Острова блаженных

– Говорил.

Тут Мальчик почувствовал на себе взгляд Мачехи и с опаской взглянул на нее. Она не умела скрывать свои чувства. Отсутствие этого навыка – большой недостаток. Мальчик сразу понял, что спасен. И для спасения ему не нужно врать и изворачиваться – достаточно сказать правду.

– Что говорил? – мрачно спросил Отец.

– Сучьим сыном называл. И еще грязнокровкой.

– Тут покойник соврал тебе, видит Чур, – тяжело уронил Отец. – Кровь у тебя моя, а значит чистая.

Тяжелое молчание воцарилось в избе.

– Скажи, жена, – обратился Отец к Мачехе, – доколе ты зло на меня держать будешь? Мы что звери, недалеко ушли от них. Полны мы злобы, полны мы алчбы и жажды, но также полны мы и похоти. Такими мы сделаны, и нет у меня ответа, кто нас такими сделал. Сколько я помню себя, был я зверем, только без шкуры, как мой отец, как отец отца моего, как и его отец. Чужая кровь будоражит нас, заставляет нашу кровь быстрее течь под кожей. От смерти жаждем жизни еще сильнее. Когда за воином шла, какой судьбы ожидала ты?

– Верности ждала я, и ничего больше, – сквозь зубы процедила Мачеха.

Глубокая складка разделила густые отцовские брови.

– Дерзкая ты, за то и позвал тебя за собой, – покачал головой Отец. – Верность, молвишь. Так я верен тебе. В твой дом я возвращаюсь после славной сечи. Ждешь, что только с тобой буду? Такой верности от воробья жди или от псины – все одно не дождешься.

Женщина молчала, по щекам текли слезы.

– Сами себя не переборем, об этом и говорить нечего. А сына первого жалко – так и мне жалко. Живот рвется. Хороший рос сын, крепким был бы воином. Однако же, – тут Отец повернулся к Мальчику и указал на него пальцем, – вот этот малец доказал, что он будет воином на голову выше. Из всех нас он ближе всего к предкам – недалеко еще от них ушел. Корни сильны в нем, и он еще под защитой ушедших. Если была бы эта смерть неугодна предкам, они бы помешали. И Закон Силы никто не отменял. Силен не тот, кто сильно бьет, силен тот, кто побеждает. Запомни это.

И Мальчик запомнил это, крепко запомнил.

– Не плачь, жена. Ты сделаешь мне еще много детей. На то и дана нам молодость, чтобы детей делать. Жалко того, но славно, что у нас есть этот. Ты мать его, поскольку другая мать умерла. Заботься о нем, как о своем, коли пошла за мной. Ведь он – это мое, а все мое – твое, стало быть, и он твой. Чую я, он далеко пойдет. А ты, малец, запомни еще одно, – Отец положил на голову Мальчика свою огромную руку, перевитую толстыми канатами мышц, – сколько бы у тебя ни было силы в руках, врагов только головой победить можно.

Мальчик запомнил и это. Еще крепче, чем предыдущее.

* * *

Мальчик, Отец и Мачеха. Других имен нет. Либо умело скрыты в складках памяти, либо забыты, либо совсем стерлись со страниц истории за давностью лет. Не люди, а персонажи, которые за века превратились в архетипы. Образы из преданий, пересказанных много раз. Привилегия первых – их именами называют явления. Трагедия первых – имена забываются, явления остаются, переименовываются новыми первооткрывателями. Смерть – синоним забвения, жизнь – синоним памяти. Ничто не мертво, пока его помнят.

История Мальчика, разворачивающаяся перед глазами Вячеслава, история, которая становится частью его, Вячеслава, жизни, – это история несчастливой семьи, которая, вопреки высказыванию Толстого, несчастлива точно так же, как и другие несчастливые семьи. Как семья Роланда, а до нее – семья Гамлета, а еще раньше – семья Ореста. И миллионы других менее известных семей в прошлом, настоящем и будущем.

Отец – вождь северного племени. Потом на этих землях будет жить великое множество народов под общим именем славяне, но сейчас мир велик, как никогда, расстояния огромны, зимы суровы, лета жарки, добыча обильна, земля плодородна. Идеи государственности нет и в помине. Каждый – за себя и за своих, а свои – это семья.

Это мир мужчин, в котором мужчины дерутся, отнимают друг у друга добычу, а женщины в этой борьбе – только трофеи, не более чем домашний скот, способный заботиться о другом скоте. Разумеется, все чуть сложнее, потому что привязанности сильны, многие мужчины трусливы, а многие женщины – сильны характером. Но во все времена есть некий срез эпохи, некое усредненное значение (как римляне, поедающие виноград за ленивыми беседами о политике, или праздно философствующие греки), и эпоха Отца и Мальчика – воплощенная Валгалла.

Когда живое существо с развитым головным мозгом не озабочено проблемой выживания и стремлением добыть себе пищу, у него возникает потребность чем-то занять время – до следующего приступа голода. И тогда котенок начинает играть с клубком, а пес – бороться с соседскими собаками. За тысячелетия культуры человечество изобрело множество развлечений, но на восходе эры homo sapiens их было не так уж много. Племя, которое возглавлял Отец, десятилетиями развлекалось набегами на соседей, и все прочие развлечения строились вокруг битв – славных и не очень. После удачных битв гремели пиры, устраивались совместные купания, чтобы смыть пот, кровь и пыль сечи. Под вопли скоморохов затевались кулачные бои с пленниками и потехи с захваченными женщинами. После поражений проводились долгие ритуальные церемонии с целью вернуть благосклонность предков.

Зачастую приходилось обороняться, но никто никогда не устраивал геноцид. Также никто не посягал на чужую территорию – мир был большим, места хватало всем. Ненависти не было – просто желание развлечься, провести время. Страх смерти был – но только как животный инстинкт. Кураж и примитивная вера в предков помогали его преодолеть. Считалось, что духи предков, когда не заняты веселой дракой или пиром, – рядом, охраняют достойных и наказывают виноватых. Умершие неправедно, все ущербные – трусы, воры, увечные, калеки – обращаются в кровожадных упырей и вурдалаков и мстят живым за то, что те живы. Идеи ада не было и в помине – только бесконечные пир и битва среди родных лиц. И над всем один простой и ясный закон – Закон Силы. Кто сильнее, тот и прав.

Все это больше походило на грызню псов – псы угрожающе лают и больно кусают друг друга, но не убивают, своевременно разбегаются по своим конурам. За несколько лет подрастают дети и занимают места павших в прошлой битве. И снова бьют боевые барабаны, вьются тряпки на шестах, прародители знамен, из глоток воинов гремят боевые гимны. На стороне проигравших плачут женщины, горят дома, гаснут жизни. Но это не трагедия – привычная рутина вскипает кровью, взрывается адреналином. Только тоскливо поздней осенью и зимой – холодно. Ни косьбы, ни жатвы, ни сечи – заняться нечем, поэтому коллективное сознание гаснет в потоках самогона.

Не все жили так, как племя Отца и Сына. Да, кто-то предпочитал все брать силой – отнять легче, чем сделать самому или наладить обмен. Но не все племена жаждали драки. Где-то, где потеплее, люди жили землей, оборонялись от соседей, которых гнал голод или удальство, а сами ни на кого не нападали. Жили огородами и полями, подчиняясь бесконечному циклу смерти и возрождения природы. Сеяли и пожинали то, что посеяли.

Но все меняется, привычное надоедает, новое – влечет. Когда Отец возглавил племя, сменив своего отца, погибшего в очередной битве, ему было всего пятнадцать лет. Он был уже опытным ветераном. Первого врага он убил в восемь.

Отец вырос амбициозным и тщеславным. Наделенный гибким умом, Он не верил в предков. Он жаждал бессмертия и быстро понял, что единственный доступный человеку способ победить смерть – это слава. Для того, чтобы прославиться, нужно сделать что-то такое, что до него не делал никто. Отец решил отнять у соседей не только добычу и женщин – он решил отнять их землю. В мечтах он видел себя вождем всего известного ему мира. Сегодня, после Македонского, Наполеона, Гитлера и Сталина мысли о мировом господстве кажутся банальными и несвежими, но для человека, не так давно сошедшего с дерева и еще не нашедшего своих богов, это было настоящей интеллектуальной революцией.

В случае успеха это означало разрушение привычного мироустройства, но Отца это заботило мало. Он верил и не верил в успех, думал только о цели. Что делать с завоеванной территорией, как сохранить ее целостность, как управлять ей – до поры ему это было безразлично.

Первое, что решил сделать Отец, чтобы добиться славы, – изменить свое тело. Он с детства пообещал себе не пить самогон, чтобы всегда сохранять ясность рассудка. И сколько он себя помнил, любое свободное мгновение он тратил на тренировки: поднимал камни, отжимался, подтягивался на деревьях и махал мечом. На самом деле все это время он боролся с самым главным своим врагом – смертью.

* * *

Солнце золотыми стрелами жалит скопище людей на зеленом лугу. По бледным лицам и телам течет пот; через несколько мгновений он смешается с кровью, весело бьющей из ран. Длинные русые волосы пламенем развиваются по ветру. Люди недалеко ушли от зверей, еще не разбрелись по миру, племена и расы не смешались, потому скопище похоже на стадо – копия с копии. Лица старых – лица молодых, перерезанные морщинами и шрамами.

Отец напуган. Еще нескоро он станет Отцом, но другого имени нет. Отец – маленький восьмилетний мальчик. Естественный страх смерти мешается с радостью и азартом. Дрожь в коленках мешает стоять ровно, все тело трясет – мальчика захватывает ощущение нереальности происходящего. Грубый железный меч в руках слишком тяжел для детских рук, рукоять скользит в мокрых ладонях. Все тело покрыто липким потом. Мокрые волосы выбиваются из-под повязки, бьют по глазам, мешают смотреть. Враг близко.

Отец не должен был быть здесь – война удел мужей, а не детей. Но Отец вырос большим и сильным, и в свои восемь он выглядит пятнадцатилетним. Его отец, вождь, решил, что сама природа подготовила сына к войне, поэтому не нужно мешать естественному ходу событий.

Тишина взрывается топотом и криками. Противники высыпают из рощицы в отдалении, бегут к Отцу и его соплеменникам. Кто-то устает, сбивается на шаг, но большинство бежит – с ржавыми топорами, с тяжелыми молотами, с безыскусными железными мечами наперевес. Лица искажены ненавистью, от носа ко рту пролегли прямые складки. Отец крепче сжимает меч, поднимает рукоять к глазам – ему кажется, что настоящий воин должен держать оружие именно так.

Враги все ближе и ближе, и соплеменники мальчика срываются с места. Плодородная земля комьями вылетает из-под грубых сапог. Слева бежит вождь, его отец, и мальчик бежит рядом. Ветер бьет в лицо. Мальчика переполняет восторг, страха больше нет – он вместе со своими друзьями и близкими делает общее дело.

Две группы людей накатываются друг на друга, как две яростные волны. Хрупкие доспехи стонут под ударами острых мечей, обагряются кровью. Злоба и ярость на лицах сменяются удивлением, когда жизнь с кровью вырывается из ран. Лязг мечей и глухой стук топоров сливаются в симфонию сечи и смерти.

Отец бежит, но ничего не видит перед собой. Вдруг перед глазами вспыхивают звезды – тяжелый сапог встречает его грудь, прекращая бег. Мальчик валится на землю, как подкошенный. Меч выпадает из рук. Взрослый мужчина, враг, ногой отбрасывает оружие, а потом со всей силы бьет мальчика в бок. Сапог укреплен железом – ребра мальчика ломаются с глухим треском, как сухие ветки под башмаками лесника. Боль такая сильная, что сознание гаснет. Подчиняясь инстинкту, несмотря на боль, мальчик выбрасывает вперед ноги, вкладывая в удар весь свой небольшой вес. Удача на стороне мальчика: от неожиданности противник теряет равновесие и падает на одно колено. Боевой топор выскальзывает из рук и гулко ударяется оземь. Мальчик вскакивает, боль невыносимая, но боль – это жизнь. Своим хилым кулачком мальчик тычет в лицо врагу, но видимого урона не наносит. Враг взмахивает рукой, смачной пощечиной отбрасывает от себя мальчика – тот не падает. Оба противника на ногах, оба бросаются к топору. На одно короткое мгновение мальчик опережает мужчину, уворачивается он огромного кулака и, крутанув корпусом, с разворота обрушивает на врага топор. Под весом топора растягиваются мышцы, живот тянет от напряжения. С чавканьем лезвие вгрызается в бок. Глаза противника лезут из орбит – он не верит, что это происходит с ним. Мужчина смотрит на огромную рану, пытается закричать, но захлебывается кровью, потоком хлынувшей изо рта.

Вид смерти вызывает отвращение у мальчика, он шокирован и едва может двигаться. Он смотрит вокруг – всюду бьются люди, все слишком увлечены, непосредственной опасности для него нет. Тут и там лежат тела. Рядом умирает враг. Неподалеку отец пронзает своим мечом распростертого на земле противника. Завершив расправу, отец с тревогой озирается по сторонам, ищет глазами сына – находит, улыбается. Лицо в крови, улыбка похожа на жуткий оскал.

Мальчик снова смотрит на умирающего врага. Тот беспомощно тянет к нему руки, хватает за ногу. Мальчик с гримасой омерзения на лице отталкивает тело, в котором гаснет жизнь. Отвращение превращается в ужас и злобу. Мальчик подхватывает с земли свой меч и остервенело рубит врага, ускоряя приближение смерти. Лицо мужчины трескается, как переспелый помидор, сочится кровью, кожа виснет лохмотьями. Мальчик кричит, вкладывая в крик всю свою ненависть, весь свой страх. Чужая кровь брызжет, раскрашивает одежду, заливает металлом рот.

И вдруг шум битвы затихает, цвета гаснут, мир тонет в оттенках серого. Истина кровавым цветком распускается перед Отцом: изуродованное лицо врага – лик самой Смерти. Безымянный враг умер, его существование прекратилось. Что он оставил после себя? Детей, которые вырастут, чтобы их убили в очередной славной битве? Чем этот человек отличается от десятков других, что пали сегодня? Его жена перейдет к брату, мать родит нового сына, дети заведут собственные семьи. Сам он только что вступил в длинную вереницу предков, которые охраняют воинов на поле брани. Остается только надеяться, что он будет лучшим заступником для своих детей, потому что его предки мало помогли ему.

В этот самый миг Отец понимает, что не желает себе забвения. Напуганный пустотой жизни и безжалостными жерновами времени, он клянется себе сделать нечто, что навсегда изменит мир и сохранит его имя в веках.

Вдруг затылок отзывается болью. Ноги перестают слушаться. Отец падает как подкошенный. Сзади подошел враг и со всей силы ударил мальчика по голове дубиной. Он замахивается снова, чтобы довершить начатое и раскроить ребенку череп. Тут на помощь сыну приходит меч отца. Голова врага отделяется от тела. Вяло вращаясь, по кривой дуге летит в траву, скачет по земле раз-другой и замирает с выражением искреннего замешательства на лице.

Ирония ситуации: точно такое же выражение – на лицах всех оставшихся в живых. Сеча разом прекращается: усталые, взмокшие от пота, перепачканные в крови мужчины застывают на месте, озираются по сторонам. Не сразу до них доходит простая мысль: противник наголову разбит; вокруг – тела врагов; трусы – едва различимые точки вдали. Племя Отца победило!

Крики радости, дикие вопли восторга вылетают из натруженных глоток воинов и резвятся в теплом сухом воздухе. Будто бы в награду победителям дует легкий ветерок, остужает разгоряченные головы и тела.

Вождь осторожно опускается на колени рядом с сыном, кладет два пальца ему на шею, проверяя пульс, чуть улыбается, когда видит: сын жив. Аккуратно берет его на руки и идет вслед за воинами туда, где живут проигравшие, – грабить, насиловать и снова убивать.

* * *

Сбежавшие с поля боя предупреждают о поражении тех, кто ждал их с победой. Кому-то удается скрыться, кому-то нет. Победители преследуют побежденных, разоряют, крушат все на своем пути несколько часов, а потом – с закатом солнца – уходят к себе, забирая женщин, которых удалось поймать. Побежденные возвращаются в свои дома, продолжают жить дальше. Чтобы восстановить ресурсы, они зачастую нападают на племя послабее и помалочисленнее.

Нет постоянных победителей, нет постоянных неудачников. Состояние вечной войны – не только забава, но и естественный сдерживающий фактор роста. Природе чужда идея супермаркета.

Отец решил изменить правила игры. Он начал с малого: убил предыдущего вождя, своего отца. Не было интриги, яда, удара в спину – все вышло естественно. Почти естественно.

В очередной сече Отец (пятнадцати лет от роду) и вождь сражались плечом к плечу. Отец увидел, что в паре дюжин шагов за деревом прячется лучник и натягивает тетиву. Отец замер, чтобы лучник лучше прицелился, затем тронул вождя за плечо, привлекая внимание, и сделал шаг в сторону. Стрела пробила горло навылет, вождь скончался в считанные секунды. Отец навсегда запомнил его взгляд, полный понимания и ненависти. Вождь был честным человеком и убивал всех прочих мальчиков, которых жена приносила ему после Отца, чтобы избежать в будущем грызни за крылатый шлем. Но его сын оказался слишком нетерпелив.

Став вождем, Отец приступил к реализации своего простого плана: едва заслышав о чьем-либо поражении, он мчался к проигравшим и предлагал отомстить. Сначала его войско выросло до тысячи человек, через год – до трех тысяч, через три он стал силой, с которой нельзя было не считаться – под началом Отца была целая тьма воинов.