Звук. Стихотворения и поэмы

спасся, мне на ботинок вскарабкавшись.

Шла ты туда, откуда шел я. И я
шел в твое прошлое, как и ты в мое прошлое.
В них мы уже врезались бы, лишь
сделай вперед по шагу. И, может быть,

вечность, что так прошла, вся и была любовь,
там, на островке безопасности,
пока лист каштана не залепил светофор,
пока мы изображали двуликого Януса.

«Измеряющая жизнь стихотворениями…»

Измеряющая жизнь стихотворениями,
ты прости меня,«года» и «годы» путающего
как безграмотного
в категориях и формах времени
настоящего, прошедшего и будущего.

Если жизнь – сближенье сущего и должного,
я не жил ещё, упрямый и набычившийся:
где в любви нет прошлого продолженного,
остаётся только бывшее несбывшееся.

Ты глаголом жгла, актриса драматическая,
я мосты жёг из-за слова опрометчивого…
Жаль, всё так сложилось грамматически
только в форме настоящего прошедшего.

«Твои глаза глядят без поволоки…»

Твои глаза глядят без поволоки,
без приближенья линз,
всё тот же взгляд, спокойный и пологий,
как жизнь – всё вдаль и вниз.

Всё тот же путь приготовленья таинств
в купели иль в котле,
и шорох век, и губ лукавый танец —
последний на Земле.

Что дальше там – бессмысленная вечность,
усталость октября,
и никого, кто б мог, вочеловечась,
мне заменить тебя.

Безвидный мир, без отблеска и эха,
томленье спёртых душ…
Скажи теперь, что жизнь всего лишь веха —
да ладно уж.

Ты жизнь сама, слиянье тьмы и света,
тревожность бытия.
Ты всё живое, чем жива планета,
вот всё, что знаю я.

Пусть ждёт дыра, та чёрная, сквозная,
прореха из прорех…
Куда мы шли – я это не знаю,
но только вдаль и вверх.

«Общежитие затихало, смолк разговор за стеной…»

Общежитие затихало, смолк разговор за стеной,
лунный свет брёл стульям и сброшенному белью.
Полуприкрытые единственной простыней,
мы разбирали, что значит слово «люблю».

Ты говорила, это слово поёт, как щегол,
или так в солнечных бликах река бурлит…
Я говорил, это прежде всего глагол,
первое лицо, настоящее время,
несовершенный вид.

Ты говорила, это души само естество,
это лилии белой едва народившийся узелок…
Я говорил, это так, но прежде всего —
изъявительное наклонение и активный залог.

Солнце вышло из-за соседних крыш,
ты двинулась к двери по солнечному лучу…
Годы прошли, ты говоришь, говоришь,
ты говоришь – я молчу, молчу и молчу.

«Нынче её поцелуй прерывист…»

Нынче её поцелуй прерывист
так же, как и затяжка её сигаретой,
и ты свой гонор умерь, строптивец,
и зря разговором её не преследуй.

Зря не ломись к этой комнатке опустелой
за стенкою лба в капельках пота звёздных,
а лишь поцелуями считывай тело,
с тонкой кожи её собирая воздух.

Нынче ей в тягость каждое твоё слово.
Дай волю тайне,
тайной, как тайна подводного лова.