Реконструктор

Жандарм молчит и в задумчивости постукивает по столу пальцами.

– У тебя нет зольдбуха. Нет почти никаких личных вещей. Нет оружия, и жетон тоже отсутствует. Да от формы остались одни лохмотья: взрыв произошел совсем рядом. Я еще могу допустить, что вещи разбросало взрывом. Туда же унесло и оружие. Но жетон-то куда делся?

– Не знаю, герр обер-вахмистр. Я вообще ничего не могу вспомнить об этом.

– А вот госпитальные порядки ты знаешь очень даже хорошо. Приходилось лежать и раньше? Так ведь?

– Наверное, герр обер-вахмистр. Вам виднее, вы же лучше знаете подобные ситуации. Наверняка уже встречались с чем-то похожим.

– Правильно мыслишь, Макс. И не только с таким. Поверь мне, я уже много видел различных случаев. И память теряли, и документы. Но все в конечном итоге выяснялось. Правда, бывали случаи, когда это выясняли слишком поздно. Сам ведь знаешь, от пятисотого батальона у нас никто не застрахован. Решат, что ты дезертир, или что-то в этом духе… Нет-нет, не подумай, что я тебя пугаю, просто в моей практике такие случаи уже встречались, и было, что из-за мелкого проступка солдат симулировал потерю памяти. Но это у него получилось не очень хорошо и вызвало обоснованное подозрение. Вот и загремел бедняга в собачий батальон. Там-то он все быстро вспомнил. Да только вот помогло это ему мало: пока бумаги ходили туда-сюда… Словом, освобождать было уже некого. Так что подумай, Макс, хорошенько подумай и постарайся вспомнить.

– Что вспомнить, герр обер-вахмистр?

– А все. Все, что вспомнишь, сразу мне и расскажи. Так и скажи любому санитару: мол, хочу видеть старину Борхеса. Не сомневайся, я очень быстро тебя найду. А сейчас иди, выздоравливай и восстанавливай память.

Когда за моей спиной захлопнулась дверь, я не чувствовал себя настолько выжатым, каким был после приема у Киршбеера. Пот не катился градом у меня по лицу, не колотила дрожь. Но вся ситуация напоминала мне состояние перед прыжком в воду с высокого обрыва. Вот ты стоишь, наклонился, и понятно уже, что отыграть назад не получится, надо прыгать. А если не прыгнешь, то с большой долей вероятности полетишь в воду просто так, неподготовленным. И не факт, что это будет лучше. То есть прыгать надо, другого выхода просто нет. Но ты цепляешься за каждую долю секунды, что осталась перед прыжком. Даже за воздух готов пальцами держаться. Потому что – страшно. Здесь привычная земля (в которую уже готовы пустить корни твои пятки), а там, внизу, – неизвестность. Может быть, вся эта лужица глубиной по колено, и уже через секунду хлюпнувшие мозги разлетятся по поверхности воды. А может быть, там глубоко, и, красиво прорезав стрелою воздух, ты почти бесшумно войдешь в воду и, описав там положенный пируэт, вырвешься наверх. Наверх, к воздуху. И к свободе, которая ждет тебя там, внизу.

Главврач отложил в сторону исписанные листы и поднял глаза на стоявшего перед ним фельджандарма.

– Итак, старина Борхес, что вы можете сказать по данному случаю? Физически состояние Макса вполне удовлетворительно, и я не вижу причин, чтобы дальше держать его в госпитале. Мест не хватает даже для тяжелораненых. Если, как вы говорите, он опытный солдат, то его место на фронте. Если у вас есть какие-то сомнения, изложите их. В любом случае меня интересуют все ваши доводы, поскольку окончательное решение все-таки за мной.

– В тот день на станции, герр штабсарцт, разгружалось сразу несколько частей. В том числе и группа выздоровевших солдат, направленных для прохождения службы после излечения в госпитале. Не в вашем, герр штабсарцт. Наведенные мною справки не позволили однозначно подтвердить или опровергнуть факт нахождения Макса в этой группе. Двумя днями раньше этот госпиталь был захвачен бандитами и подожжен. В огне погибла часть документации. Из служащих госпиталя уцелели немногие. Никакие запросы также не пролили света на личность этого солдата. Он, несомненно, немец. Опытный боец, прошедший хорошую выучку. Но вот установить, где и при каких обстоятельствах он ее проходил, мне не удалось. Что-то очень знакомое, но память не подсказывает мне вывода. Мелькнула было мысль, что он – из горноегерских или десантных частей. У тех специальная подготовка, да и воюют они порою в весьма стесненных условиях. Отсюда и специфические приемы обращения с оружием. Но для десантника он слишком крупный – те чуток постройнее будут. Да и физически они покрепче. А егеря хорошо помнят название города, где их обучали. Для Макса же это слово – пустой звук. Отсутствие у него личных вещей и документов вполне объясняется, если вспомнить, в каком состоянии он был обнаружен. Там только верхняя часть одежды осталась относительно целой – все прочее разодрало в лоскуты. Словом, герр штабсарцт, у меня нет оснований требовать в отношении него каких-то экстраординарных мер. Полагаю, что это чисто медицинский случай, не входящий в компетенцию фельджандармерии.

– Вы абсолютно в этом уверены, мой друг?

– Да, герр штабсарцт. И готов подписаться под каждым своим словом.

– С медицинской точки зрения у меня тоже нет никаких причин для дальнейших проволочек. Он ведь у нас гренадер?

– Ну во всяком случае, если судить по знакам различия, то да.

– Вот и отправим его по соответствующему адресу. А там только рады будут незапланированному пополнению. Благодарю вас, обер-вахмистр. Вы мне очень помогли.

– Всегда рад помочь, герр штабсарцт! – поднялся с места фельджандарм. – Да, кстати, а на чье имя вы собираетесь ему документы выписывать?

– Хм… – потер подбородок главный врач. – Ну… это дело канцелярии, я полагаю?

– Не совсем, герр штабсарцт. Нет, разумеется, сопроводительные документы выписывает ваш писарь – это так! Но вот на чье имя? Мы ведь так и не установили фамилии этого Макса!

– Но он же назвал ее Киршбееру!

– Предположительно. Не факт, что это его настоящая фамилия. Вдруг впоследствии выяснится что-то? Солдат мог и ошибиться, ему простительно – контузия. А вот офицер… который эти бумаги подписывает…

– И что вы предлагаете?

– Герр Киршбеер что-то там говорил о специальном госпитале, куда попадают такие вот… забывчивые…

– То есть?

– Я точно не знаю… вроде бы их там как-то даже лечат. Внушением и электрошоком, что-то такое…

– Вот как? Что ж, пожалуй, в данной ситуации подобный выход стал бы наилучшим!

– Да. Вот там пусть и выдают Максу бумаги – какие угодно. С нас в подобной ситуации никто не спросит.

Вот так и решилась судьба одного из множества солдат, прошедших через этот госпиталь… Вместо ожидавшей его передовой он получил пока небольшую отсрочку от новой встречи со смертью. Впрочем, надолго ли?

Прощание наше было весьма трогательным. Невезучий Вилли совсем размяк, и даже голос у него слегка изменился. Дрогнул даже глыбоподобный Кегель – вот уж чего я совсем не ожидал! Покровительственно похлопав меня по плечу, он молча сунул мне в руки небольшой нож в черных кожаных ножнах и удалился. На прощание мы с ним обнялись, немало озадачив этим окружающих. От молчаливого здоровяка никто такой мягкости не ожидал. Мне уложили в новенький ранец пару пачек галет и даже бутылку свежего молока – приволок со станции Циммерман. Зажигалка, иллюстрированный журнал, прочий немудрящий солдатский скарб – все это заняло положенные места.

– Что ж, камрады, – встаю я со стула. – Мир тесен – еще увидимся!

Жму руки своим товарищам – ко многим я уже успел здесь привыкнуть – и выхожу в коридор. Поворот направо, спуск – и я во дворе. Здесь уже ждет нас грузовик: подбросят до станции. А там – поезд и несколько часов пути. Новый госпиталь – для таких, как я…

Выдержка из истории болезни Макса Красовски

(имя предположительное, со слов самого больного)

…Следствием данной контузии явилась практически полная потеря памяти. Больной не помнит своего имени и фамилии, никаких обстоятельств, предшествующих его появлению на станции. Отсутствие документов и личных вещей делает невозможным установление его личности таким способом. После неоднократных сеансов медикаментозного лечения и проведения восстановительной терапии он назвал свое имя – Макс – и предположительно фамилию – Красовски. Звания и номера части не помнит. На отправленные по инстанции запросы ответ до сих пор не получен…

…Физически крепок, тренирован. Телосложение спортивное. Вынослив, физически силен. После проведения соответствующей проверки установлено, что оружием владеет хорошо. Приемы обращения с оружием помнит, показал хорошую мышечную память. По результатам проверки установлено, что больной ранее проходил специальное обучение – присутствуют навыки обращения с оружием, не характерные для строевых частей вермахта. Реакция быстрая, на вопросы отвечает не задумываясь. В тех случаях, когда вопрос касается его прошлого, теряется и замолкает.

…Присутствуют следы от ранений. Четырехглавая мышца левой ноги – слепое огнестрельное ранение в верхней трети, пуля осталась в мышце. Операция не производилась, швы не накладывались.

Предплечье правой руки, в нижней трети, изнутри – шрам, предположительно от холодного оружия. Длиной 4,5 см. Шов – стандартный для подобных ранений.

Веко левого глаза, у переносицы. Шрам – предположительно от колющего оружия. Длина шрама – 0,6 см.

Спина справа, в районе верхнего края лопатки – многочисленные зажившие шрамы от осколочных ранений. Поверхностные – рентгеноскопией в теле осколков не обнаружено. Предположительно ранения нанесены осколками ручной гранаты. На это указывают их небольшие размеры.

…Полость рта санирована. Установлены две коронки желтого металла. Характер изготовления коронок и качество их исполнения позволяют сделать вывод о том, что данная работа выполнена квалифицированным специалистом. Ввиду малого количества материала и невозможности провести более тщательное исследование без демонтажа коронок сделать более конкретный вывод не представляется возможным.

…Отношения с товарищами по госпиталю поддерживает ровные, дружеские. Пользуется среди них авторитетом и уважением. Проявляет разумную бережливость и аккуратен в быту.

Кисти рук и пальцы – чистые, без повреждений и ранений. Ухоженные, черной работой не занимался. Хотя в беседах неоднократно указывал на то, что знаком с устройством автомобиля, умеет его ремонтировать и водить.

Особое мнение обер-вахмистра Юргена Отто Борхеса

Это, несомненно, опытный и хорошо обученный солдат. Некоторые специфические приемы обращения с огнестрельным и холодным оружием указывают на то, что он проходил подготовку под руководством инструкторов, обучающих специальные подразделения вермахта. Такие, как горнострелковые войска или десантные части. Внимателен, очень хорошо отслеживает окружающую обстановку и правильно ориентируется в самых разных местах, даже и в незнакомых. Молчалив, в разговоре обычно выступает слушателем. Хороший собеседник, умеет расположить к себе окружающих, проявляя неподдельный интерес к их словам. Память восстанавливается быстро, когда он получает соответствующий толчок в нужном направлении. Крайне осторожен, всегда, прежде чем присесть, проверяет место отдыха. Старается сделать это незаметно для окружающих.

Рекомендуется тщательное наблюдение специалиста соответствующего профиля.

Все больницы похожи друг на друга. Одинаковым запахом медикаментов, пропитавшим их коридоры. Схожим выражением лиц обслуживающего персонала и дежурными улыбками медсестер. Побывав в одной, можно безошибочно ориентироваться и в любой другой. По запахам определять перевязочную, по голосам за дверью – ординаторскую. Даже звук шагов по коридору – и тот везде одинаков. Раненые и больные передвигаются медленно, стараясь лишний раз не нагружать свой организм. Санитары и медсестры – те ходят быстро, им надо одновременно успеть во множество самых разных мест. Неторопливо шествуют врачи – вершители судеб. А когда в тишине по коридору звучат уверенные шаги главврача, госпиталь на мгновение затихает…

Но здесь мы не слышим шагов – в коридорах царит тишина. Никто не бегает по зданию, стремясь поскорее выполнить поручение. Не скрипят двери, и доски пола не жалуются на судьбу. Небывалое дело – на них постелены дорожки и коврики! А я уже совсем забыл про эту деталь обстановки… Здание молчит, не нарушая посторонними звуками тишины. И мы стараемся почему-то говорить вполголоса. Почему? Не знаю… так тут ведут себя все.

Мой лечащий врач – Эгон Фурц, уже вполне взрослый, солидный человек. Разглядывая меня в свои золотые очки, он что-то мурлычет себе под нос, какую-то мелодию. Врач нетороплив и спокоен, кажется, ничто на свете не способно его удивить. Внимательно прочитав мою историю болезни и перелистав еще какие-то бумаги, Фурц сильными пальцами ощупывает мне голову.

– Здесь? – нажимает он какую-то точку за ухом. – Что ты ощущаешь?