Пятое октября. Сборник рассказов

– Дай припомню, – сказала Мальвина и закусила губу. – Ты знаешь, я про сахар ничего не слышала, но вот попробуй в соседний подъезд зайти в квартиру на девятом этаже. Ну, ты должен ее знать.

– А что, там сладкоежки завелись?

– При чем здесь сладкоежки?

– Ну я же сахар ищу?

– А при чем здесь сладкоежки? – повторила Мальвина. И посмотрела на меня взглядом, каким можно было бы посмотреть на профессора математики, уличив его в незнании таблицы умножения. – Самогонку там хлещут уже неделю. Сама у них пила.

Ах ты, черт! Почему же мне, интеллигентному молодому человеку, никто из старших товарищей, включая Комара, за целую неделю не объяснил прописную истину?! А может, Комар хотел, чтобы я сам до нее дошел?

Я привык видеть сахар у себя на кухне в фарфоровой сахарнице. Еще видел, как в моем детстве бабушка килограммами высыпала его в стоящий на плите таз с ягодами, когда варила варенье. А сейчас, придя на службу в УГРО, окунувшись в мир асоциального элемента, мне следовало бы знать, что в этом мире дармовой сахар – это прежде всего… САМОГОНКА! А не приятная вкусовая добавка в чай.

– Спасибо за совет, Мальвин.

– Должен будешь.

– Сочтемся! – крикнул я Мальвине, выбегая из подъезда.

– Ищи самогонщицу! – крикнула она мне вслед. – Найдешь самогонщицу – найдешь и свой сахар!

* * *

У квартиры, расположенной на последнем, девятом этаже панельного дома, не было двери. Точнее сказать, дверь была, но давно снесенная с петель. Она висела не на своем родном месте в дверном проеме, а стояла прислоненной к подъездной стене. И не убирали ее далеко от квартиры, наверное, только потому, чтобы не отвечать каждый раз на вопрос: «Где у вас дверь?»

Квартира встретила меня резким смрадом, ударившим в нос с порога. Окна в квартире были закрыты. На кухне горел небольшой факел газа на кухонной плите. В таких квартирах газ никогда не выключают – здесь знают цену спичек.

В квартире воняло дешевым, кустарного производства, спиртным, перегаром и запахом немытых человеческих тел. Я прошел в комнату. В ней на полу лежали несколько храпящих, находящихся в стадии скотского опьянения мужских, но больше казавшихся свинячьими тел. Одно такое тело лежало в коридоре. На единственной находившейся в квартире кровати лежало полностью обнаженное женское тело. Вокруг таза этой женщины разводами высохло желтое пятно – она, похоже, обмочилась во сне, а затем эта влага испарилась в душной квартире парами, что только добавляло и без того нестерпимой вони. Мой съеденный утром завтрак начал подниматься по пищеводу обратно и был готов уже вырваться наружу. Я подбежал к окну, распахнул его до конца и сделал несколько жадных глотков горячего, но все же свежего воздуха. Отдышавшись и дождавшись того момента, когда уличный воздух хоть немного разбавил царящую в этой квартире вонь, я перевел свой взгляд на лежащее на кровати женское тело. Глядя на него, я почувствовал отвращение и мерзость от своего восприятия этого. Не потому, что тело было болезненно высохшим. Не потому, что оно было не по возрасту дряблым. Не потому, что в подмышках и в том месте, которое у женщин, ведущих порядочный образ жизни, видят только их мужья или постоянные половые партнеры, была густая неухоженная растительность. А потому, что обладательницу этого тела, хозяйку квартиры, я… знал.

Кого из тех, с кем мы вместе учились в одной школе, кроме своих одноклассников, мы помним спустя несколько лет после выпускного? Шантрапу, державшую в страхе всю школу, если таковая в этой школе была. Активистов, выступавших на всевозможных представлениях и школьных вечерах, если таковые активисты в школе были. Хороших спортсменов, бравших для школы медали на городских и республиканских соревнованиях, если таковые спортсмены в школе были. Но есть категория учеников, которая присутствует в каждой школе. Это отличники.

Она была старше меня. На школьных линейках ее часто вызывал к себе улыбающийся директор и вручал ей очередную грамоту за завоеванное первое место на городской или республиканской олимпиаде.

Громким и бодрым голосом директор в очередной раз объявлял ее гордостью нашей школы. Говорил, что она вообще молодец и что всем надо брать с нее пример. Она краснела, стыдливо улыбалась и, робко поблагодарив его, немножко приседала, делая этим как бы небольшой аристократический реверанс.

Так продолжалось до того момента, пока она не закончила школу. А потом что-то случилось с ее матерью и отчимом. А потом что-то начало случаться с ней самой. Она покатилась, а потом и вовсе полетела в какую-то пропасть. Летела до того момента, пока не оказалась лежащей пьяной и голой в луже собственной мочи, где пребывала и сейчас.

Так довольно часто бывает, что тот, от кого мы ждем как минимум Нобелевской премии, оказывается стоящим в домашних тапочках, с трясущейся рукой, возле ближайшей к его дому пивной. С надеждой, что в эту трясущуюся руку накидают несколько монет. И если эти монетки там оказываются, этой же трясущейся рукой вливает в себя бутылку самого дешевого пива. А другой, на кого бы никто не поставил в начале пути, – в шикарном костюме, с элегантно завязанным галстуком смотрит на нас из салона дорогого авто или с высокой трибуны. Если сказать про жизнь, что она просто сложная штука, это значит обидеть ее и вообще ничего про нее не сказать.

Под гремящий храп свинячьих тел я приступил к визуальному осмотру квартиры. На одной из стен было большое прямоугольное пятно, тон обоев на котором отличался от остальных. Было понятно, что здесь когда-то висел ковер. Пустые полки серванта – здесь когда-то стояла хрустальная посуда. Пустые гардины – на них когда-то висели занавески. Нет, эта квартира не подверглась налету бандитов, вынесших из нее все имущество. Из таких квартир вещи выносят сами хозяева с целью обменять их на бутылку дешевой суррогатной жидкости.

Я прошел на кухню. Там на полу стояла целая батарея пустых грязных и липких бутылок. Их количество для одновременного нахождения в одном месте было велико. Сколько бутылок зараз берет компания? Пять-шесть. А такое количество бутылок самогонки можно было получить за что-то большое. «Может, за два мешка сахара?» – подумал я.

Вообще, когда пьянка в одном месте продолжается длительное время, довольно часто она заканчивается каким-нибудь ЧП. Доведя себя до животного состояния неумеренным употреблением алкоголя, некоторые люди перестают отдавать себе отчет в своих действиях. Сейчас эти храпящие люди были именно в таком состоянии. Будить их и доставлять в отдел просто не было смысла. «Да никуда не денутся, – подумал я. – Я все равно их всех знаю. Продолжим осмотр».

Одна бутылка самогонки была не начата. Наверное, на нее у компании просто не хватило силенок. Вместо пробки в бутылке была бумажная затычка салатового цвета. Я достал ее и развернул. Это была по диагонали разорванная обложка школьной тетради. По надписям, которые она сохранила на себе, можно было сделать вывод, что тетрадь принадлежит, а точнее, принадлежала ученику одной из школ в нашем районе, класс был «Б». Отрывок на самой нижней строчке титульного листа включал в себя буквы «…ения». «„Ксения“, – составил я у себя в голове. – Или „Евгения“».

Если тетрадка принадлежит дочке или внучке самогонщицы, значит, я сейчас пойду в эту школу, выпишу всех Ксюш и Жень из классов «Б». А уж из этого-то списка я наверняка быстро найду адрес торгашки кустарным алкоголем.

Находившихся в квартире пьяных спящих мужчин я решил не будить. «Никуда не денутся. Все равно я всех их знаю», – снова подумал я и направился в школу.

Несмотря на лето, там было оживленно и, самое главное, на месте оказалась директриса. Она-то и привела меня в учительскую, где разложила передо мной все классные журналы за последний год. Я объяснил ей, что мне нужны все девочки по имени Ксюша и Женя, учащиеся в данной школе в классах «Б». Начал листать журналы и составлять список.

– Чем девочки-то наши провинились? – спросила меня директриса.

– Ничем, – ответил я. Положил перед ней обрывок обложки школьной тетради и пояснил, кого я ищу.

Изучив обрывок, директриса очень удивилась:

– А зачем вам девочки?

– Ну вот же, смотрите: «…ения».

– Молодой человек, вы сами-то школу давно закончили?

– Ну-у-у-у, не так давно, – смущенно ответил я.

– Кто ж тетрадки в именительном падеже подписывает? Вам не девочек надо искать, а мальчика. Мальчика Женю. Евгения. Знаете, давайте сделаем так. У нас с прошлого года в школе ввели новую должность – социальный педагог. Она сейчас как раз на месте. Молодая инициативная девушка. Я направлю ее к вам на помощь. С ней, я думаю, Женю этого вы быстро найдете.

– Это Румянцев Женя! – недолго разглядывала обрывок тетрадной обложки социальный педагог. – Да, это его почерк. Из неблагополучной семьи. Я столько раз пыталась проверить его бытовые условия! Но никогда не могла попасть к ним домой. Меня просто не пускала его мать. Я поговорила с соседями и выяснила, что такое «затворничество» объяснимо тем, что мать его торгуем самогоном. Вот она-то вам, наверное, и нужна.

Я поблагодарил девушку и попросил телефон. Чтобы штурмовать адрес самогонщицы, все-таки нужна была помощь.

Через полчаса я вместе с подошедшим ко мне на помощь опером, татарином Фанилем, стоял возле располагавшейся на первом этаже дома квартиры самогонщицы. Звонить в дверь бесполезно. Иногда проникнуть в квартиру, в которой торгуют самогоном, потруднее, чем ворваться в притон к наркодилеру. Если она поймет, что к ней пришли из милиции, – забаррикадируется в квартире. Будем выкуривать ее оттуда часами. Поэтому мы решили вначале осмотреть окна квартиры и балкон, выходящий на противоположную сторону дома.

Несмотря на жару, в окнах были лишь чуть-чуть приоткрыты форточки, а вот зато с балконом нам повезло. Все из-за той же жары хозяйка квартиры нарушила «меры безопасности»: балкон и дверь на него были открыты.

– Рискнем?

– В прокуратуру затаскают.

– Если сахар там – победителей не судят. Как-нибудь отпишемся.

– Давай, – согласился Фаниль и подставил мне сложенные вместе ладони.

В одно движение я запрыгнул на балкон и сразу же затащил за собой Фаниля. Через мгновение мы уже были в квартире.

– А-а-а! – истошно завизжала самогонщица. – Грабят! Милиция!

Я ткнул ей в лицо бордовую корочку.

– А-а-а-а! – завопила она еще сильней.

Не обращая на нее внимания, мы принялись обыскивать квартиру в поисках сахара. Что было делать, признаться, проблематично. Все три комнаты, за исключением спальных мест, были завалены вещами. Чего тут только не было: бывшие в употреблении старые люстры, чайники, хрустальные вазы, столовые наборы, чайные сервизы, лыжи, детский велосипед, несколько телевизоров, оленьи рога и многое другое.

Не у всех приходящих за самогоном были деньги, многие несли просто вещи из дома. Самогонщица брала всё. Возле входной двери стояло бесчисленное количество бутылок. Как наполненных отравой, так и пустых. Рядом с ними располагались стакан и стеклянная дешевая рюмка – тем, у кого не хватало денег на полноправную бутылку, самогонщица отпускала на розлив.

Я стал рыскать среди вещей.