Образ зверя

– Руки! – крикнул незнакомец.

Молочница замолкла, прижала ладонь к ушибленной щеке и с ужасом уставилась на обидчика. Соседи отводили глаза, трусили. Гаврила заплакал – понял, что его маму обидели.

– Ну-ну, ты же большой мальчик, – сказал безумец. – Не плачь. Давай знакомиться!

Гаврила посмотрел на него пустыми глазами. Изо рта по небритому подбородку побежала слюна. В глазах копились слезы. Незнакомец взял его голову в ладони и приблизил к нему свое ухмыляющееся лицо.

– Меня Иса зовут, – сказал он. – Вообще-то это не мое имя, но я уже привык. А тебя как?

В глазах Гаврила блеснуло понимание. Влажные полные губы расползлись в широкой улыбке.

– Гав-ри-ла, – по слогам произнес идиот.

Иса потрепал его по щекам. Гаврила нахмурил брови, пожевал губами и произнес:

– Ты ма-му оби-дел. Пло-хой!

Иса фыркнул, подхватил серп с пола и поднялся на ноги.

– Будьте как дети! Смиренные наследуют землю! Дети – цветы жизни, и все такое прочее, – сказал он, широко расставив руки.

В этот миг несколько женщин из последних рядов вскочили и бросились к двери. Иса стрельнул взглядом, двери захлопнулись, беженки ударились в дверь и в отчаянии застучали по ней кулаками. Дверь не поддавалась, как будто снаружи ее подперли камнями.

– Куда это вы собрались? – возвысил голос Иса.

Женщины обернулись и вразнобой закричали:

– Выпусти нас! У нас дети! Мы ничего не сделали!

– Тс-с-с! – Иса приставил указательный палец к губам. – К чему весь этот шум? Я пришел вас судить. Очередь дойдет до каждого. Каждый виноват! За исключением Петра. Вот он – просто святой.

Безумец подмигнул Петру. Петр еще сильнее вжался в стену, выдавил вымученную улыбку. Поймал несколько подозрительных, недоверчивых взглядов.

Незнакомец вернулся к сцене, устало присел на нее, одна нога – на полу, другая болтается в воздухе.

– Хочу преподать урок, – начал Иса. – Урок милосердия. Вы вот тут молитесь, о чем-то просите, что-то предлагаете взамен. Но все не так устроено. Там, – Иса указал вверх, – нет ничего. Там только темнота. Такая же, как в ваших душах. Слова о доброте, братской любви – все это чушь. Вы все – жалкие лицемеры. А этот, – безумец плюнул в сторону проповедника, – просто шут гороховый. Не удивлюсь, если он потрахивает своего племянника. Вы звали кого-то, кто придет и спасет вас. Вот я и пришел. Я принес настоящее освобождение. Вы просили спасти вас? От чего? Чего вам не хватает? Вы живы, у вас есть еда, у вас есть одежда. Что вам еще нужно, вашу мать? – закричал Иса. – Я – ваше спасение! Я – это смерть.

С этими словами Иса приставил серп к лицу и улыбнулся. «Кошмар какой-то», – подумал Петр.

Несколько женщин заплакали. Петр увидел: в глазах мужчин тоже стоят слезы. Гаврила хрюкал – то ли плакал, то ли смеялся. Всюду – напряженные, бледные лица.

– Вот вам задачка, – сказал Иса громким театральным шепотом. – Я убью каждого мужчину в этом зале. Каждого! Кроме Петра, разумеется, – Иса отвесил Петру шутовской поклон. Петр сглотнул слюну. – Или же я перережу глотку Гавриле. Проявите же милосердие. У вас десять секунд. Тик-так, вашу мать.

Глава 3

I

Библиотека – большое приземистое здание с квадратными колоннами, серое, мрачное. Поверху по каменной крыше бежал когда-то богатый барельеф; время испортило его, обтесало каменные фигурки. Сейчас библиотека походила на мавзолей или гробницу, чем по сути и являлась: забытая мудрость, памятник достижений, которым нет места в изменившемся мире. Рядом стремились в головокружительную высь небоскребы, и их соседство превращало библиотеку в старую черепаху, вжавшуюся в землю, брошенную умирать в тени исполинских сосен-домов. На небольшой каменной площадке перед входом доминировал памятник древнему писателю. Хмурый бородатый старец сидел на камне в неудобной позе, напряженный, сосредоточенный предвестник беды.

– Грузите апельсины бочками, – сказал Таш.

– Братья Карамазовы, – хихикнула Таша.

Близнецы стояли у лестницы и глядели на памятник снизу вверх, кутаясь в плащ с капюшоном. Редкие в этой части Сердца пешеходы скользили по ним взглядом и в ужасе отшатывались – мало кто выносил присутствие близнецов без отвращения. Таши считали это естественным и давно привыкли. Не всякий разглядит красоту в безобразном, ровно как и наоборот.

– Я предпочитаю «Бесов».

– Потому что ты идиот.

– Как тебе не стыдно! Мы же с тобой бедные люди…

– Униженные и оскорбленные.

– Мы должны друг друга поддерживать!

– Скажи еще, что у тебя слабое сердце.

– А как же! Как у любого игрока.

– Значит, и у меня тоже…

– Конечно, ты же мой двойник!

Таши рассмеялись и поднялись по лестнице. Внутри библиотеки было темно. Затхлый запах, плесень, старая бумага. Дряхлая библиотекарша подковыляла к стойке, когда Таши позвонили в звонок. Повозилась с очками, висевшими на шнурке на шее, протерла их, подышала на стекла и водрузила на нос.

– Чего вам?..

Охнула, глаза за очками расширились, старушка подалась назад.

– Не бойтесь, – пожал плечами Таш. – Мы близнецы. Очень редкий случай. Две головы – одно тело. Мы привыкли, что на нас реагируют…

– Болезненно, – подобрала слово Таша.

– Может быть, вы о нас передачу видели по телевизору. Про нас часто крутят сюжеты в разных передачах о…

– …неестественном, – сестра снова закончила фразу. – И мы были, наверное, на всех шоу, которые идут в прайм-тайм.

Брат кивнул в знак согласия.

– К-кажется, припоминаю, – чуть оживилась библиотекарша. – На Центральном вас видела.

– Ага, мы были в гостях у Чахлого…

– На «Чудо-Барабане»…

– «Кто хочет стать богаче» с Палкиным, ну и так далее.

Лицо старушки прояснилось. На смену отвращению пришло осторожное любопытство – Таши перечислили все ее любимые передачи.