступени, тем не менее, предательски выдавали его шаги. Если бы сверху его поджидал хищный зверь, то он мог бы уже готовиться к прыжку и был бы успешен в своей охоте. Но на середине пути Глен вспомнил важное: заклинание Ярких глаз. Тогда он произнес с заученной интонацией «Иллюсциантис», протирая глаза, затем убрал руки и раскрыл веки. Его глаза стали светить, точно фонари. И теперь он мог освещать себе путь без помех. Чем не преминул воспользоваться. Только Глен вытащил голову на уровне пола следующего этажа, решил обернуться. В круге его личного света было видно, как в центре комнаты вздыхало нечто, похожее на огромный булыжник. И это нечто произнесло тихое утробное «М-м-м» и подняло голову. Глену был виден только затылок этого живого булыжника, но голова достаточно быстро повернулась и на Глена уставились маленькие глазки бегемота. Бегемот проворно вскочил и побежал к Глену, отчего тот почти скатился по ступеням лестницы вниз. Однако бегемот уже пробивался сквозь явно узкое для него отверстие входа на предыдущий этаж. Самое удивительное было то, что ему это удавалось, разрушая пол, ступени, лестницу, но пролезая все дальше. Глен совсем забыл про возможные заклинания, тем более из тех базовых защитных, что учат в первый день учебы в школе волшебства. Мальчик почти добежал до следующей лестницы, но бегемот уже прыгал с одной из ступеней на стол с картами. Проломив стол, точно лист бумаги, бегемот подбежал к менее проворному мальчику и сбил его на пол своей массивной физиомордой. Легко разместившись над ним, бегемот начал облизывать Глену лицо своим гигантским языком-лопатой. При этом бегемот издавал звуки почти щенячьей радости, и, что мальчику не было видно, вилял своим хвостом. Точно это и не был бегемот вовсе, а так, домашняя и очень ласковая собака, нашедшая во всех и каждом своих лучших друзей.

Глен поначалу прикрывался от ласк руками, но поняв, что это бесполезно, решил воспользоваться маленькой хитростью, помогающей порой против собак: он начал щекотать бегемота где-то возле ушка. Глен точно не знал, рядом ли с ухом он почесывает зверя, но тот перестал лизать мальчика и наклонил голову, подставляя более чувствительные места своей необъятной головы. Глен вылез из под морды животного, не рискуя прекратить почесывания. И вскоре не без удивления заметил, что задняя нога бегемота начала по собачьи дергаться от удовольствия. А еще спустя пару минут бегемот улегся и начал засыпать. Тогда Глен осторожно убрал руку, встал и пошел вновь на следующий этаж. Бегемот, к счастью мальчика, уснул.

На этот раз, перешагивая переломанные ступени, Глен успешно достиг следующего этажа. В комнате, кроме потертого паласа на полу (вероятно лежака для бегемота), ничего больше не было. Но в комнату навязчиво пробивался свет от входа на следующий этаж. Юный волшебник к нему и устремился. Осторожно выглянув в комнату следующего этажа, Глен не без удовольствия отметил, что в комнате не было ни тигров, ни бегемотов, ни другой подвижной субстанции. Потому так смело в итоге и поднялся в комнату. И там мальчика вновь успокаивал яркий, мерно пульсирующий свет камина. Он навязывал ощущение безопасности. А остальной обстановке комнаты можно было только дивиться: стены устланы коврами и гобеленами; напротив входа в комнату стену пробивало большое панорамное окно, которое, на удивление, открывало вид на мощеную дорогу Городка; рядом с окном располагалась дверь. Дверь? Куда? В пропасть?

Остальное было попроще для понимания: возле камина было установлено кресло-качалка с красной шелковой обивкой и с позолоченным деревом; возле кресла располагался журнальный столик с напитком в закупоренной бутылке. В другом углу находился старенький лакированный письменный столик с множеством отсеков и ящичков. На столе располагалась чернильница и пишущее перо. Над столом висела полка с книгами. А возле стола стоял стул, а на стул опиралась трость, чья деревянная вершина безумно напоминала сморщенное лицо бабушки. В общем-то, Глен уже ожидал, что деревянная трость, по обыкновению странностей этой башни, оживет и заговорит. Но произошло еще более устрашающее событие: трость стала увеличиваться в объеме. По высоте оставаясь как и была – примерно с метр. В итоге раздавшаяся по ширине трость приобрела форму вполне себе объемной бабушки. После формирования силуэта бывшая недавно трость стала превращаться в натуральную бабушку: кожа приобрела человеческий оттенок, а мантия – темно зеленый цвет. Честности ради надо заметить, что в руках у бабушки трость осталась. Не совсем та же, но такая же деревянная.

– День добрый, юноша, – проскрипела бабушка.

– Здравствуйте! – со всем почтением ответил Глен. – Вы, наверное, бабушка Мортон?

– Да, это я. Частично, – руки бабушки неуловимо дрожали от старости. На вид ей было, похоже, больше восьмидесяти лет.